Проснувшись, я принимал ванную и отправлялся завтракать в заведение Альфы

Один из столиков - в углу, подальше от окна - по негласной договоренности считался "моим". Я мог завтракать там в полном одиночестве или в компании жизнерадостной хозяйки, которая тут же принималась потчевать меня занимательными сплетнями о знакомых и незнакомых; а мог пригласить кого-нибудь из посетителей присоединиться ко мне и сыграть в нарды. Нарды были самой популярной настольной игрой в "Салоне" и, насколько я успел заметить, во многих других забегаловках Тихого Города. Здесь чаще играли в "длинные нарды", чем в "короткие", причем большинство игроков, как и я сам, предпочитали играть черными и кидать не чужие, а собственные самодельные кости (окруженный сочувствующими советчиками, я старательно вырезал свои кубики в течение нескольких вечеров и, как ни странно, довел эту почти ювелирную работу до победного конца). За все время я не встретил ни одного человека, который был бы искренне заинтересован в исходе игры, однако все мы были очарованы процессом: нежный клекот перекатывающихся кубиков, мелодичный перестук шашек...

После завтрака я возвращался домой и занимался наведением порядка или возился в саду. Потом отправлялся на прогулку. Поначалу я старался всякий раз непременно забрести туда, где не бывал прежде; со временем же понял, что улицы Тихого Города похожи одна на другую, и махнул рукой на свою исследовательскую деятельность. Прогулка обычно заканчивалась обедом, но не в "Салоне", а где-нибудь "на стороне". Таким образом я отдавал дань жалким остаткам собственной страсти к открытиям: размещал свое тело в новых интерьерах, пробовал новые блюда, заводил новые знакомства. Бледные призраки "новых впечатлений" меня вполне удовлетворяли; возвращаясь домой, я изрекал одну и ту же фразу: "Это была хорошая прогулка" - что-то вроде сытой отрыжки, но не желудочной, а душевной.

Дома я варил кофе, неисчерпаемые запасы которого обнаружились в кладовой, топил камин, валялся на диване, листая старые энциклопедии, которыми были уставлены мои книжные полки. Один из томов назывался "Новые сведения о вещах" и пользовался моим особым расположением: я читал эту книгу медленно, растягивая удовольствие; книга отвечала мне взаимностью и, кажется, постепенно становилась толще, словно в мое отсутствие неизвестный автор добавлял в нее новые и новые статьи.

Потом я отправлялся в "Салон", поскольку сердце подсказывало мне, что у гостеприимной Альфы уже начала собираться теплая компания, частью которой теперь считался и я сам. Несколько коротких кварталов, знакомая стеклянная дверь, уютный желтый свет лампы под плетеным абажуром. Ласковый аромат цветочного чая, сладостное удушье кофейной пыли, густые табачные облака под потолком, перестук льдинок в бокалах с крепкими напитками, неизменные нарды и бесконечные разговоры, которые стали единственным внятным смыслом моего призрачного бытия. На дружескую болтовню расходовались все душевные силы, что, безусловно, было мне только на руку: я физически не мог тосковать, как не смог бы, скажем, поднять в воздух товарный состав или взять на руки новорожденного слоненка.

Дома я укладывался в постель, сладко потягивался и засыпал - крепко и без сновидений; с непривычки мне поначалу казалось, что я сплю всего несколько минут в сутки, но, сверив свои впечатления с Альфой, которая видела меня и в конце дня, и почти сразу после моего пробуждения, я убедился, что стал редкостным засоней. Что ж, все к лучшему. "Солдат спит - служба идет".