Глава 35. Поездка домой через Финляндию

1918–1922

Поездка домой через Финляндию. – Телеграмма военного кабинета. – Моя неофициальная деятельность, связанная с Россией. – Мои взгляды на положение в России и на интервенцию. – Назначение послом в Рим. – Два года в Италии. – Смерть моей жены

Отъезд из посольства ранним зимним утром не способствовал повышению настроения. Электрического освещения не было, и свечи, расставленные тут и там на лестнице и в коридорах, только подчеркивали темноту. Автомобиль, медленно двигавшийся по глубокому снегу, довез нас до Финляндского вокзала. Когда мы проходили мимо угрюмых красногвардейцев, стоявших на страже, они смотрели на нас с такой злобой, что я усомнился в том, что наша поездка закончится благополучно. Троцкий не чинил препятствий моему отъезду и, как это принято, предоставил мне освобождение от таможенного досмотра. Однако он отказался, в виде любезности, распространить эту привилегию на генерала Нокса, адмирала Стенли и еще пять других офицеров, которые ехали с нами, если я не дам ему гарантии, что такие же удобства будут предоставлены военным атташе или офицерам, которых он, возможно, захочет послать в Англию. Я сказал ему, что не могу этого сделать. Наши офицеры, напомнил я ему, возвращаются домой после того, как прослужили несколько лет в России, а у него нет русских офицеров в Англии, которые желали бы возвратиться на родину, поэтому вопрос о взаимности не стоит. Комиссариат иностранных дел также отказался что-либо предпринять, чтобы зарезервировать за нами специальные места в поезде, но, поскольку мы покорили сердце начальника вокзала, презентовав ему две бутылки старого бренди, нам удалось получить спальный вагон целиком в наше полное распоряжение. Несмотря на ранний час и сильный мороз, большинство моих коллег, а также сотрудники посольства и несколько друзей из британской колонии пришли на вокзал, чтобы проводить нас и пожелать нам счастливого пути.

В целом это было весьма комфортабельное путешествие. Мы захватили с собой еду и вино и устраивали у себя в вагоне веселые пиршества. Первый день прошел без всяких происшествий, но посреди ночи мы были разбужены полусотней вооруженных солдат, которые потребовали наши паспорта. Изучив их и убедившись, что они в порядке, они оставили нас в покое, и мы снова уснули. Следующий день, 8 января, был довольно утомительным, поскольку, чем дальше мы продвигались на север, тем глубже становился снег, и тем медленнее мы ехали. По расписанию мы должны были прибыть в Торнио, на финской стороне границы, в полдень, но, когда мы в конце дня прибыли в Улеаборг,[101]нас встретил британский консул в Торнио, который сказал, что на шведский поезд мы уже не успеем. Поэтому он договорился, чтобы нас оставили на ночь в нашем вагоне и чтобы паровоз маневрировал всю ночь, возя нас туда и обратно и сохраняя, таким образом, в вагоне тепло.

Нам пришлось долго прождать на вокзале в Торнио, где таможенники всячески препятствовали прохождению нашего багажа. Поскольку нас предупреждали, чтобы мы брали с собой как можно меньше вещей, мы взяли только шесть или семь наших лучших картин, а также несколько ценных вещей из столового серебра, оставив большую часть одежды и другого имущества в посольстве. Затем, благодаря целенаправленной раздаче рублей, эти трудности были преодолены, и мы около двадцати минут ехали в открытых санях через замерзшую реку к гостинице на шведской стороне границы, в Хапаранде. В то утро я проснулся с больным горлом и уже опасался, что мне не избежать инфлюэнцы, но то ли сильный мороз (было 80 градусов по Фаренгейту) убил все микробы, то ли сказалось облегчение от сознания, что мы благополучно добрались до цивилизованной страны, но я с удовольствием позавтракал и снова был здоров и бодр.

После раннего обеда мы опять по морозу ехали на вокзал, где шведские власти любезно предоставили в наше распоряжение комфортабельный спальный вагон. Вечером в пятницу 11 января, после сорокачасовой поездки, мы прибыли в Стокгольм, где нас встретили Эсме Ховард и Колбрук – бывший почетный атташе в Петрограде. На следующее утро мы завтракали с Ховардами в нашем представительстве, а днем пили чай с кронпринцем и принцессой в их дворце. Вечером мы выехали в Христианию, куда прибыли днем 13 января. По приезде мне вручили очень лестную для меня телеграмму от мистера Балфура, которая, как я впоследствии узнал, была опубликована в лондонской печати. В ней говорилось:

«С большим сожалением узнал, что состояние вашего здоровья по-прежнему остается неудовлетворительным.

Военный кабинет поручил мне выразить вам горячую благодарность за те неоценимые услуги, что вы оказали своей стране. Члены кабинета надеются, что столь необходимый для вас отдых восстановит ваше здоровье и вы и дальше будете служить интересам общества.

Если мне будет позволено, я бы также упомянул и о своей личной признательности за все, что вы для нас сделали. Ваше мужество, самообладание и стойкость – пример для всех нас, вы стали достойным продолжателем великих традиций и идеалов своей родины».

Мы провели очень приятный вечер с семьей Финдли, которые любезно пригласили нас на обед в представительство, и 14 января в понедельник в половине восьмого утра выехали в Берген. Из-за какой-то ошибки места для нас не были зарезервированы, и первые три часа нашей поездки нам пришлось ехать третьим классом. Мы приехали в Берген только после полудня и смогли поспать лишь несколько часов, поскольку на следующее утро нам надо было вставать в начале седьмого. Поскольку считалось, что мы должны скрывать наши передвижения от немцев, нас, пока еще было темно, тайком провели на борт королевской яхты «Хеймдаль». Яхта должна была пройти через фьорд к закрытой бухте, куда к одиннадцати часам должен был прийти крейсер, посланный за нами из Лейта.[102]Когда мы туда пришли, дул сильный ветер со снегом. После двухчасового ожидания нам сказали, что теперь шансов на то, что крейсер появится до завтрашнего утра, уже нет, и нам придется провести остаток дня и ночь на яхте. Места на борту было очень мало, но коммодор делал все возможное, чтобы нам было удобно. Он потчевал нас едой и напитками, уступил моей жене и дочери свою собственную каюту, меня поселил в каюту своего первого помощника, а остальных наших спутников разместил на полу в кают-компании.

На следующее утро погода немного улучшилась. Между одиннадцатью и двенадцатью часами утра мы увидели крейсер «Ярмут» и двинулись ему навстречу. Однако ветер был еще сильный, и нам пришлось провести его в тихую бухту, где мы смогли подняться на его борт. Капитан Грейс, сын знаменитого игрока в крикет, был сама любезность и изо всех сил старался сделать так, чтобы мои бедные жена и дочь чувствовали себя более или менее сносно во время путешествия по бурному морю. Поскольку я сам не подвержен морской болезни, то с готовностью откликнулся на его предложение пообедать, перед тем как отправиться в путь. Отведав мясного пирога, а также пудинга, я удалился с большой сигарой в свою каюту. Но мне никогда раньше не доводилось испытать на собственном опыте, какие фокусы может выделывать легкий крейсер в штормовом море, и я понес наказание за свою неосмотрительность.

На следующее утро (17 января) мы вошли в спокойные воды и около трех часов дня подошли к Лейту уже при ясной погоде. Наша поездка длилась двадцать восемь часов вместо обычных четырнадцати. В Лейте нас ожидали автомобили, которые доставили нас в гостиницу в Эдинбурге, где адмирал Берни, командующий нашим флотом, поздравил нас с благополучным возвращением. После ужина, который прошел очень весело, мы сели на ночной экспресс в Лондон и прибыли туда на следующий день рано утром, пробыв в пути одиннадцать дней. Мой друг Иен Малькольм встретил нас на вокзале Кингс-Кросс и передал поздравления с прибытием от премьер-министра и мистера Балфура.

В тот же вечер я получил весьма любезную и милостивую телеграмму от короля, в которой он поздравил нас с возвращением на родину, а когда их величества вернулись в Лондон, мы удостоились чести позавтракать с ними в Букингемском дворце. Лорд-мэр, сэр Чарльз Хансон, письмом пригласил нас на обед в свою официальную резиденцию Мэншн-Хаус и также от лица города Лондона выразил восхищение тем, как я держался, несмотря на трудности, вызванные тремя последовательными сменами режима. Все, включая прессу, были ко мне внимательны и дружелюбны. На нас посыпались приглашения на обеды, как на частные, так и на официальные, и, как заметила в разговоре со мной одна дама, на некоторое время я стал «модным» послом. Кроме нескольких долгих бесед с мистером Балфуром, мне выпала честь завтракать с премьер-министром и обсуждать с ним положение в России. Я также присутствовал на двух заседаниях правительства на Даунинг-стрит, где мне был оказан самый сердечный прием. Лорд Керзон заверил меня, что телеграмма, которую я получил в Христиании, выражала чувства всех членов военного кабинета.

Однако я так устал и умственно, и физически, что во время завтрака у лорда Ридинга, который хотел узнать мое мнение о России прежде, чем отправляться с миссией в Вашингтон, мне стало плохо, и меня отвезли обратно в «Баклендз-отель». Мой доктор сказал, что всему виной переутомление, и прописал мне полный покой. К несчастью, в тот вечер случился сильный воздушный налет, и, поскольку в соседнем коридоре был стеклянный потолок, хозяин потребовал, чтобы я, несмотря на высокую температуру, спустился вниз. Я чувствовал себя так плохо, что мне было уже все равно – разбомбят нас или нет, но мне пришлось подчиниться и провести несколько часов в кресле в коматозном состоянии.

Только после нескольких недель отдыха в Ньюки я смог вернуться к активной работе. Хотя теперь у меня не было никаких официальных обязанностей, в течение полутора лет все мое время уходило на поддержку усилий моей жены по оказанию помощи британским и русским беженцам и освещение русского вопроса перед британской общественностью. Я был председателем полудюжины комитетов, занимавшихся различными сторонами российского вопроса. Я был также президентом Британского Русского клуба, основанного несколькими предпринимателями, потерявшими в России свои капиталовложения. Они понимали, что лишь неустанные совместные усилия дают им надежду спасти хоть что-нибудь от краха. Постепенно этот клуб стал местом сбора для всех, кому небезразлична Россия, и, поскольку большинство его членов было на практике знакомо со всеми особенностями экономической, финансовой и промышленной жизни России, клуб мог предоставлять правительству много полезных сведений по этим вопросам. Я глубоко сочувствовал потерям, которые понесло большинство членов клуба, и поэтому от всего сердца их поддерживал. Так, я никогда не отказывался занять кресло председателя на клубных обедах, если какой-либо высокий гость, как, например, мистер Уинстон Черчилль, удостаивал их своим присутствием.

В первых беседах с мистером Балфуром и другими членами правительства я резко возражал против полного разрыва с большевиками – на том основании, что это даст Германии полную свободу действий в ее отношениях с Россией. Однако я указывал и на тот факт, что мы не можем ни на что рассчитывать со стороны революционеров: Ленин и Троцкий, будучи людьми незаурядными, представляют собой разрушительную, а не созидательную силу. Они могут уничтожать, но не создавать. Их конечная цель состоит в свержении всех так называемых империалистических правительств, и они никогда, сказал я тогда премьер-министру, не будут работать с человеком, который в их глазах олицетворяет империализм.

Когда положение изменилось к худшему, я изменил взгляды, которые я первоначально высказывал. Большевики распустили Учредительное собрание и убили двух бывших министров, одновременно с этим Литвинов в своей речи в Ноттингеме открыто проповедовал революцию. Мы не могли допустить, чтобы неофициальный дипломатический представитель вел в нашей стране активную революционную пропаганду, однако, если бы мы применили к нему дисциплинарные меры, Троцкий предпринял бы ответные меры против сотрудников нашего посольства. Поэтому нам надо было выбирать: или договариваться с большевиками на основании полной взаимности, или полностью порвать с ними и эвакуировать наше посольство. Я склонялся ко второму варианту, поскольку существовала надежда, что союзники окажут материальную поддержку лояльным элементам на юге России, которые пока не подчинились ни большевикам, ни немцам.

Во всех речах, которые я произнес в течение следующих нескольких месяцев как в Русском клубе, так и в других местах, я последовательно выступал за политику вооруженной интервенции. Проблема России, настаивал я, является доминирующим факторов международной ситуации, и, пока она не решена, в Европе не будет прочного мира. Более того, если мы предоставим Россию ее участи, это может привести к тому, что в один прекрасный день Германия получит доступ к огромным людским ресурсам и баснословным минеральным богатствам России. Если же большевики упрочат свое положение, то их агенты и дальше будут распространять подрывные коммунистические доктрины на большей части Европы и Азии. Я поддерживал не крупномасштабное вторжение с той целью, которую противники интервенции именовали завоеванием России, но придание армии Деникина и другим антибольшевистским армиям подкрепления из небольшого добровольческого корпуса, который после заключения перемирия мы могли бы легко собрать как дома, так и среди колониальных войск. Тогда большевистская армия была не так сильна, как сейчас, и горстка британских солдат с танками и аэропланами позволила бы генералу Юденичу взять Петроград. С другой стороны, если бы мы не только поставляли генералу Деникину военное снаряжение, но и послали бы британского генерала во главе небольшого экспедиционного корпуса, чтобы контролировать его действия и удерживать от проведения враждебной политики по отношению к крестьянству, Москва была бы тоже захвачена, и большевистское правительство недолго продержалось бы после падения двух столиц. Нельзя не согласиться, что необходимо было учитывать и финансовые вопросы, а с подоходным налогом шесть шиллингов на фунт нелегко решиться на подобного рода предприятие. Но если бы его цель была достигнута, затраченные деньги оказались бы неплохим вложением. Мы бы в ближайшее время получили возможность открытия торговли с одной из богатейших стран Европы, защитили многие важные британские капиталовложения в России, и с уничтожением большевистской угрозы миру во всем мире у нас было бы больше причин с уверенностью смотреть в будущее.

Я сознаю, что лишь немногие разделяют мою точку зрения по этому вопросу, поскольку наша интервенция оказалась столь неудачной, что все осудили ее как принципиально ошибочную политику. Проводимая без всякого воодушевления, она, несомненно, была ошибкой, и затраченные на нее деньги пропали впустую. Не имея ясной политики и не желая связывать себя какими-либо обязательствами, союзные правительства обратились к полумерам, которые были почти обречены на провал. Одной рукой они поддерживали Деникина, а другую протягивали большевикам. Они снабжали первого военным снаряжением, а вторых приглашали на конференцию в Принкипо[103]– предложение, ставшее непосредственной причиной отступничества большого числа донских казаков и вызвавшее ряд серьезных поражений на юге. Если бы интервенция проводилась по-другому, результат мог бы быть совсем иным. Она бы не подтолкнула сочувствовавших нам русских в большевистский лагерь, в отличие от того, как это произошло в действительности.

Они отвернулись от нас и по другим причинам. В то время как план Принкипо оскорбил многих наших друзей и сторонников, признание кавказских республик и Балтийских государств вкупе с необоснованным подозрением, что мы подстрекаем поляков аннексировать территории, населенные этническими русскими, вызвало возмущение у многих русских патриотов. Ряды Красной армии усилила не интервенция, а страх, что союзники собираются расчленить Россию. В этом случае также неприменимы ссылки на прецедент французской революции, который часто приводят как аргумент против интервенции. В то время как целью интервенции австрийцев и пруссаков было восстановление на французском троне Бурбонов, мы ни одной минуты не помышляли о том, чтобы навязать Романовых не желавшей того России. Мы с самого начала ясно дали понять, что наша единственная цель – обеспечить гражданам России право самоопределения, чтобы они могли свободно решать, какая форма правления будет для них наилучшей.

В начале октября 1919 года я получил очень любезное письмо от лорда Керзона, в котором он сообщал, что предложил мою кандидатуру на пост британского посла в Риме, и выражал надежду, что я соглашусь принять эту должность на ближайшие два года. Поскольку я служил в Риме третьим секретарем в 1878-м и советником посольства в 1900 году, я был очень рад вернуться туда в качестве посла и завершить свою карьеру среди знакомых мест, которые вызывали у меня так много счастливых воспоминаний. Естественно, я должен был сложить с себя обязанности президента Британского Русского клуба. Во время прощального завтрака, на котором члены клуба любезно презентовали мне мой портрет кисти известного канадского художника Шелдона Уильямса, я коротко резюмировал все, что говорил раньше о ситуации в России. В то время я еще не принял назначения и не был утвержден в должности, а поскольку это должна была быть моя последняя речь о ситуации в России, я считал, что имею на это все основания. Но члены кабинета министров считали по-другому, и через несколько дней лорд Хардинг потребовал меня к себе и от их имени отчитал за то, что я подверг сомнению политику кабинета. Я сказал, что старался избегать критики правительства и только выражал свои личные взгляды, поскольку я никогда не мог понять, в чем состоит эта политика. В конце октября мы выехали в Рим.

Хотя мое пребывание при Квиринале[104]было недолгим, за эти два года сменились три премьер-министра: Нитти, которому мистер Ллойд Джордж подарил свою фотографию с надписью «Родственной душе», Джолитти, самый старший по годам, но самый молодой по духу из всех итальянских политиков старшего возраста, и Бономи, и четыре министра иностранных дел: Титтони, Скьялойя, Сфорца и делла Торретта, который теперь стал послом Италии в Лондоне. Было бы бестактно подробно пересказывать тайную политическую историю этих двух очень интересных лет, отмечу только, что мои отношения со всеми этими замечательными людьми носили самый сердечный характер. Поскольку я никогда не ввязывался в итальянскую партийную политику, смены кабинетов меня никак не затрагивали. Более того, с графом Сфорца, с которым я был в постоянном контакте более полутора лет, сначала как с заместителем, а затем как с министром иностранных дел, и с маркизом делла Торретта, которого я знал как советника посольства в Петрограде, меня связывали близкие дружеские отношения.

Все это время лорд Керзон проявлял по отношению ко мне величайшую заботу и внимание, но я должен признать, и в том нет никакого секрета, что работа посла в Риме сильно отличалась от того, что я делал в России. Теперь на Даунинг-стрит, по сути, существовало два министерства иностранных дел, и правила, которых велит нам придерживаться Писание, когда мы творим добрые дела, теперь стали применяться к ведению дипломатии. Хотя я был воспитан в старой школе дипломатии, у меня нет ни малейшего предубеждения против новых методов. Напротив, я высоко ценю многие преимущества, которые достигаются благодаря регулярному личному общению между союзными премьерами и министрами иностранных дел на конференциях и встречах в верхах. Но посол может способствовать успеху таких встреч. Для этого он должен проделать подготовительную работу и попытаться склонить правительство, при котором он аккредитован, в пользу политики, проводимой его собственным правительством. Обсуждая этот вопрос с сэром Морисом Хэнки, когда он останавливался у нас в посольстве, я указал ему, что посол может это сделать лишь в случае, если он полностью посвящен в планы своего правительства. А если он, напротив, ничего о них не знает, в своих беседах с министром иностранных дел он может выразить взгляды диаметрально противоположные позиции своего правительства.

Хотя у меня не было столь же интересной работы, как в России, ее нехватка с лихвой компенсировалась множеством других занятий, не связанных с политикой, и два года, что мы провели в Риме, пролетели очень быстро. Я возобновил старые дружеские связи и завел новые. Посетил те места, где любил бывать раньше, и те, до которых не мог добраться в эпоху, когда еще не было автомобилей. Мы гуляли по Альбанским холмам, где озера Альбано и Неми сверкают, как два драгоценных камня, в окружении лесов, у наших ног простиралась Кампанья, и на заднем плане были виден Рим с собором Святого Петра. Мы побывали на вилле Розбери в Посиллипо, откуда видна вся бухта Неаполя. Природа скрестила здесь все самое прекрасное, что только есть на суше и на море, чтобы произвести один из своих величайших шедевров. Когда у нас было время, мы бродили по старым городам Умбрии и Тосканы или ехали на автомобиле на один из Апеннинских перевалов, откуда нам открывались красоты Италии.

Но, увы! Мы и не знали, что наши счастливые дни были уже сочтены. Как раз во время нашей последней поездки в Посиллипо весной 1920 года я впервые прочел письмена на стене, гласившие, что меня ждет великое несчастье. Мы провели август во Фьюджи – модном водном курорте, расположенном между Римом и Неаполем. Мы по-прежнему ездили в далекие поездки по горным дорогам или смотрели на закат со стен примостившихся на вершинах холмов городов-крепостей, которые сыграли свою роль во времена, когда семья Колонна враждовала с семьей Орсини. Но, зная, что готовит нам будущее, я слишком остро чувствовал, что «нет больше рая на земле».[105]

Мы вернулись в Рим в начале сентября и провели там остаток осени. В конце ноября мы приехали домой, и 25 апреля следующего года, после пяти месяцев непрерывных страданий, моя жена обрела мир и покой.

Благодарная дань ее памяти, принесенная прессой, и сочувствие, проявленное моими друзьями, глубоко меня тронули и послужили мне утешением, но только работа, требующая постоянной концентрации всех душевных сил, дает мне возможность отвлечься от одной всепоглощающей мысли. Написание этой книги стало для меня такой работой и оказало свое действие, хотя иногда, вспоминая счастливые минуты прошлого, я еще острее ощущал горечь настоящего. Но теперь, закрывая эти страницы и думая о счастье, которое было со мной целых тридцать семь лет, я могу лишь последовать совету, который дает нам Драйден в своих известных строках:

Что бы ни случилось: беда или радость, дождь или солнце,

Я был счастлив наперекор судьбе, и этого у меня не отнять.

Над прошлым не властно даже небо,

Что было – то было, и у меня был свой час.[106]

[1]Потсдамское соглашение (1911), по которому Германия признавала Северный Иран сферой влияния России, а та в свою очередь обязалась не препятствовать постройке Багдадской железной дороги.

[2]Берлинский меморандум 1876 г. был адресован Османской империи в связи с восстанием народов Балканского полуострова (Боснии и Герцеговины) против турецкого деспотизма. Принят 1 (13) мая 1876 г. в Берлине министрами иностранных дел России, Австро-Венгрии и Германии и поддержан правительствами Франции и Италии (Англия не присоединилась к меморандуму).

[3]Девичья комната (нем.). Comtessin – незамужняя графиня в возрасте до 30 лет.

[4]Император Франц-Иосиф I и императрица Елизавета.

[5]В этих скачках участвовали необъезженные лошади берберийской породы, отсюда и название.

[6]В Ветхом Завете слово «табернакл» обозначает скинию, то есть переносной храм в виде палатки. В тексте Табернакл – знаменитый молельный дом мормонов в Солт-Лейк-Сити, здание куполообразной формы, вмещающее несколько тысяч человек.

[7]Багрянник, церцис канадский (Cercis canadensis) (лат.) – лиственный кустарник или маленькое дерево; в период цветения ветви густо покрыты розовыми цветами.

[8]У. Вордсворт. Ода «Об откровениях бессмертия».

[9]Игра слов: luminous – блестящий, voluminous – плодовитый (о писателе).

[10]Пратер – увеселительный парк в Вене. Известен с XII в. как охотничьи угодья императора. В 1766 г. император Иосиф II открыл Пратер для публики.

[11]

Есть только один город кайзеров,

Есть только одна Вена,

Есть только одна княгиня,

Паулина Меттерних (нем.).

[12]Гибель богов в Вене (нем.). Намек на оперу Вагнера «Гибель богов».

[13]Геба в греческой мифологии – богиня вечной юности.

[14]Румелия – общее название завоеванных в XIV–XVI вв. турками-османами Балканских стран. В 1878 г. из земель, которые должны были по Сан-Стефанскому договору отойти к Болгарии, была образована провинция Восточная Румелия, но по решению Берлинского конгресса (см. ниже) власть в ней принадлежала султану, который должен был назначать наместника из христиан. После переворота 18 сентября 1885 г. Румелия практически вошла в состав Болгарии.

[15]Берлинский конгресс проходил в июле 1878 г. по инициативе Англии и Австрии. Недовольные усилением позиций России на Балканах, они требовали обсуждения итогов русско-турецкой войны на конгрессе европейских держав, подписавших Парижский мирный договор 1856 г. Главная цель Берлинского конгресса, состоявшая в ограничении притязаний России и недопущении ее к проливам, была достигнута.

[16]Алиса Гессенская (впоследствии Александра Федоровна Романова) приходилась великому герцогу Гессенскому родной сестрой.

[17]Осборн-Хаус – загородная резиденция королевы Виктории. Королева любила этот дом, построенный в 1845 г. на берегу моря и расположенный недалеко от Лондона. Теперь там музей, где все сохранилось, как при ее жизни.

[18]Урожденная принцесса Саксен-Альтербургская Фредерика, была замужем за великим князем Константином Николаевичем (ум. в 1892 г.), младшего брата императора Александра II, в православии – Александра Иосифовна.

[19]Таунус – горный массив в центральной части Германии.

[20]«Поэма о Старом Моряке» написана Сэмюэлем Тейлором Кольриджем (1772–1834).

[21]Очевидно, этот визит относится к 1910 г. – великая княгиня Александра Иосифовна (Фредерика) умерла в 1911 г.

[22]Карлсруэ – столица великого герцогства Баден.

[23]Орден королевы Виктории установлен как приватный орден королевского дома, служащий наградой за заслуги перед личностью государя. Дата учреждения – 1896 г. Имеет пять степеней. Бьюкенен стал командором ордена королевы Виктории, это третья степень.

[24]Перевод названия должности Attorney-General зависит от страны: в Великобритании – это генеральный атторней, в США – это глава министерства юстиции и генеральный прокурор.

[25]Крейсер «Алабама» использовался Англией во время Гражданской войны между Севером и Югом на стороне южан в нарушение объявленного ею нейтралитета. Созданный на основе соглашения между США и Англией арбитраж из пяти арбитров в 1872 г. вынес решение в пользу США, обязав Англию уплатить 15,5 млн долларов за прямые убытки вследствие нарушения ею нейтралитета. Хотя английский арбитр не подписал решение, подписанное четырьмя другими (арбитрами США, Швейцарии, Бразилии и Италии), Англия выплатила указанную сумму.

[26]Гаагская конференция 1899 г. По инициативе Николая II 18 мая 1899 г. в Гааге собралась конференция, в которой приняли участие представители 26 государств Европы, Азии, Америки. Как и последующая конференция 1907 г., она была названа «мирной», так как главной задачей ее участников была разработка мер по ограничению вооружений и обеспечению прочного мира. Никаких конкретных результатов в ограничении вооружений конференция не имела, но привела к заключению трех конвенций: о мирном разрешении международных споров; о законах и обычаях сухопутной войны; о применении Женевской конвенции о раненых и больных в морской войне.

[27]Одна гинея равна 21 шиллингу.

[28]Один фунт равен 20 шиллингам.

[29]Орден Бани – один из самых старых и уважаемых британских орденов. Орден известен с XIV в., однако официально считается, что он учрежден лишь 11 мая 1725 г. королем Георгом I. Первоначально орден имел одну степень – им награждались только военные. Сейчас существует как военная, так и гражданская разновидность ордена. Орден имеет пять степеней. (У Бьюкенена первая степень – Большой рыцарский крест.)

[30]На улице Вильгельмштрассе находилось министерство иностранных дел Германии.

[31]«Блистательное уединение» («Splendid isolation») – термин, употребляемый для обозначения общего курса внешней политики Великобритании второй половины XIX в., выражавшегося в отказе от заключения длительных международных союзов. Островное положение, огромные колониальные владения, сильнейший в мире военный флот, а главное, промышленное и финансовое превосходство над другими державами позволяли Соединенному Королевству сохранять свободу действий на международной арене. С наступлением эпохи империализма, в связи с быстрым развитием экономики и усилением военной мощи других держав, позиции Англии стали более уязвимы. Резкое обострение отношений с Германией и другими европейскими державами грозило Англии вынужденной изоляцией. В 1902 г. Великобритания заключила длительный союз с Японией, направленный против России, а в 1904-м – соглашение с Францией, что означало конец политики «блистательного уединения».

[32]Сэндрингхэм – загородная королевская резиденция в графстве Норфолк.

[33]Берат – жалованная грамота турецкого султана.

[34]Ускюб – турецкое название, теперь это г. Скопье.

[35]«Проект урегулирования для Болгарии» (фр.).

[36]Каза – мелкая административно-территориальная единица Османской империи (округ).

[37]Санджак – основная административно-территориальная единица Османской империи (департамент), составная часть вилайета.

[38]Фирман – указ султана или шаха.

[39]«Внутренняя македонская революционная организация» – партия, ставящая своей целью автономию Македонии.

[40]Бьюкенен пишет, что «состоится конфирмация княжич Бориса по православному обряду». В православии конфирмации нет, и суть обряда при переходе немного другая.

[41]Начало восстания было назначено на 2 августа (20 июля по старому стилю) – Ильин день, отсюда его название «Илинденское восстание». Бои шли до ноября 1903 г. Восставшим удалось освободить часть территории страны, но ни одно из славянских Балканских государств не пришло им на помощь, и сопротивление было жестоко подавлено Турцией.

[42]Рад получить сына своего отца, который был другом моего (фр.).

[43]Силистрия – ныне г. Силистра в Болгарии.

[44]Куцовлахи – македонские румыны – народ на севере Греции, юге Сербии, Македонии, юго-востоке Албании, Болгарии и Румынии. Язык – аромунский романской группы. Письменность на основе латинского и славянского алфавитов. Верующие аромуны в основном православные.

[45]Рыцарь-командор – II степень этого ордена.

[46]Двойная монархия – Австро-Венгрия.

[47]Здесь: временное соглашение (лат.).

[48]Граф Хевенхюллер был австрийским посланником в Белграде.

[49]Бад-Ишль – географический центр австрийского региона Зальцкаммергут. С 1848-го до 1914 г. замок Ишль был летней резиденцией императора Франца-Иосифа II.

[50]Орден Святых Михаила и Георгия учрежден в 1818 г. в ознаменование перехода под власть Англии острова Мальта и Ионических островов (последние в 1864 г. были переданы Греции). Он предназначался для награждения знатных уроженцев этих новых владений и для английских чиновников и офицеров, причастных к управлению ими.

[51]Время смеется над прошлым, обращая наших любимых в мертвые тела или чужих жен (англ.).

[52]Женитьба, смерть и раздоры лишают наши жизни смысла (англ.).

[53]Леджер (Сент-Леджер) – ежегодные скачки для кобыл-трехлеток в г. Донкастере, графство Йоркшир. Названы так по имени своего основателя – полковника Сент-Леджера.

[54]Рипван Винкль – персонаж одноименного рассказа Вашингтона Ирвинга; ища спасение от сварливой жены, часто уходил один гулять в горы. Во время одной из таких прогулок заснул. Проснувшись через двадцать лет, обнаружил, что жена умерла, а мир изменился до неузнаваемости. «Сонная лощина» – совсем другой рассказ того же писателя, тут Бьюкенен немного путает.

[55]То есть Первой мировой войны.

[56]В результате младотурецкой революции перед европейскими державами вновь остро встал вопрос о разделе турецких владений в Европе. Австро-Венгрия желала официально аннексировать оккупированную австрийскими войсками в 1878 г. Боснию и Герцеговину. Русская дипломатия пошла навстречу австро-венгерским притязаниям с условием компенсаций для России: за свой нейтралитет Петербург требовал от Австрии поддержать требования о пересмотре условий международных договоров о режиме черноморских проливов в пользу России. Эренталь и Извольский достигли по этому поводу устного «джентльменского соглашения». Но Эренталь, поспешив объявить на весь мир об аннексии, фактически нарушил условия этого соглашения. Отношения между Петербургом и Веной сильно ухудшились. Германия поддержала Австро-Венгрию и потребовала от России признать аннексию, угрожая в противном случае начать войну, и Россия вынуждена была уступить.

[57]Антанта (Тройственное согласие) – союз Великобритании, Франции и России; оформился в 1904–1907 гг.; в ходе Первой мировой войны объединил против Германии и ее союзников около 20 стран.

[58]Так называемая шахская казачья бригада под командованием русских офицеров действовала в Персии с конца XIX в.

[59]Принадлежит к числу тех, которые желательно было бы установить с общего согласия всех государств в интересах сохранения добрых международных отношений (фр.).

[60]Имеется в виду северная часть персидской провинции Азербайджан.

[61]Федаин (федай, фидай) (перс. и араб.), букв. – человек, жертвующий собой во имя идеи. В Средние века в Иране, Сирии, Ливане – член тайной организации исмаилитов-ассасинов; в новое и новейшее время в мусульманских странах – участник вооруженных отрядов различных религиозных или националистических движений.

[62]Спала – царское имение на территории современной Польши, в Лодзинском воеводстве. Теперь там национальный парк и орнитологический заповедник.

[63]1909-й и 1911 гг. – имеются в виду марокканские кризисы. В 1911 г. произошел так называемый Агадирский инцидент. После захвата Францией марокканского города Фес германская подводная лодка «Пантера» и легкий крейсер «Берлин» вошли в порт Агадир. Германский консул заявил, что это необходимо для защиты интересов Германии в Марокко в связи с угрозой захвата этой страны Францией. Россия послала Германии ноту с уведомлением, что в марокканском кризисе Россия будет поддерживать Францию. В результате переговоров Германия получила часть территории французского Конго – в качестве компенсации за отказ от Марокко.

[64]Скутари – в настоящее время г. Шкодер в Албании.

[65]Манифест 17 октября 1905 г., подписанный Николаем II в разгар всероссийской политической стачки. В манифесте провозглашались гражданские свободы и созыв Государственной думы.

[66]Апанаж – земельное владение, предоставлявшееся во Франции и некоторых других европейских монархиях некоронованным членам королевской семьи (во Франции до 1832 г.).

[67]По происхождению это крылатое выражение – из второй части трилогии «Валленштейн» Шиллера. Современные словари немецкого языка фиксируют этот фразеологизм без ссылки на первоисточник.

[68]Мария Павловна – дочь великого герцога Мекленбург-Шверинского Мария Александрина. Между ней и императрицей Александрой Федоровной существовало соперничество и взаимная неприязнь.

[69]Великий князь Владимир – младший брат Александра III, более тридцати лет занимавший должность товарища (заместителя) президента Императорской академии художеств.

[70]Перевод М. Богословской и С. Боброва.

[71]Это животное злое. Когда на него нападают, оно защищается (фр.).

[72]Боюсь, что наше общественное мнение далеко от понимания того, что именно диктуют нам наши национальные интересы (фр.).

[73]Манифест Николая II от 20 июля 1914 г. о вступлении России в войну (Российский ежегодник, 1990. С. 125–126).

[74]Ирредентная Италия – пограничные с Италией земли Австро-Венгрии с итальянским населением – Триест, Трентино, Истрия и часть Далмации. Стремление к присоединению этих земель послужило важнейшим стимулом для вступления Италии в Первую мировую войну на стороне Антанты. Версальский договор (1919) удовлетворил большинство этих требований.

[75]Два немецких крейсера «Гебен» и «Бреслау» совершали регулярные набеги на Черноморское побережье России, устанавливали мины и атаковали российские торговые суда.

[76]Кавалла (Канала) – порт на Эгейском море, отошедший к Греции после Второй Балканской войны.

[77]Так называемый военно-промышленный комитет.

[78]Бьюкенен называет Челнокова мэром, но на самом деле он городской голова, то есть глава городского общественного управления, выборное должностное лицо.

[79]Христиания – прежнее название г. Осло.

[80]Ченслер Ричард (?—1556) – английский мореплаватель. В 1553 г. командовал одним из трех кораблей экспедиции, отправленной английской торговой компанией на поиски северо-восточного прохода; обогнул Скандинавский и Кольский полуострова и достиг устья Северной Двины. Был принят в Москве Иваном IV; в марте 1554 г., получив грамоту на право свободной торговли с Московским государством, покинул Москву. В 1555 г. Ченслер вторично побывал в Москве. На обратном пути погиб во время шторма у берегов Шотландии.

[81]Малый военный кабинет – кабинет, состоявший всего из пяти министров (вместо двадцати трех), непосредственно обсуждавших вопросы ведения войны. Он был создан сразу после того, как премьер-министром стал Ллойд Джордж. Это позволило избежать длинных непродуктивных обсуждений, свойственных кабинету Асквита. К подобной же мере прибег Черчилль во время Второй мировой войны.

[82]По свидетельству начальника охраны царской семьи А.И. Спиридовича, Николай II телеграмму прочел, а затем показал ее графу Фредериксу и Воейкову и при этом сказал графу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

[83]Керенский представлял в 4-й Думе «Трудовую группу» (трудовиков). Эсером стал в марте 1917 г.

[84]Жильяр Пьер (Петр Андреевич) (1879–1962) – швейцарец, учитель французского языка императорских детей, воспитатель цесаревича Алексея. Выпустил две книги: «Трагическая судьба русской императорской фамилии» (Ревель, 1921), «Император Николай II и его семья» (Вена, 1921). Вероятно, Бьюкенен имеет в виду первую.

[85]Императрице Марии Федоровне удалось, при содействии короля Георга V, уехать из Крыма, и в 1919 г. она находилась в Лондоне, в гостях у своей сестры – королевы Александры, вдовы Эдуарда VII.

[86]Жена великого князя Кирилла, Виктория-Мелита, была дочерью Альфреда, герцога Эдинбургского, а затем Саксен-Кобург-Готского и Марии Александровны, дочери русского императора Александра II.

[87]Порт Романов – старое название г. Мурманска.

[88]Очевидно, Бьюкенен имеет в виду события не пятисотлетней, а трехсотлетней давности – интервенцию и гражданскую войну в России в 1605–1613 гг.

[89]Независимая рабочая партия Англии – левое, «социалистическое» крыло Лейбористской партии.

[90]На самом деле статья появилась в «Гамбургер фремденблатт».

[91]Имеется в виду юмористический журнал «Панч».

[92]Конец игры (лат.).

[93]Балфур Артур Джеймс (1848–1930) – премьер-министр Великобритании (1902–1905) от Консервативной партии.

[94]Саннингдейл, Уолтон-Хит, Корли-Вуд – знаменитые гольф-клубы.

[95]Ходж Джеймс Майлс (1873–1928) – депутат парламента.

[96]Прингл Уильям Мэтер Рутерфорд (1874–1928) – депутат парламента.

[97]Имеется в виду личный конвой Корнилова из состава Кавказской конной дивизии (Дикой дивизии).

[98]Острова Эзель (ныне Сааремаа), Даго (ныне Хийумаа) в настоящее время принадлежат Эстонии.

[99]Временный совет Российской республики (Всероссийский демократический совет, Предпарламент) образован на расширенном заседании президиума Демократического совещания 20 сентября как совещательный орган Временного правительства.

[100]Торнио-Хапаранда – разделенный город, расположенный на границе Швеции и Финляндии, на реке Торне. Торнио был основан в 1621 г., когда Финляндия принадлежала Швеции. В 1809 г. Финляндия отошла к России, и граница была проведена по реке Торне. В 1821 г. рядом с Торнио со стороны Швеции был основан г. Хапаранда.

[101]Улеаборг (ныне Оулу) – город на севере Финляндии, на берегу Ботнического залива.

[102]Лейт – порт г. Эдинбурга.

[103]Великие державы приняли решение организовать на Принкипо (остров архипелага Принцевы острова в Мраморном море) встречу всех воюющих российских сторон и стран, отделившихся от России, а также представителей союзников. Антибольшевистские силы в России сочли этот план оскорблением и предательством, и конференция не состоялась.

[104]Квиринал – название резиденции короля Италии в Риме.

[105]Цитата из книги американского писателя Уильяма Эдуарда Бурхарда Дюбуа «Души черного народа».

[106]Перевод из Горация. Ода III, 29.