VI. Стойло для коня

Жильят хорошо разбирался в рифах и знал, что с Дуврами шутить нельзя. Прежде всего, как мы уже говорили, ему надо было поставить ботик в безопасное место.

Две гряды подводных камней, образовавших извилистую траншею позади Дуврских скал, местами соединялись с другими утесами, и, очевидно, в ущелье выходили закоулки и пещеры, связанные с главным проливом, как ветви со стволом.

Нижнюю часть скал затянули водоросли, верхнюю – лишайник. Одинаковый уровень водорослей на всех скалах отмечал линию воды при полном приливе и высоту спокойного моря. Там, куда вода не доходила, скалы отливали золотом и серебром – так расцветили морской гранит пятна желтого и белого лишайника.

Кое‑где конусообразные раковины покрывали скалы струпьями проказы. Казалось, на граните подсыхали язвы.

В иных Местах, в выбоинах, где волнистым пластом лежал мелкий песок, занесенный сюда скорее ветром, чем прибоем, пучками рос синий чертополох.

На уступах, куда редко долетали брызги пены, виднелись норки морского ежа. Этот иглокожий моллюск, который катится живым шаром, переваливаясь на колючках своего панциря, насчитывающего более десяти тысяч частей, искусно прилаженных и спаянных, и ротовое отверстие которого неизвестно почему называется «фонарем Аристотеля», вгрызается в гранит пятью своими резцами, выдалбливает камень и селится в ямке.

В этих каменных ячейках и находят его охотники за «плодами моря». Они разрезают его на четыре части и съедают сырым, как устрицу. Некоторые обмакивают хлеб в полужидкую мякоть, поэтому он называется «морским яйцом».

Дальние верхушки подводных камней, выступавшие из воды во время отлива, примыкали к подношию утеса «Человек», образуя маленькую бухту, почти со всех сторон окруженную скалами. Там‑то, очевидно, и можно было найти якорную стоянку. Жильят внимательно осмотрел бухту. Она напоминала подкову и только одной стороной выходила в море, навстречу восточному ветру, самому благоприятному в этих местах. Вода здесь была взаперти и словно дремала. Стоянка казалась пригодной. Впрочем, у Жильята выбор был невелик.

Если он хотел воспользоваться отливом, надо было торопиться.

Погода по‑прежнему стояла прекрасная, теплая. Капризное море было сейчас в хорошем настроении.

Жильят спустился вниз, обулся, отвязал чал, сел в лодку и пустился в море. Огибая риф, он шел на веслах.

Подплыв к утесу «Человек», он подробно обследовал вход в бухту.

Полоска, подернутая рябью, среди колеблющихся волн, – морщинка, заметная лишь моряку, – указывала, что тут есть проход.

Жильят всматривался с минуту в этот извив, в эту почти неуловимую черту на зыблющейся воде и, отплыв немного назад, в открытое море, чтобы удобнее было развернуться и направить лодку по узкому фарватеру, быстро, одним ударом весла, вогнал ее в маленькую бухту.

Он бросил лот.

Стоянка действительно оказалась превосходной.

Здесь ботик будет защищен почти от всех случайностей, которыми угрожает это время года.

Среди самых опасных рифов встречаются такие тихие уголки. Гавани эти можно сравнить с гостеприимными бедуинами: они честны и надежны.

Жильят подвел лодку почти вплотную к утесу «Человек», стараясь, – однако, чтобы днище не задело гранитного подножия, и стал на оба якоря.

Затем, скрестив руки на груди, он начал держать сам с собой совет.

Ботик нашел приют; с этим вопросом покончено; но возникал другой: где приютиться самому?

На выбор было два убежища: полужилая каюта в самой лодке и площадка утеса «Человек», куда легко подняться.

Из этих убежищ можно было во время отлива, прыгая со скалы на скалу, добраться, почти не замочив ног, до дуврской теснины, где застряла Дюранда.

Но отлив продолжается недолго, и все остальное время водное пространство в двести сажен будет отделять Жильята либо, от его убежища, либо от разбитого парохода. Пробираться вплавь среди рифов трудно, а при малейшем волнении – просто невозможно.

Приходилось отказаться и от ботика, и от утеса «Человек».

Не найти было приюта и цо соседству.

Верхушки небольших утесов два раза в день, во время прилива, уходили под воду.

Морская пена беспрерывно взлетала на верхушки больших утесов. Купанье нэ из приятных.

Оставалось разбитое судно.

Но можно ли там устроиться?

Жильят на это надеялся.