Глава 2. Утро первого боевого выхода выдалось ясным, погода радовала, настроение у спецназовцев было приподнятым

Утро первого боевого выхода выдалось ясным, погода радовала, настроение у спецназовцев было приподнятым, особенно у впервые идущих на задание. Ожидание настоящего дела заставляло бурлить молодую кровь, подбадриваемую слегка «натянувшимися» нервами. Всё было впервые – не просто новые ощущения, а совершенно другая, новая, по‑своему интересная, манящая девятнадцатилетних мальчишек жизнь. Жизнь, где все взаправду и никаких компромиссов – или ты, или тебя, и серьёзная ответственность, и ощущение чего‑то великого, выполняемого не кем‑то, а именно тобой. Так было для десятков парней, но для Дмитрия Маркитанова всё давно стало привычным. Неспешные сборы, получение оружия и инженерного имущества, построение на плацу, краткий строевой смотр и хрустящий гравий под ногами идущих к машинам разведчиков‑спецназовцев.

– Бывай! – Поднятая высоко вверх рука, сжатая в кулаке, – доброе пожелание остающимся.

– Димарик, аккуратнее там! – Наказ знакомого группника из второй роты.

– Не дождётесь! – шутливый ответ, и вот уже группа, выстроившись за воротами КПП, снимает предохранители и щёлкает затворами, заряжая оружие.

– К машине! – крикнул Морин, и спецназовцы начали забираться в кузов. Димарик посчитал бойцов и забрался в кузов самым крайним.

– Командир, все на месте! – не дожидаясь привычного вопроса, доложил он и, повернувшись лицом в глубину кузова, на всякий случай скомандовал: – Провериться по троечкам! – Сам же быстро поймал взглядом притулившихся в углу борта радистов и успокоился.

– Первая тройка – все, – первым отчитывался рядовой Иванов.

– Головняк на месте, – ответил младший сержант Морзобитов.

– Тыл в норме, – послышался слегка хриплый голос Овечкина.

– Вторая тройка ядра здесь, – взглянув на сидящего рядом Киреева, выдал Королькевич.

«Всё спок», – мысленно произнес Димарик и, блаженно закрыв глаза, откинулся на спинку скамейки. Можно вздремнуть. Сколько ещё будут ехать машины до места высадки? Полчаса? Час? Два? И провести их в бездарном бодрствовании? Ну, и что с того, что машину неимоверно трясёт и на очередной выбоине, того и гляди, взлетишь до потолка? Что с того, что совсем рядом безустанно трещит вечная балаболка Поливанов, и что с того, что в любой момент колонну могут обстрелять встретившиеся на пути «чехи»? Всё это сущая чепуха, если ты на войне давно и умеешь привычно урывать в любой обстановке минуту отдыха. Димарик спал, просыпаясь от особо сильных толчков, от особо громких возгласов, от время от времени раздававшихся вдали выстрелов, для того чтобы снова уснуть.

– На выход!

Голос командира Димарик услышал, уже стоя на ногах. Как только машина стала замедлять ход, постепенно съезжая на обочину, он проснулся, одним вдохом‑выдохом прогнал остатки сна и приготовился к десантированию.

– Живее, живее! – торопил он разведчиков, дожидаясь своей очереди бежать в лес. Вот на землю спрыгнул второй радист, за ним пулемётчик Киреев, и Димарик, заняв своё место в боевом порядке, бросился вслед за ним к ближайшим зарослям. Тень деревьев упала на лица разведчиков, зашуршала раздвигаемая листва, и отпущенная Киреевым ветка больно ударила по рукам бегущего следом за ним Маркитанова. Тот скривился, но не проронил ни звука.

«Сам виноват, нечего было так сближаться», – скользнула короткая мысль, и, сбавив шаг, старший сержант чуть приотстал, оглянулся, пытаясь сквозь сгущающуюся за спиной листву разглядеть, все ли бойцы группы достигли леса, но тут же едва не свалился на землю, оступившись во внезапно попавшейся под ногу ямке. Снова сдержав рвущиеся наружу эмоции, Димарик выпрямился, поморщился от появившейся в щиколотке боли и, ни на секунду не остановившись, поспешил дальше. Лесная прохлада окружила, приняла, вобрала в себя вошедших людей, поглотив издаваемые ими звуки, сокрыв их под своей зелёной массой. Спецназовцы шли спорым шагом, удаляясь всё дальше и дальше от извивающейся дорожной ленты.

Команда остановиться последовала в тот момент, когда группа, углубившись в лес, перевалила на западную половину небольшого хребта.

– Чи, садимся, выход на связь, – пояснил Димарик беспокойно посмотревшему на него Королькевичу. И тут же скомандовал: – Наблюдай! – После чего, присмотрев себе местечко поудобнее, шлёпнулся на задницу, намереваясь хлебнуть чайку из висевшей на поясе трофейной фляжки. Не успел он отрубить крышку, как раздался голос Киреева:

– Димон! Старших троек к командиру!

– И зачем?

На вопрос Маркитанова Михаил только пожал плечами: «мол, я откуда знаю».

– Королёк, – сунув фляжку обратно в чехол, старший сержант нехотя поднялся, – передай дальше: старшего тройки – к командиру.

Он непритворно вздохнул, ибо искренне не понимал, зачем группнику потребовалось собирать старших троек в самом начале боевого задания, но идти всё же следовало, и потому, поправив на плече лямку рюкзака, Димарик двинулся вдоль линии рассредоточившихся по сторонам разведчиков.

– Командир, что случилось? – тяжко вздыхая, словно от только что выполненной непосильной работы, присел он на корточки.

– Ещё раз напомнить решил, – кивнул подбородком на расстеленную на земле карту командир. И тут же спросил: – Тыл здесь?

– Да, я, – подсаживаясь к остальным, отозвался только что подошедший Овечкин.

– Итак, напоминаю, – остро отточенный карандаш в руке группника метнулся к карте. – Здесь мы находимся сейчас, здесь – основное место сбора, здесь – запасное. – Сидевший к нему ближе всех Димарик зевнул, но Морин, бросив косой взгляд в его сторону, замечания делать не стал. – В случае обнаружения чего‑либо подозрительного на досмотр выдвигается вторая тройка ядра, при наличии минной опасности… – Денис повернул голову к сидевшему слева командиру второго отделения младшему сержанту Морзобитову: – Юра, сапёр идет с ними.

– Помню, – отозвался тот, и Морин продолжил:

– При обнаружении противника сразу сообщать мне. В случае вступления в бой первая задача – прижать, не дать противнику опомниться. Димарик, ты действуешь по обстановке.

– Ясно… – сонно отозвался Маркитанов.

– Двигаться без спешки, обо всём подозрительном сразу докладывать. Морзобитов, это больше всего касается тебя! Заметили, остановили группу, доложили. Внимательность и ещё раз внимательность. Я никого не гоню. Расстояние до района разведки невелико, время у нас есть. На сегодня задача‑минимум – выйти в район разведки. Максимум… по обстановке. Всем всё ясно? У кого какие вопросы? Если нет, то по своим местам. Начало движения через пять минут. Юра, выдвигаетесь без дополнительной команды, самостоятельно; азимут ты знаешь.

– Знаю, – согласился Морзобитов и, поднявшись первым, направился к голове группы. Остальные старшие троек последовали его примеру.

Через пять минут спецназовцы начали движение в сторону района предстоящей разведки.

Всё сложилось довольно удачно, и в заданный квадрат группа вышла в шестнадцать тридцать. Времени для продолжения поисковых мероприятий было ещё вполне достаточно, но командир группы старший лейтенант Морин рассудил иначе – отдав группе команду двигаться медленнее, начал приглядывать место, более всего подходящее для организации ночной засады. Особой причины перенапрягаться в первый же день выхода он не видел.

– «Стоп» – слово, сказанное одними губами, рука, поднятая вверх, затем движение рук вниз и в стороны – «садимся на засаду», и сам Морин отступил чуть‑чуть в сторону, выглядывая подходящее местечко для днёвки, а вокруг раздавалась едва слышимая суета – бойцы привычно выбирали позиции, рассаживались, обустраивались на ночь. Вскоре они начнут устанавливать мины, и вот тогда старший лейтенант все осмотрит, убедится в правильности выбора бойцов и со спокойной совестью примется за ужин, но никаких разогревов – холодные консервы из пайков и взятый из пункта временной дислокации отряда чай, налитый в пластмассовые полуторалитровые бутылки.

– Командир, время выхода в эфир! – Морин вздрогнул, за собственными раздумьями не заметив подкравшегося слева сержанта Синявского, вечно улыбающегося, худощавого, веснушчатого парня, с волосами рыжего, скорее даже медного цвета, с ямочкой на подбородке и удивительно яркими голубыми глазами. – Что передавать?

– Сообщи, что у нас всё на три пятёрочки, ведём поиск по координатам… – Группник взглянул на GPS, отнял сто единиц по иксу и четыреста пятьдесят по игреку и назвал получившиеся цифры стоявшему наготове с блокнотом радисту. – А через час скинешь вот эти, – показал он на экран, – сообщишь, что организовали засаду.

– Понял, – продолжая улыбаться, кивнул Синявский и, решив, что у группника к нему вопросов больше нет, исчез так же незаметно, как и появился.

– Димон! – Раскручивая и сразу маскируя (методом втаптывания в росшую здесь траву) провод для установки мины в управляемом варианте, младший сержант Королькевич вспомнил о давно вертевшемся на языке вопросе: – А наши группы по крупняку «встревали»?

– Бывало, – внимательно поглядывая по сторонам, с ленцой в голосе ответил Маркитанов.

– И часто? – Изощрённо изогнувшийся кусок провода никак не желал прятаться под предназначенный для его сокрытия пучок травы.

– Да часто… в общем. – Димарик остановился и опустился на землю. Поставив мину, прицелился, привстал, осмотрел местность, переставил её чуть в сторону, снова прицелился, затем достал из кармана, вкрутил «ЭДПР» и соединил провода. Отряхнув руки, повёл взглядом по местности, опять опустился на землю, взглянул в окошечко и негромко бросил:

– Маскируй, – после чего начал отступать назад по направлению к днёвке.

– Димон, а ты сам «встревал»? – догнал его закончивший маскировку Королькевич.

– Да было… – не стал скромничать Маркитанов.

– А вот скажи, – Королькевич вдруг понял, что тема крупного «встревона» Димарику неприятна, – а как быстрее всего путёвый результ сделать? Ну, чтобы на медаль, там, или орден?

– Это как повезёт. Знаешь, как иногда бывает: одни группники ищут, ищут, ищут «чехов», гоняют свои группы туда‑сюда – и ни одного боестолкновения; другие хрен куда ходят, заныкаются – и знай себе радиограммы шлют: «веду поиск», «веду поиск» … Вот и получается: одно боестолкновение – результ, второе – результ, третье… В общем, кому какая пруха. Я вот в группе у одного «пиджака» был, летёха после института, так тот вообще ни разу дальше километра от места десантирования не ходил, а что ни выход – бой. Комбат его даже на БЗ лишний раз старался не посылать, но всё время в ПВД держать не будешь, а мы все на нервах… Это поначалу, как ты: «В бой! Результ!» – а потом раненые, убитые, и так без продыху. А нервы – они нежелезные. Группник наш – Камышин фамилия, кстати, – одно время запил, потом бросил, как отрезал. И с наградами ему не везло: их постоянно заворачивали и заворачивали, а оно, знаешь, как обидно, когда вроде как заслужил, а тебе – по всей морде. Офицеры в тот день что‑то отмечали, сидели трепались, кто‑то про награды речь завёл – кому что, у кого‑то там уже «Мужество» маячит, у кого медаль, только у Камышина ни намёка. Кто‑то возьми и скажи: «Ты, мол, Серый (Камышина Сергеем звали), к Мирохину зайди да узнай, что к чему». А майор Мирохин – это наш замполит – наградные писал и в Ханкалу их возил. Камышин и отвечает: «И что, и пойду, и узнаю. В конце концов, сам о себе не позаботишься – никто не позаботится». И пошёл. Опрокинул ещё один стакан и пошёл. В палатке Мирохина не оказалось, а на столе лежала целая стопка наградных; вот мой группник и решил посмотреть, что хоть в них написано. Заглянул в один листок, в другой, видит – наградной на майора Мирохина, на орден Мужества. Старлей мой – а ему в то время уже старшего лейтенанта присвоили – подумал: где же тот так отличился, если из штабной палатки почти не вылазит? Начал читать: «…действовал в составе …ой группы. Во время завязавшегося боя принял командование группой, заменив самоустранившегося от своих служебных обязанностей старшего лейтенанта Камышина… в рукопашном бою, применив приём рукопашного боя, лично уничтожил…» Дальше группник читать не стал. Схватив этот наградной, к сожалению, оказавшийся всего лишь копией уже пошедшего по инстанциям, выскочил из палатки и побежал искать Мирохина. Носился озверелый по ВПД, грозясь пристрелить «замполита‑рукопашника».

– И что, морду‑то он ему набил? – Королькевич расстелил коврик и теперь вытаскивал из рюкзака плащ‑палатку.

– Не‑а. Сперва не нашёл, потом не дали, потом ушли на БЗ, а когда вернулись, майор Мирохин к нему подошёл: «Ты, значит, не серчай, я не со зла, то да сё. Мне уже пенсия скоро, а ты ещё молодой, успеешь, заработаешь, я на тебя на днях такой наградной оформлю, как пить дать пройдёт» – ну, и дальше на ту же тему. Камышин не то чтобы поверил, просто добрый он был… одним словом, «пиджак». – Димарик махнул рукой от досады, словно это не Камышину, а именно ему из‑за чьей‑то подлости не дали заслуженную награду. – Морду бить он не стал, наград так и не дождался, а боестолкновения по‑прежнему к нему липли – к концу командировки мы чуть ли не ракетами пуляли, чтобы «чехов» отпугнуть, так до последнего и «секлись». Крайнее БЗ тоже… – Димарик замолчал, видимо, не желая ворошить не слишком радостное воспоминание о прошлом.

А Королькевич, до конца не удовлетворивший свое любопытство, начал доделывать днёвку. Сумерки наступили стремительно. Тёмный лес погрузился в тишину, нарушаемую лишь нытьём комаров да далеким «хорканьем» одинокого кабана. По звёздному небу медленно ползла половинчатая луна. В вершинах деревьев резвилась проснувшаяся ночная охотница – летучая мышь. Бесшумно, словно серая тень, над головами пронеслась сова. Долго ворочавшийся в спальнике Димарик наконец уснул, и теперь слышалось его ровное спокойное дыхание. До его смены оставалось ещё два часа – уйма времени.

Взрыв грянул в предрассветной тиши молотом небес по наковальне преисподней.

– К бою! – негромко, скорее сам себе, чем другим, приказал Морин, вскакивая со своего ночного ложа. Плёночное укрытие отлетело в сторону. Но за взрывом выстрелов не последовало и ситуация оставалась неясной.

– За мной! – скомандовал старший лейтенант подбежавшему Синявскому и, на ходу снимая автомат с предохранителя, поспешил в направлении взрыва. Лагерь спецов проснулся, правда, бойцы, ещё не определившись с произошедшим, не спешили предпринимать каких‑либо излишне суетливых действий. Они лишь заняли определённые с вечера позиции и, не получая команд, ждали «продолжения банкета».

Несмотря на то что взрыв «МОН‑50» произошёл в то время, когда старший лейтенант спал, с направлением он определился точно.

– Что… у вас… тут? – тяжело дыша, спросил группник у приподнявшегося ему навстречу Овечкина.

– Да вот… – неопределённо махнул тот рукой в сторону уходящих вниз низкорослых зарослей молодого орешника.

– Да «чехов» они вальнули, – более определённо ответил вынырнувший откуда‑то сбоку Маркитанов.

«А ты каким образом здесь?» – хотел спросить Морин, но в этот момент до него дошёл смысл сказанного.

– «Чехов»? – В рассветных сумерках глаз старшего лейтенанта не было видно, но, если кто сумел бы их разглядеть, то заметил бы в них явное недоверие.

– Двух… – сообщил Димарик.

– А ещё были? – продолжал допытываться Морин.

– Вряд ли. Если бы были, то этих либо уже уперли, либо мы тут так просто не разговаривали бы… – почёсываясь от укусов налетевшего гнуса, уверенно заключил Димарик.

– Ты убитых видел? – вытянул вперёд шею старлей, пытаясь рассмотреть тропу, прятавшуюся за кустами шиповника.

– Да так… – пожал плечами Димарик. – Издалека. Не люблю глупого риска. Темновато, вдруг кто третий притаился, – пояснил он. – Сейчас вот рассветёт, тогда и разберемся.

– Покажи, где. – Денис почувствовал, как во рту появилась непривычная сухость, а по всему телу прокатился зуд нетерпения.

– Да вон оттуда видно. – Димарик показал стволом автомата на сидевшего чуть левее остальных пулемётчика Костина. – Он их и вальнул. Только не высовывайтесь, мало ли, – и первым поспешил к вжавшемуся в землю Костину. «ПКМ» в его руках мелко подрагивал, рядом на земле лежала запасная, свернутая в кольцо пулемётная лента; сразу же за ней валялся маленький цилиндрик подрывной машинки.

– Ну, как? – спросил Димарик, падая на землю подле пулемётчика, и тут же отодвинулся, освобождая место плюхающемуся рядом командиру.

– Лежат, не шевелятся, – судорожно сглотнув, прохрипел Костин.

– Это хорошо, – похвалил пулемётчика Маркитанов и, хлопнув его по спине, добавил: – Ма‑ла‑дец!

– И правда, «чехи»! – выдохнул Морин, видимо, так до конца и не поверивший в два трупа и только теперь своими глазами убедившийся в сказанном. – И как это произошло? – обратился он к пулемётчику, желая узнать подробности.

– Я, товарищ старший лейтенант, – слегка подрагивая от нервного возбуждения, горячо зашептал Костин, – сижу, слышу – заскрежетало что‑то. Прислушался, а оно опять, так, будто шип за одежду зацепился. Я «пээмку» в руки и жду, но на боевой сразу ставить не стал – может, кабан или показалось… Потом шлёп, шлёп, как подошва по гравию. Я «пээмку» в боевое положение привёл, и тут они прямо на меня и вылезли. Только что не было, и вдруг идут в полный рост. Я и жахнул – чуть ладонь об толкатель не отбил. Хотел из «ПКМа» добавить, но пока туда‑сюда, слышу – тишина, и никого больше не видно. Этих, – кивнул Костин на валяющиеся на земле трупы, – я тоже не сразу разглядел. – Он слегка встревоженно взглянул на командира, словно опасался, что сделал что‑то не так, и добавил: – Вы же сами говорили – «подрыв», а там по обстановке. Если противника не видно, то просто так не стрелять, позицию не выдавать. Правильно?

– Правильно, правильно, молодец, – похвалил бойца Морин и повернулся к Маркитанову: – Что, пошли?

– Рано, командир, ещё немного… – попробовал охладить его Маркитанов и, поглядев поверх деревьев в сторону занимающейся зари, добавил: – Уже скоро.

– Хорошо, – согласился старлей, удивив бойцов своей покладистостью. Оказалось, он знал, чем себя занять в ближайшие несколько минут: – Синявский, давай связь!

– Командир, погоди! – дёрнул Морина за рукав «горки» Димарик. – Успеем, доложим.

Тот нетерпеливо отмахнулся.

– Командир, надо сначала досмотреть, – настаивал на своём старший сержант. – А то спросят, что да как, а мы что?

– Синявский, отставить! – Денису не терпелось доложить о результате, но сперва действительно следовало произвести досмотр. Как назло, рассветало с неимоверной медлительностью. Казалось, проходили часы, хотя на самом деле бежало несколько минут.

– Димарик, за мной! – наконец не выдержав и взяв оружие на изготовку, Морин встал и, слегка пригнувшись, двинулся вниз по откосу туда, где в предрассветной полумгле лежали два неподвижных тела.

Маркитанов медленно поднялся и молча двинулся следом. На то, чтобы подойти к трупам, понадобились какие‑то секунды.

– «Чехи!» – обрадованно выдохнул Морин, разглядывая «гортековский» камуфляж, новенькие, тоже «гортековские», берцы, большие, наполовину заполненные рюкзаки за плечами обоих убитых. – Отлично! Есть результ!

– Нету… – разочарованно протянул Маркитанов.

– Чего нету? – не понял группник.

– Стволов нету, – пояснил старший сержант, и старлею хватило одного взгляда, чтобы его эйфория покрылась серой пеной легкого разочарования.

– Но ведь «чехи» же! Может, в рюкзаках?

Шагнув к ближайшему, он довольно небрежно вспорол ножом лямки рюкзака и, оттащив его чуть в сторону, начал вываливать на землю содержимое. Димарик, которого покоробило столь небрежное отношение группника к трофеям, недовольно покачивая головой, нагнулся ко второму убитому, осторожно стянул лямки с плеч, выпростал ещё не успевшие окоченеть руки, перевернул труп на бок и вздохнул с сожалением, рассматривая окровавленную, истерзанную многочисленными осколками материю новенького «Гортекса». Затем расстегнул грудную перемычку, ухватившись за рюкзак, стянул его с «чеха» и оттащил на пару метров, после чего, развязав горловину, начал аккуратно вынимать и складывать ровной стопочкой находящиеся в нём вещи. Увы, ничего криминального там не оказалось: спальник, еда, дополнительная фляжка с водой, но даже завалявшегося нажимника или кусочка тротила в этом рюкзаке не было.

– Что у тебя? – По виду старшего лейтенанта можно было понять, что и в распотрошённом им рюкзаке лежало то же самое.

– Ничего… – разочарованно покачал головой Маркитанов.

– Жаль, – поджал губы Морин. – Синявский, дуй сюда! – И когда радист начал спускаться, приказал: – Качай связь!

– Командир, не стоит, не стоит докладывать! – запротестовал Маркитанов, начиная складывать вытащенные вещи убитого обратно в рюкзак.

– Это почему? – грубо уточнил старший лейтенант, в душе которого внезапно родилась глухая злость к своему заму.

– Стволы, – коротко пояснил Маркитанов.

– И что с того? – В голосе группника сквозило непонимание. – Но ведь «чехи» же!

– «Чехи», – не стал отрицать очевидного Димарик, – но стволов нет.

– Нет и нет, главное – «чехи». – Морин никак не мог понять причину беспокойства своего заместителя.

– А ты докажи! – резко выдохнул Димарик.

Старший лейтенант замер, словно споткнулся. Казалось бы, такой простой фразой Маркитанов спустил Морина на землю и заставил задуматься.

– Командир, Центр на связи, что передавать? – шепотом спросил приблизившийся Синявский.

– Передавай… – Старший лейтенант задумался. – «Ладно, – решил он, – в конце концов, сообщить о трупах и через десять минут будет не поздно». – Скажи, что у нас всё в норме, и отключайся.

– Понял, передаю. – Синявский привалился к ближайшему дереву и стал налаживать связь.

– А что тут доказывать? – вернулся к прерванному разговору Морин. – Камуфляж, рюкзаки, хрен знает сколько ночи… утра. Что доказывать?

– Стволов нет, – гнул свою линию Димарик.

– Да и черт с ними!

– А в прокуратуре ты что писать будешь? – Старший сержант наконец‑то сложил все «чеховские» вещи и, стараясь не запачкаться кровью, сел на жалобно «вздохнувший» рюкзак убитого.

– А что писать? Что доказывать? Что они в таком виде в такую рань в лесу делали? Всё и так ясно.

– Орехи собирали, – без тени улыбки высказал своё мнение Маркитанов.

– Какие, на хрен, орехи весной? – возмутился группник.

– Хорошо, черемшу, грибы, корову заблудившуюся искали… Да что угодно! – Димарик тяжело вздохнул, не понимая непроходимой тупости своего командира. – Это нам с тобой ясно, а вот им… – кивнул он куда‑то за спину, – ничего не докажешь. Захотят сделать свой «результ» – и подтянут. Никакая логика не поможет.