Деловая мораль

Быть хорошим деловым человеком - это значит не только держать свое хозяйство внутри в образцовом порядке, но это включает в себя также и особое поведение по отношению к внешнему миру: я называю относящиеся сюда правила и предписания деловой моралью, причем я вкладываю в это выражение двойной смысл. Именно деловая мораль означает как мораль в деле, так и мораль для дела.

Мораль в деле, значит, в ведении дел, следовательно, при заключении договоров с клиентами, обычно обозначается выражением: коммерчес­кая солидность,т.е. благонадежность в исполнении обещаний, "действи-

[98]

тельное" обслуживание, пунктуальность в выполнении обязательств и т.д. Она также стала возможной и нужной только с образованием капита­листического хозяйства. Она принадлежит, следовательно, к тому комп­лексу "мещанских" добродетелей, о которых здесь идет речь.

Мы вряд ли станем говорить о "солидности" крестьянина, о "солид­ности" ремесленника (разве если бы мы разумели характер их работы, о котором мы, однако, не думаем, когда говорим об особой коммерческой солидности). Только с тех пор, как хозяйствование разложилось на ряд договорных актов, только с тех пор, как хозяйственные отношения поте­ряли свою прежнюю чисто личную окраску, могло возникнуть понятие "солидности" в разумеемом здесь смысле. Это означает, следовательно, в сущности: мораль верности договорам.

Она также должна была сперва еще быть развиваема в качестве лич­ной добродетели. И в качестве таковой она была выработана теми же флорентийцами (или другими) - торговцами шерстью, которых мы толь­ко что видели как отцов экономического учения о добродетели. "Никог­да (!) не было, - говорит Альберти, - в нашей семье никого, кто бы в договорах нарушил свое слово..." "Всегда наши при заключении догово­ров соблюдали величайшую простоту, величайшую правдивость, и благо­даря этому они в Италии и за границей сделались известными как ком­мерсанты крупного масштаба". "При всякой покупке и всякой продаже пусть царствует простота, правдивость, верность и честность, будь то в сношениях с чужими, будь то в сношениях с другом; со всеми дела пусть будут ясны и точны" (170).

Эти причины впоследствии защищаются всяким, кто поучает делового человека. Во всех вышеназванных сочинениях они возвращаются вновь почти в тех же выражениях. Нет нужды вследствие этого приводить сви­детельства.

Уровень коммерческой солидности не всегда и не у всех народов в разные времена был одинаков. В общем мы замечаем, что солидность с распространением капиталистической природы все увеличивается. Инте­ресно, например, наблюдать, как английский деловой мир, который впо­следствии рассматривался как образец солидности, еще в XVII столетии пользовался славой не чрезмерно солидного ведения дел. Мы имеем ряд свидетельств, сообщающих нам о том, что в те времена голландцы стави­лись англичанам в пример как образцы строгой солидности (171).

Однако выражение "деловая мораль" имеет, как мы видели, еще и другой смысл. Оно означает также мораль, которая преследует цель до­бывания деловых выгод; следовательно, мораль для дела, мораль из-за дела. И она становится составной частью "мещанских" добродетелей вместе с ростом капитализма. Отныне является выгодным (из деловых соображений) культивировать известные добродетели, или хоть по край­ней мере носить их напоказ, или обладать ими и показывать их. Эти до­бродетели можно объединить в одном собирательном понятии: мещанс­кая благопристойность. Следует жить "корректно" - это становится те­перь верховным правилом поведения для хорошего делового человека. Следует воздерживаться от всяких беспутств, показываться только в

[99]

приличном обществе; нельзя быть пьяницей, игроком, бабником; следует ходить к святой обедне или к воскресной проповеди; коротко говоря, следует и в своем внешнем поведении по отношению к свету также быть добрым "мещанином" - из делового интереса. Ибо такой нравственный образ жизни поднимает кредит.

У Альберти обозначение такого рода добродетельности, следователь­но, того, что мы называем "мещанской благопристойностью", - onesta⁵⁹. И эта onesta является в его моральном кодексе центральной доброде­телью, от которой все остальные заимствуют свой смысл и свой свет; она должна нас постоянно сопровождать, как публичный, справедливый, практичный и очень умный маклер, который каждый наш поступок, мысль и желание измеряет, взвешивает и оценивает. Мещанская благо­пристойность придает всем нашим предприятиям последнюю отделку. Она искони была лучшей учительницей добродетелей, верной спутницей добрых нравов, достойной почитания матерью спокойной и счастливой жизни. И - самое главное - она нам чрезвычайно полезна. Поэтому -если мы постоянно будем стараться соблюдать благопристойность - мы будем богаты, восхваляемы, любимы и почитаемы... (172).

Почти в тех же словах это опять-таки звучит через все столетия: итальянская onesta становится французской honnetete, английской honesti - все понятия, которые показательным образом обнимают в одинако­вой мере благоприличие и деловую солидность. Им всегда также прису­ще немного лицемерия, так как ведь — в деловых интересах — достаточ­но, если считаешься благопристойным. Быть им, во всяком случае, недос­таточно, нужно также считаться им. Вследствие того Бенджамин Франклин и пришел к этому решению: "Чтобы усилить мой кредит и мое положение как делового человека, я заботился о том, чтобы не только быть в дейст­вительности трудолюбивым и трезвым, но избегать также всякой види­мости противного. Я одевался поэтому просто; я не показывался никогда в таких местах, где устраивались пустые развлечения; я не ходил никог­да ловить рыбу, охотиться (173) и т.д.".

Глава девятая ОТЧЕТНОСТЬ

Так как крупную часть капиталистического хозяйства составляет за­ключение договоров о расцениваемых на деньги действиях и вознаграж­дении (покупка средств производства, продажа готовых продуктов, по­купка рабочей силы и т.д.) и так как начало всякого капиталистического хозяйственного акта, так же как и окончание его, есть денежная сумма, то важную составную часть капиталистического духа образует, как это очень хорошо понимали еще в начальной стадии капиталистического хозяйства, то, что я уже раньше назвал отчетностью. Под последней над­лежит разуметь склонность, обыкновение, но также и способность разла­гать мир на числа и составлять эти числа в искусную систему прихода и

[100]

расхода. Числа, само собой разумеется, суть всегда выражение величины ценности, и система этих величин ценности должна служить для того, что­бы привести, отрицательные и положительные ценности в такое соотнош-щение друг к другу, чтобы можно было заключить из него, принесло ли предприятие прибыль или убыток. Обе стороны "отчетности" проявляют­ся следовательно, в том, что ныне составляет две дисциплины учения о частном хозяйстве: в "коммерческой арифметике", с одной стороны, в "бухгалтерии" - с другой.

Три пути открыты перед нами, чтобы проследить возникновение и дальнейшее развитие отчетности:

1) мы можем по состоянию технического аппарата симптоматически установить состояние отчетности;

2) мы можем по сохранившимся счетам и ведению книг непосредствен­но усмотреть, как считали в ту или иную эпоху;

3) мы можем использовать случайные отзывы современников в качест­ве свидетельств о состоянии отчетности в определенную эпоху или в определенной стране.

Еще в моем "Современном капитализме" я набросал ход развития отчетности со средних веков и ограничиваюсь поэтому некоторыми не­многочисленными указаниями, которые ради связности изложения долж­ны найти здесь место. Некоторые новые примеры дополнят то, что я изла­гал прежде (175).

Колыбелью коммерческой арифметики также является Италия, говоря точнее, Флоренция: сочинением "Liber Abbaci" Леонардо Лизано, вышед­шим в 1202 г., закладываются основы правильной калькуляции. Но все же еще только основы. Точному счету пришлось еще только медленно обучаться. В XIII столетия только получают права гражданства в Италии арабские цифры со значением по месту, без которых мы с трудом можем представить себе быстрое и точное вычисление. Но еще в 1299 г. их упо­требление запрещается членам цеха Calimala! Как медленно даже в Ита­лии делало успехи искусство счета, показывает еще рукопись "Introducto-rius liber qui et pulveris dicitur in mathematicam disciplinam" из второй поло­вины XIV столетия, автор которой вперемежку употребляет арабские цифры со значением по месту, римские числовые знаки, счет по пальцам и по суставам.

С XIV столетия в Италии, с XV и особенно с XVI на севере искусство счета затем быстро развивается дальше. Укореняется цифровой счет и вытесняет постепенно неуклюжий счет по линейке, что означало большой прогресс: "Насколько лучше положение пешехода, идущего налегке и не нагруженного никакой ношей, против другого, отягощенного тяжелой ношей, настолько лучше также и положение искусного счетчика по циф­рам сравнительно с другим, считающим по линиям", - правильно призна­вал уже счетный мастер Симон Якоб из Кобурга.

Уже до Тартальи, математического гения XVI столетия, который усо­вершенствовал коммерческую арифметику, среди итальянских купцов развился при товарных вычислениях вместо тройного правила новый род "заключительного счета", который под названием "романского способа"

[101]

в начале XVI столетия распространяется из Италии по Франции и в Герма­нии. На немецком языке романский способ впервые привел Генрих Гримматеус в своей счетной книге (1518 г.). В XV столетии были "изобретены" десятичные дроби, которые с 1585 г. Симоном Стевином вводятся в упо­требление. 1615 год - год рождения счетной машины.

Под влиянием счетных книг, число которых быстро увеличивается, учение коммерческой арифметики весьма упростилось. Общераспростра­ненности счетного искусства содействовали школы арифметики, которые развиваются, особенно в торговых городах, с XIV столетия. В XIV столе­тии во Флоренции (снова Флоренция!) существует уже шесть таких школ, которые, как нам сообщает Виллани, регулярно посещались 1 200 мальчи­ками и в которых преподавались "абакус и элементы коммерческой арифметики". В Германии эти школы, кажется, раньше всего возникли в Любеке; в Гамбурге потребность в них появилось около 1400 г.

Начатки упорядоченной бухгалтерии существуют еще в XIII столетии; счетные выписи папы Николая III от 1279-1280 гг., расходные регистры общины Флоренции от 1303 г. свидетельствуют о том, что в то время прос­тая бухгалтерия была почти что совершенной. Но и двойная бухгалтерия того же возраста, хотя сомнительно, чтобы она была в употреблении уже в XIII столетии. Документально установлено исследованиями Корнелю Дезимони, что, во всяком случае, уже в 1340 г. городское управление Генуи вело свои книги на основе Partita doppia⁶⁰ с таким совершенством, которое позволяет заключить о значительном возрасте этой системы. Из XV столетия мы обладаем затем многочисленными свидетельствами ее распространения в общественном и частном счетоводстве. Наиболее по­учительным и наиболее полным примером служат дошедшие до нас тор­говые книги братьев Соранцо в Венеции (1406 г.), обработка которых является заслугой Г. Зивекинга. Свое первое теоретическое освещение и изложение двойная бухгалтерия нашла затем у Фра Луки Пачиуоли, ко­торый в одиннадцатом трактате девятого отдела первой части своей "Summa arithmetica" развил этот предмет.

Совершенно или менее совершенно, во всяком случае, "считали" в эти века зарождающегося капитализма, особенно в Италии, уже весьма мно­го; считали и вели бухгалтерские записи: счет и бухгалтерия сделались существенно важным занятием "мещанских" предпринимателей, кото­рые вначале, несомненно, еще должны были делать сами многое, что впоследствии было перенесено на служащих-бухгалтеров.

Мессер Бенедетто Альберти говаривал: "Как это хорошо идет дельно­му коммерсанту, когда у него руки постоянно выпачканы в чернилах". Он объявил обязанностью всякого купца, так же как и всякого делового человека, имеющего дело со многими людьми, всегда все записывать, всякий договор, всякий приход и расход денег, все проверять так часто, чтобы он, в сущности, никогда не выпускал пера из рук... (176).

Предводительство в области коммерческого счета, которое вначале, без сомнения, принадлежало Италии, перешло затем в последующие сто­летия к Голландии. Голландия сделалась образцовой страной не только для всего того, что называлось мещанской добродетелью, но также и для

[102]

точности в счете. Еще в XVIII столетии ощущается расстояние, разделяв­шее, например, американское и голландское коммерческое искусство. Франклин рассказывает (177) о вдове одного компаньона, урожденной голландке: как она впервые посылала ему регулярные и точные расчеты, к которым нельзя было побудить мужчину (американца): "Бухгалтерия, - добавляет он, - составляет в Голландии часть женского образования". Это относилось к 30-м годам XVIII столетия.

Затем Англия стала рядом с Нидерландами. В начале XIX столетия немецкие коммерсанты указывали на Англию и Голландию как на страны с самым развитым "коммерческим образованием", которое внутри Гер­мании, в свою очередь, было в те времена, кажется, выше всего развито в Гамбурге. Об отношении этих стран друг к другу хороший знаток дела пишет в 30-х голах XIX столетия следующее:

"Таких свободных и ясных взглядов в коммерческих делах, как их имеет именно англичанин - этот коммерсант до мозга костей, - гамбуржец достигает очень редко и только поздно; той решительности, самосто­ятельности, которую проявляет тот, этому в большей или меньшей степе­ни в указанном отношении совершенно недостает. Все же можно гамбург­скую коммерческую аккуратность справедливо превозгласить как обра­зец для остальной Германии; она почти равняется голландской по осмот­рительности, но значительно либеральнее, чем взгляды боязливого мин-геера» (178).

Но то, что в те времена отчетность даже и в менее развитых странах составляла железный остов капиталистического духа, - разумеется само собой.

Этими последними замечаниями, равно как и некоторыми более ран­ними, об истории мещанских добродетелей, я уже указывал на нацио­нальные различия, наблюдаемые нами в постепенном развитии капита­листического духа. На эту проблему мы еще несколько больше внимания обратим в следующем отделе.

[103]

Отдел третий