Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Оля, 1980 год. Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния
Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния. Ужас в том, что была суббота, то есть вместо того чтоб уйти на работу, родители сидели дома. Я так хотела сбежать к Женьке… Вот когда я вспомнила про комики! Хоть бы позвонить, хоть бы эсэмэснуть… Хоть бы узнать, как он там. Я весь день пыталась что‑то объяснить родителям. Мама вообще со мной не разговаривала, папа был сдержан, но из него хоть что‑то удавалось вытянуть. Особенно если мамы рядом не было. – Оля, ты пойми, если уж это дело дошло до моей работы, тут шутки кончились. Это тебе не игрушечки, не «хи‑хи» и не «ха‑ха». Еще не хватало, чтоб тебя из пионеров исключили! – Пап, да дались вам эти пионеры! – Ольга, всё! Я тебе объясняю еще раз, шутки кончились! Ты где вообще таких слов нахваталась? Что значит «дались вам пионеры»? – Пап, но вокруг вранье, и все же это знают! Пионеры никакие не самые лучшие, пионеры – все!!! И всё, что про них рассказывают, почти всё вранье. Ну и что с того, что Красноперкина – председатель совета отряда? Она ябеда и склочница! И почему я должна брать с нее пример? – Оля, такие вопросы не обсуждают! – Но почему? Почему? – Не обсуждают, и всё! – Пап, Женя хороший, а его ни за что выгнали. Ну почему за него нельзя вступиться, почему? – У Жени есть свои родители, вот они пусть и вступаются. И папа у него, между прочим, партийный работник. Вот пусть и разбираются сами. – Но почему сами? А мы? Неужели всем все равно?! – Ольга! У меня работа! У нас очередь на квартиру! Что ты хочешь, чтоб я всем этим рисковал ради какого‑то там Жени? – Он не какой‑то там, – сказала я сквозь слезы, – он самый лучший… В воскресенье я пыталась подлезть к маме. Я просила, раз уж ничего нельзя сделать, хотя бы перевести меня в школу к Жене. Мама взвилась с пол‑оборота: – Ты что, совсем с ума сошла? Куда перевести, кто тебя туда возьмет? – Ну ма‑ма‑а‑а‑а‑а‑а‑а… Мама немедленно перешла на сильно повышенные тона: – Ольга, я не позволю тебе сломать нашу жизнь! Ты еще ребенок, ты не понимаешь… Ты сейчас наделаешь глупостей, а потом вся жизнь коту под хвост! Если заставят отвести тебя к психиатру, то всё! Жизнь закончена! Ты никогда не поступишь никуда, ты работать нормально не сможешь! Ночью я не могла спать. Я думала о том, как бы повели себя мои родители в том, другом времени. Чего бы боялись? Или не боялись бы совсем? Все‑таки тут они другие люди. Мама почти не изменилась, выглядит по‑другому, но внутри осталась почти такой же мамой. А вот папа другой. Дома он трудоголик, там он работал двадцать четыре часа в сутки и спал в обнимку с комиком. Видели мы его, конечно, редко, но выглядел он вполне счастливым. А здесь… Такое впечатление, что свободное время его убивает. Если он рассказывает про работу, то в основном ругается. Ругается на плановую экономику, из‑за которой какие‑то нужные железяки он вынужден доставать с боем, потому что их не хватило. На таком же заводе в другом городе они валом лежат, ржавеют. Ругается на дурака‑директора, который член партии тридцать лет, но руководить заводом вообще не умеет. А сместить его нельзя, пока на пенсию не пойдет. Злой он тут, раздраженный. В понедельник я пришла в школу. Женьки не было. Я сидела одна. Мне никто не объявлял бойкотов, более того, меня поддерживали, говорили что‑то хорошее, но у меня было ощущение, что я одна. Одна в целом свете. А после уроков, пользуясь тем, что родители днем никак меня не могут контролировать, я собралась и пошла к Женьке. Минут пять под дверью собиралась с духом, чтоб позвонить. Открыла бабушка. Из комнаты выскочил Женька. Бабушка быстро втянула меня внутрь и захлопнула дверь. – Заходи, чтоб соседи не увидели, а то доложат еще, – бурчала она себе под нос. – Мне запретили с тобой общаться, – сказал Женя. – Папа тут вчера такой разнос устроил… Говорил, что я жизнь себе ломаю… – Мой тоже, – вздохнула я. Бабушка поила нас чаем и приговаривала, что все будет хорошо, что все образуется. – Эх, что ж вы не рассказали ничего, не посоветовались, – вздохнула бабушка. – Зачем? – буркнул Женька. – Затем, что плетью обуха не перешибешь. – Обуха вообще не перешибешь, – буркнул Женя. – Ну не скажи, – улыбнулась бабушка. – Он хоть и железный, да не вечный. И ржавчина его возьмет… – Бабушка, да что ты все загадками говоришь? – взвился Женька. – Ты еще скажи, что мы были неправы! – Правы, правы, – вздохнула бабушка. – Только б терпения вам побольше. И хитрости немного. – А я из дому убегу! – заявил вдруг Женя. – Помнишь, Оль, ты рассказывала, что будет другое время, хорошее. Давай убежим и дождемся… – Время всегда хорошее, – перебила его бабушка. – Ничего не хорошее! – взорвалась я. – Правду никто не говорит! Эту дуру Вассу никто остановить не может, и вообще – все дураки какие‑то… Я замолчала, боясь, что обидела бабу Любу. Но та только улыбалась да качала головой. – Ох, деточка, – сказала она, – плохое время, говоришь? А я помню, как Женькиного отца рожала. Война только‑только кончилась. Муки нет. Коровы две на всю деревню, да такие тощие, что мы их больше откармливали, чем доили. На полях сеять нечего, да и опасно – там мины вперемешку со снарядами неразорванными. А пацаны, за которыми не уследишь, норовят еще гранату какую откопать да в костер бросить… Бабушка вздохнула – наверное, вспомнила что‑то не слишком приятное. – Как же вы жили? – виновато спросила я. – А так и жили. И, между прочим, радовались! – баба Люба снова заулыбалась. – Потому что война кончилась! Потому что не стреляли, не бомбили. Потому что не надо было на дорогу каждую секунду оглядываться, не едут ли каратели… Так что время и тогда было хорошее, и сейчас отличное, а будет еще лучше! Повисла пауза. – Как тебе в новой школе? – спросила я. – Никак, – буркнул Женька, – меня никуда не берут. Васса скандал устроила на весь район. Папа сказал, что надо пересидеть полгодика где‑нибудь в тихом месте. У меня противно заскрипело на душе. Опять вспомнился мальчик Витя с рассказом о том, что Женька попал в плохую школу и так и не смог из нее выбраться… – Неужели у нас совсем не было выхода? – в отчаянье спросила я. – Был, не был… Теперь‑то какая разница. Время назад не вернешь, – сказал Женька. И тут я поняла, что шанс у нас есть. Мне нужно опять встретится с Витей и убедить его поменяться местами. Если в прошлый раз он смог меня найти во сне, то в этот я смогу найти его. И если мы вернемся каждый в свое время, в начало мая, то у нас будет еще один шанс! Женю можно будет спасти! Только… только… С Женькой я больше никогда не увижусь… Я просидела у Жени еще пару часов. Я все решила. Я не плакала. Я пыталась запомнить… Когда он смеется, глаза у него становятся ярче. А когда серьезный, начинает накручивать на палец прядь волос… Мне очень хотелось поцеловать его не прощанье, но я побоялась. Пожала руку. Женька сказал: – Приходи завтра! Бабушка обрадуется. А я даже сказать ничего не смогла, просто кивнула и вышла. И пришла домой. Я была уверена в том, что завтра меня здесь уже не будет. И мне оставалось только надеяться, чтоб там, в своем времени, я ничего не забыла, потому что… потому что… просто потому, что я не смогу жить, если забуду о нем…
|