Правда Виктора Суворова 14 page

Politisches Archiv des Auswä rügen Amtes. Berlin (PAAA). Botschaft Moskau, 530. S. 202689-202693. Машинописная копия. В тексте имеются многочисленные подчеркивания, восклицательные знаки и вопросы на полях. Слово «drei» подчеркнуто дважды. На левом поле первой страницы запись, сделанная рукой Ф. Шуленбурга: «Суббота! Сталин уже к вечеру принял решение. Это важно, что 19.8 политическое решение было принято». На левом поле второй страницы: «От кого? Пожалуй, от Советского Союза!»

№ 3. Текст опубликованного сообщения агентства Гавас

Pourquoi l'U.R.S.S. aurait signé son accord avec le Reich. L'agence Havas a reç u de Moscou, via Genève, d'une source qu'elle dé clare absolument digne de foi, les renseignements suivants sur la se ance que le Politbureau tint, a la demande de Staline, le 19 août a 10 heures du soir, et a la suite de laquelle l'U.R.S.S. signa avec le Reich l'accord politique que l'on sait: Le 19 aoû t au soir, les membres du Politbureau avaient é té convoqué s d'urgence a une se ance secrè te a laquelle assistaient les principaux dirigeants du Komintern, mais seulement ceux de la[226] section russe. Aucun des communistes é trangers, mê me pas Dimitrov, secré taire gé né rai du Komintern, n'avait é té invité a cette ré union dont le but, qui n'é tait pas indiqué dans l'ordre du jour, é tait d'entendre un rapport de Staline.

Celui-ci prit immé diatement la parole. Voici l'essentiel de son discours: La paix ou la guerre. Cette question est entré e dans sa phase critique. Sa solution dé pend entiè rement de la position que prendra l'Union soviétique. Nous sommes absolument convaincus que si nous concluons un traitéd'alliance avec la France et la Grande-Bretagne l'Allemagne se verra obligé e de reculer devant la Pologne et de chercher un modus vivendi avec les puissances occidentales. De cette faç on, la guerre pourra ê tre é vite e et, alors, le dé veloppement ulté - rieur de cet é tat de choses prendra un caractè re dangereux pour nous.

D'autre part, si nous acceptions la proposition de l'Allemagne, que vous connaissez, de conclure avec elle un pacte de non-agression, l'Allemagne attaquera certainement la Pologne, el l'intervention dans cette guerre de l'Angleterre et de la France deviendra iné vitable. Dans ces circonstances, nous aurons beaucoup de chances de rester â l'é cart du conflit et nous pourrons attendre avantageusement notre tour. C'est pré cisé ment ce qu'exige notre inté ré t.

Ainsi notre choix est clair: nous devons accepter la proposition allemande et renvoyer dans leur pays, avec un refus courtois, les missions anglo-franç aises.

Il n'est pas difficile de pré voir l'avantage que nous retirerions de cettefaçon deprocéder. Il est é vident, pour nous, que la Pologne sera anéantie avant me me que l'Angleterre et la France soient en mesure de venir â son aide. Dans ce cas, l'Allemagne nous ce de une partie de la pologne jusqu'aux abord de Varsovie — Galicie ukrainienne comprise.

L Allemagne nous laisse toute liberté d'action dans les trois pays baltes. Elle ne s'oppose pas au retour a la Russie de la Bessarabie. Elle est pré te â nous céder, comme zone d'influence, la Roumanie, la Bulgarie et la Hongrie. [227]

Reste la question de la Yougoslavie, dont la solution dépend de la position prise par l'Italie. Si l'Italie demeure aux cotés de l'Allemagne, celle-ci exigera que la Yougoslavie soit comprise dans sa zone d'influence, et c'est aussi par la Yougoslavie qu'elle obtiendra l'accès â la mer Adriatique, Mais si l'Italie ne marche pas avec l'Allemagne, alors c'est aux dépens de l'Italie que l'Allemagne aura accès a la mer Adriatique et, dans ce cas, la Yougoslavie passera dans notre sphè re d'influence.

Ceci dans l'é ventualité ощ l'Allemagne sortirait victorieuse de la guerre.

Cependant, nous devons prévoir les possibilités qui résulteront de la défaite aussi bien que de la victoire de l'Allemagne. Examinons le cas d'une défaite allemande. L'Angleterre et la France auront assez de force pour occuper Berlin et détruire l'A llemagne, et nous ne serions pas en mesure de venir efficacement en aide â celle-ci.

Donc, notre but est que l'Allemagne puisse mener la guerre le plus longtemps possible afin que l'Angleterre et la France soient fatigué es et â tel point é puisé es qu'elles ne soient plus en é tat d'abattre l'Allemagne.

De là notre position: tout en restant neutre, nous aidons l'Allemagne économiquement en lui fournissant matières premières et denrées alimentaires; mais il va de soi que notre aide ne doit pas dé passer une certaine limite, afin de ne pas compromettre notre situation é conomique et de ne pas affaiblir la puissance de notre armée.

En même temps, nous devons, de façon générale, mener une active propagande communiste, en particulier dans le bloc anglo-français, et tout spécialement en France. Nous devons nous attendre que, dans ce pays, notre parti soit obligé, en temps de guerre, d'abandonner le terrain légal et de passer â l'activitéclandestine. Nous savons que cette activité exige beaucoup d'argent, mais nous devons consentir sans hé siter ces sacrifices. Si ce travail préparatoire est dûment exécuié, la se curité de l'Allemagne sera assurée. Celle-ci pourra contribuer a la sovié tisation de la France. [228] Examinons maintenant la deuxiè me hypothè se, celle de la victoire allemande: Certains sont d'avis que cette éventualité reprêsenteraitpour nous le plus grave danger. Il y a dans cette assertion une part de vérité, mais ce serait une erreur de penser que ce danger soit aussi proche et aussi grand que certains l'imaginent.

Si l'Allemagne l'emporte, elle sortira de la guerre trop fatigué e pour nous faire la guerre pendant la premiè re dé cennie. Ses principaux soucis seront de surveiller. L'Angleterre et la France vaincues pour les empê cher de se relever.

D'autre part, l'Allemagne victorieuse disposera de vastes colonies; l'exploitation de celles-ci et leur adaptation aux mé thodes germaniques absorberont l'Allemagne également pendant plusieurs dé cennies. Il est évident que l'Allemagne sera trop occupée ailleurs pour se tourner contre nous.

Camarades, conclut Staline, je vous ai exposêmes considérations. Je vous répè te qu'il est dans votre intérêt que la guerre éclate entre le Reich et le bloc anglo-français. Il est essentiel pour nous que cette guerre dure le plus longtemps possible, pour que les deux parties s'é puisent. C'est pour ces raisons que nous devons accepter le pacte proposé par l'Allemagne et travailler â ce que la guerre, une fois dé clarê e, se prolonge au maximum. En même temps, nous devons intensifier le travail économique dans les pays belligérants, afin que nous soyons bien préparés pour le moment ощ la guerre prendra fin.

L'exposé de Staline, é coûté religieusement, ne fut suivi d'aucune discussion. Deux questions seulement furent posé es, et de peu d'importance, auxquelles Staline ré pondit. Sa proposition relative â l'acceptation du pacte de non-agression avec le Reich fut adopté e â l'unanimité. Ensuite, le Politbureau prit une dé cision chargeant le président du Komintern Manouilski d'élaborer avec le secré taire Dimitrov et sous la direction de Staline lui-mê me, les instructions appropriées adonner au parti communiste a /Vtranger.

Опубл.: Revue de Droit Internationa!, de Sciences Diplomatiques et Politiques, Genè ve, 1939, t. 17, numé ro 3, juillet – septembre, p. 247 – 249.

[229]

№ 4. Русский перевод опубликованного текста сообщения агентства Гавас с дополнениями и разночтениями, имеющимися в немецкой копии

Почему Советская Россия подписала договор с Германией? Как долго еще будет спрашивать мировая общественность, — а она продолжает спрашивать, — какие основания были у правительства Советского Союза подписать 19 августа (в тексте — 19 октября, что является явной ошибкой переводчика. — Авт.) политический и хозяйственный договоры с Германией. До сих пор было неизвестно, при каких условиях Сталин получил единодушное одобрение Политбюро повороту своей политики. Теперь завеса приподнята{288}.

Почему СССР заключил пакт с Рейхом (с этой фразы начинается французский текст сообщения; она опущена в публикации Случа. — Авт.). Агентство Гавас получило из Москвы через Женеву от источника, который оно рассматривает как достойный абсолютного доверия, следующие сведения о заседании Политбюро, проведенного по инициативе Сталина 19 августа в 10 часов вечера{289}, вскоре после которого СССР подписал известное политическое соглашение с Рейхом: вечером 19 августа члены Политбюро были срочно созваны на секретное заседание, на котором присутствовали также видные лидеры Коминтерна, но только те, кто входил в русскую секцию. Никто из зарубежных коммунистов, даже Димитров — генеральный секретарь Коминтерна, не был приглашен на это заседание, цель которого, не обозначенная в повестке дня, состояла в том, чтобы заслушать доклад Сталина. Далее следовала запись его основных положений: «Мир или война. Этот{290} вопрос вступает в критическую фазу. Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займет Советский Союз. Мы совершенно убеждены, что, если мы заключим договор о союзе с Францией и Великобританией, Германия будет вынуждена отказаться от Польши и искать modus vivendi с западными державами. Таким образом, войны удастся избежать, и тогда последующее развитие событий примет опасный для нас характер.

С другой стороны, если{291} мы примем известное вам предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападет на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным.

При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы.

Итак, наш выбор ясен: мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой.

Нетрудно предвидеть выгоду, которую мы извлечем, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши[208,209] вплоть до предместий (подступов в переводе Случа. — Авт.) Варшавы, включая украинскую Галицию.

Германия предоставит нам полную свободу действий в трех Прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию.

Остается открытым вопрос о Югославии, решение которого зависит от позиции, которую займет Италия. Если Италия останется на стороне Германии, тогда последняя{292}потребует{293}, чтобы Югославия входила в зону ее влияния, ведь именно через Югославию она{294} получит доступ к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдет вместе с Германией, то тогда она за счет Италии получит выход к Адриатическому морю, и в этом случае Югославия перейдет в нашу сферу влияния{295}.

Все это в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны.

Однако мы должны предвидеть последствия как поражения, так и победы Германии. Рассмотрим вариант, связанный с поражением Германии{296}. У Англии и Франции{297} будет достаточно сил, чтобы оккупировать Берлин и уничтожить{298}Германию, которой мы вряд ли сможем оказать эффективную помощь{299}.

Поэтому наша цель{300} заключается в том, чтобы Германия[230,231] как можно дольше смогла вести войну, чтобы уставшие и крайне изнуренные Англия и Франция были не в состоянии разгромить{301} Германию.

Отсюда наша позиция: оставаясь{302} нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая ее сырьем и продовольствием; однако{303} само собой разумеется, что наша помощь не должна переходить определенных границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике{304} и не ослабить мощь нашей армии.

В то же время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в странах англо-французского блока, и прежде всего во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране наша партия во время войны будет вынуждена прекратить легальную деятельность и перейти к нелегальной. Мы знаем, что подобная деятельность требует больших средств, но мы{305} должны без колебаний пойти на эти жертвы. Если эта подготовительная работа будет тщательно проведена, тогда безопасность{306} Германии будет обеспечена и она сможет{307} способствовать советизации Франции{308}.

Рассмотрим теперь вторую гипотезу, связанную с победой Германии.

Некоторые считают, что такая возможность представляла бы для нас наибольшую опасность. В этом утверждении есть доля правды, но{309} было бы ошибкой полагать, что эта опасность настолько близка и велика, как некоторые себе это воображают.

Если Германия победит, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы воевать с нами в ближайшие десять лет. Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать их подъему.

С другой стороны, Германия-победительница будет обладать огромными колониями; их эксплуатация и приспособление к немецким порядкам также займут Германию в течение нескольких десятилетий. Очевидно, что Германия будет слишком занята другим, чтобы повернуть против нас.

Товарищи, сказал в заключение Сталин, я изложил вам свои соображения. Повторяю, что в ваших интересах, чтобы война разразилась между Рейхом{310} и англо-французским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому, чтобы{311} война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую{312} работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится».

Доклад{313} Сталина, выслушанный с благоговейным вниманием, не вызвал никакой дискуссии. Было задано только два малозначительных{314} вопроса, на которые Сталин ответил. Его предложение о согласии на заключение пакта о ненападении с Рейхом{315} было принято единогласно. Затем Политбюро приняло решение поручить председателю Коминтерна Мануильскому совместно с секретарем Димитровым под личным руководством Сталина разработать надлежащие инструкции для коммунистической партии за рубежом.

№ 5. Секретный дополнительный протокол к договору о ненападении между Германией и Советским Союзом

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным[232,233] сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года

По уполномочию Правительства СССР В. Молотов
За Правительство Германии И. Риббентроп

№ 6. Официальные правительственные инструкции, посланные из Москвы в дипломатические миссии СССР, учрежденные на Балканах{316}

Следующее официальное сообщение было отправлено Коминтерном всем коммунистическим партиям Восточной Европы.

1. Россия отдала себе отчет в том, что пора отказаться от тактики, принятой 7-м конгрессом Коминтерна, состоявшимся в 1933 году (так в тексте. — Авт.). Следует признать, что благодаря этой тактике наша коммунистическая партия смогла заключить союзы с буржуазными и демократическими государствами, чтобы воспрепятствовать развитию фашизма, который быстро распространялся. Также, благодаря именно этой тактике, мы смогли помешать триумфу и установлению фашизма во Франции в 1933 (так в тексте. — Авт.).

2. Желание Франции и Англии привлечь СССР к Фронту примирения основывается на расчете, понятном любому. Две страны намеревались разрушить ось Рим — Берлин, широко используя для этого силы нашей страны. Данная комбинация для нас очень невыгодна. Мы должны были бы помогать спасать англо-французский империализм, что представляло бы собой нарушение наших принципов. Эти принципы никоим образом не исключают временного соглашения с нашим общим врагом — фашизмом, тогда как соглашение с буржуазией послужило бы укреплению капитализма, что абсолютно противоположно нашим принципам.

3. Учитывая рассмотренное, СССР ограничивается программой, которую мы осуществим позже. Согласно этой программе, мы совершенно не заинтересованы в войне, которая может разразиться в Европе. Мы решили выжидать, и мы вмешаемся в нужный момент. Революционная деятельность, непрерывно развивающаяся во всех странах под руководством коммунистических партий, подготавливает благоприятную почву для нашего будущего вмешательства. Коммунистические партии должны использовать трудности, которые неизбежно возникнут в этой войне, начатой капиталистическими странами, и они примут решения, необходимые для установления диктатуры пролетариата. Генеральный совет Коминтерна считает, что такая оценка ситуации основана на реальных благоприятных условиях для социальной революции в ближайшее время.

4. Мы ставим вас в известность, что наше соглашение с Осью должно расцениваться как одержанная нами дипломатическая победа. В то же время это уменьшает престиж Германии. После заключения нашего пакта с Германией в этой стране отказались от всякой агитации против коммунизма. Полученное нами официальное сообщение полностью убеждает нас в том, что любая антикоммунистическая пропаганда действительно была запрещена. Из сообщения, опубликованного коммунистической партией Англии, вытекает, что рабочий класс этой страны достаточно хорошо осведомлен о цели пакта.

5. Одной из причин, обусловивших неудачу англо-французско-советского пакта и ускоривших заключение русско-германского пакта, была неблагоприятная позиция Польши, Румынии и Балканских государств (курсив наш. Здесь явная ошибка французского переводчика, в немецком[234,235] переводе — государств Балтии. — Лет.) по отношению к России. Эти государства отказались от военной помощи Советского Союза и согласились принять в случае войны помощь техникой. РАЛА. R. 104355. S. 202600. Машинописная копия на немецком языке; S. 202602. Машинописная копия на французском языке. Последняя опубликована также в кн.: Kornat M. Polska 1939 roku wobec paktu Ribbentrop — Molotov. Warsaw, 2002, p. 643 - 644.

И. В. Павлова {317}

Поиски правды o кануне Второй мировой войны

Никому на слово, товарищи, верить нельзя...

Сталин

В советской историографии многие десятилетия бытовали положения о том, что Октябрьская революция стала «великим началом мировой пролетарской революции; она указывала всем народам мира путь к социализму». Однако, как убеждали читателей авторы шеститомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза», партия «видела свою миссию не в «подталкивании», не в «экспорте революции», а в том, чтобы практическим примером убеждать народы в преимуществах социалистического строя»{318}.

В действительности же все делалось с точностью до наоборот. Правда, в первые месяцы и даже годы после Октябрьского переворота лидеры большевистской партии не скрывали не только своей веры в мировую революцию, но и своих действий, направленных на ее «подталкивание». Не один В.И. Ленин жил надеждой на то, что, «как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм,[239] мы немедленно схватим его за шиворот». Исследователь Л.А. Коган суммировал высказывания и предложения других известных деятелей партии того времени на этот счет: Л.Д. Троцкий в 1919 г. предлагал сформировать мощный конный корпус для броска в Индию, так как, по его мнению, путь на Запад пролегал через Афганистан, Бенгалию и Пенджаб. Н.И. Подвойскому принадлежит высказывание о том, что «одно должно претворяться в другое так, чтобы нельзя было сказать, где кончается война и начинается революция». Предлагая создать Генеральный штаб III Интернационала, М.Н. Тухачевский писал в июле 1920 г.: «Война может быть окончена лишь с завоеванием всемирной диктатуры пролетариата». Известны и другие сентенции: К.Б. Радек: «Мы всегда были за революционную войну... штык — очень существенная вещь, необходимая для введения коммунизма»; Ф.Э. Дзержинский: «Мы идем завоевывать весь мир, несмотря на все жертвы, которые мы еще понесем»; Н.И. Бухарин: «Рабочее государство, ведя войну, стремится расширить и укрепить тот хозяйственный базис, на котором оно возникло, то есть социалистические производственные отношения (отсюда, между прочим, ясна принципиальная допустимость даже наступательной революционно-социалистической войны)»; «Гражданская война — минус, но она дает возможность перестройки на новых началах». В 1919 г. в Петрограде вышла книга Г. Борисова (псевдоним экономиста и философа И.А. Давыдова) под названием «Диктатура пролетариата», в которой прозвучало откровенное признание: «Нет, не мир, а меч несет в мир диктатура пролетариата»{319}.

После поражения под Варшавой в 1920 г. Ленин стал более осторожным относительно своих планов о будущей советизации Запада. В настоящее время опубликован ранее неизвестный фрагмент его речи на IX партийной конференции 22 сентября 1920 г., где он, в частности, сказал: «Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать...»{320}В этом выступлении, как уже отмечено в литературе, отразились ленинские планы большевистской экспансии на Запад, включая дислокацию Красной Армии вдоль германской и чехословацкой границы, а также его одержимость секретностью{321}.

Говоря о планах советизации Польши, Ленин приоткрыл завесу над тем, как принималось решение «использовать военные силы»: «Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протоколе ЦК и представляющей собой закон для партии до нового съезда. Но между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?» (выделено мною. — И.П.). Делалось это в тайне как от собственной партии, так и от Коминтерна. «Когда съезд Коминтерна был в июле в Москве, — продолжил далее Ленин, — это было в то время, когда мы решали в ЦК этот вопрос. На съезде Коминтерна поставить этот вопрос мы не могли, потому что этот съезд должен был происходить открыто»{322}.

После поражения под Варшавой намерения руководства партии остались прежними. Председатель Сибревкома И.Н. Смирнов на III Сибирской конференции РКП(б) в феврале 1921 г. рассказал о своем разговоре с Лениным, состоявшемся у него после того, как выяснилось, что 40 тыс. добровольцев, собравшихся в Сибири для поездки на Польский фронт, оказались невостребованными: «...Скажи в деревне, что нам еще придется ломать капиталистическую Европу и что эти 40 тыс. должны сыграть решающую роль. И русская советская винтовка появится в Германии»{323}.

Что же касается принципов конспирации во внешней политике, то они были не только закреплены, но и доведены Сталиным до логического завершения. После первых неудачных опытов надежды на мировую революцию не исчезли и действия по ее «подталкиванию» не прекратились, но были глубоко законспирированы. В результате правда о них оказалась буквально замурована. Кто реально мог отважиться усомниться в утверждении Сталина, когда он в 1936 г. на вопрос американского журналиста Роя Говарда «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?» ответил: «Таких планов и намерений у нас[240,241] никогда не было»{324} (выделено мною. — И.П.). Данный ответ чрезвычайно характерен для личности Сталина. Для тех, кто не знал, что такие планы существовали, сталинский ответ означал «не оставил», тот же, кто спрашивал наобум, получил и соответствующий ответ. Здесь даже не двойное, а избыточное отрицание, равное саморазоблачению и достойное расхожего анекдота! В то же время этот ответ можно рассматривать как утонченную дезориентацию противника для внутреннего употребления и выражение непричастности к той политике, в которой Запад подозревал Советский Союз — для внешнего употребления. Фактически же в нем содержалось грубое издевательство над всеми, кому этот ответ предназначался.

Только с началом радикальных политических изменений в Советском Союзе с конца 80-х гг. правда стала постепенно выходить наружу, но процесс этот оказался намного сложнее, чем тогда представлялось.

«Ключом», который открывает путь к правде о сталинских замыслах по расширению «фронта социализма», является правда о кануне войны.

Сразу после войны по указанию Сталина был создан специальный орган, в разных документах именовавшийся по разному: «правительственная комиссия по Нюрнбергскому процессу», «правительственная комиссия по организации Суда в Нюрнберге», «комиссия по руководству Нюрнбергским процессом». Во главе этой сверхсекретной комиссии с функциями особого назначения Сталин поставил Вышинского. Членами комиссии были назначены прокурор СССР Горшенин, председатель Верховного суда СССР Голяков, нарком юстиции СССР Рычков и три ближайших сподвижника Берии, его заместители Абакумов, Кобулов, Меркулов. Главная цель комиссии состояла в том, чтобы ни при каких условиях не допустить публичного обсуждения любых аспектов советско-германских отношений в 1939—1941 гг., прежде всего самого факта существования, а тем более содержания так называемых секретных протоколов, дополняющих пакт о ненападении (23 августа 1939 г.) и Договор о дружбе (28 сентября 1939 г.). Для того чтобы обеспечить во время следствия действенность указаний тайной комиссии, в Нюрнберг была отправлена и следственная бригада особого назначения во главе с одним из самых свирепых бериевских палачей полковником М.Т. Лихачевым{325}. Сталин боялся в общественном мнении Европы и Америки оказаться в Нюрнберге на одной скамье с нацистскими военными преступниками. А у него были серьезные основания для таких опасений. Поэтому Сталин сделал все, чтобы не допустить на Нюрнбергском процессе обсуждения вопроса о роли СССР в развязывании Второй мировой войны. Ему это удалось — положение победителя позволяло диктовать условия.

26 ноября 1945 г. комиссия Вышинского приняла решение «утвердить... перечень вопросов, которые являются недопустимыми для обсуждения на суде»{326}. Отдельные же попытки подсудимых указать на действительную роль СССР в подготовке Второй мировой войны не изменили общей ситуации. Так, Риббентроп в своем последнем слове заявил: «Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он обсуждал со мной не возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта в рамках пакта Бриана — Келлога, а дал понять, что если он не получит половины Польши и Прибалтийские страны еще без Литвы, с портом Либава, то я могу сразу же вылетать назад. Ведение войны, видимо, не считалось там в 1939 году преступлением против мира...» Этот абзац не вошел в русское издание материалов Нюрнбергского процесса{327}. Правду о кануне войны было приказано забыть. Забыть в прямом смысле слова — Сталин запретил писать дневники и воспоминания о войне. Нарушение запрета могло стоить жизни. Что же касается прямых соучастников Сталина, то забвение было в их собственных интересах. Ярчайшее тому свидетельство — разговор Ф. Чуева с Молотовым: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение...[242,243]

— Никакого.