Диалогическая природа «Я» (Л.С. Выготский, М.М. Бахтин)

Диалог и Бахтин
Означенной проблемой в культуре интересовался М.М. Бахтин, придерживающийся той точки зрения, что познать суть явлений культуры как системы {а также отдельных культурных систем) возможно при помощи диалогизма логического и символического. Диалогизм Бахтина -это установка на исходный диалогизм в понимании культуры (и ее субъектов) как текста вообще, а точнее - речи, где происходит познание "объекта", "вещи", "предмета" в общении, во взаимодействии. Создавая произведение культуры - субъект культуры, автор в творчестве выступает как целое через форму отношения к событию (а всякое принципиальное отношение несет творческий характер), через форму его переживания в целом жизни и мира.
Согласно взглядам Бахтина, общение, направленное на полноценное взаимопонимание субъектов культуры, а также их собственное активное самоисследование (внутренний диалог "Я-ТЫ") происходит благодаря эстетической деятельности. Эта деятельность состоит в завершении "Я" через другое "Я" в его целостности и "другости" (как иной мир) в общении и, как следствие, понимание этого в художественном творчестве. Постижение идеи и ее смысла возможно только в контексте эстетической деятельности, когда возникает "живой контакт с чужой мыслью, воплощенной в чужом голосе". Таким образом, при наблюдении внешнего театрального процесса, выявляется, что актер, воплощая автора посредством режиссера, отражается в зрителе. "Понимание текста так, как его понимал сам автор данного текста, может и должно быть лучшим. В понимании оно раскрывается многообразием смыслов. Таким образом, понимание восполняет текст и носит творческий характер". М.М. Бахтин заложил основы "семиотики в ее современном виде", то есть семиотики, которая признает, что самым важным, что придает значению смысл, является не знак, а все высказывание, в состав которого входит данный знак.
По Бахтину, в процессе понимания один голос отвечает на другой, и "на каждое слово понимаемого высказывания мы как бы наслаиваем ряд своих отвечающих слов" и значений. Это подразумевает и минимальную диалогичность. В диалогизме Бахтин находил ключ к раскрытию сущности человека, его индивидуальности.
Диалогическая всеобщность понимается Бахтиным в трех планах, трех смыслах.
Вот, соответственно, три выдержки из книг Бахтина, определяющие эти
три смысла диалогической всеобщности:
1. О всеобщности диалога как основы человеческого взаимопонимания.
«Диалогические отношения... — это почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение... Где начинается сознание, там... начинается и диалог». «Все в жизни диалог — то есть диалогическая противоположность».
2. О всеобщности диалога как основы всех речевых жанров. О невместимости понятия «диалог» в понятие «спор».
— Бахтин возражает против «узкого понимания диалогизма как спора, полемики, пародии». Он утверждает: «Это— внешние, наиболее очевидные, но грубые формы диалогизма. Доверие к чужому слову, благоговейное приятие (авторитетное слово), ученичество, поиски и вынуждение глубинного смысла, согласие, его бесконечные градации и оттенки (но не логические ограничения и не чисто предметные оговорки), наслаивания смысла на смысл, голоса на голос, усиление путем слияния (но не отождествления), сочетание многих голосов (коридор голосов), дополняющее понимание, выход за пределы понимаемого и т. п. Эти особые отношения нельзя свести ни к чисто логическим, ни к чисто предметным. Здесь встречаются целостные позиции, целостные личности». Но понятие диалогизма здесь не случайно. В основе всех этих форм отношения между «репликами» находится именно «диалог», в самом остром и понятном смысле: наличие личностных позиций, отделение «высказываний» «диалогическим ожиданием» ответа или вопроса (возражающего, соглашающегося, сомневающегося...) со стороны иной личности, вненаходимого ТЫ.
3. О нетождественности бахтинского понимания «всеобщности диалога» с прямым обобщением. О исторической и духовной особенности, уникальности, диалогизма Бахтина.
— «Диалогическое проникновение обязательно в филологии (ведь без него невозможно никакое понимание): оно раскрывает новые моменты в слове (смысловые в широком смысле), которые, будучи раскрыты диалогическим путем, затем овеществляются. Всякому продвижению науки о слове предшествует ее „гениальная стадия" — обостренно диалогическое отношение к слову». Диалогизм всеобщ; диалогизм — уникален {он свойствен «гениальным стадиям» — узловым моментам развития филологии и культуры в целом. Диалог всеобщ не «размазанно», но — в средоточиях человеческого духа.

Представляется, что бахтинская идея диалога возникла в точке скрещения четырех исследовательских установок.
Во-первых, — это установка на диалогизм поэтики (романов) Достоевского. Здесь впервые возник ключевой бахтинский смысл идей диалога. Этот ключевой смысл: внутренняя связь (тождество?) идеи диалога с идеей сознания и самосознания, с идеей личности. И — с самим осмыслением ИДЕИ (в отличие от «мысли», понятия и т. д., — но не в гегелевском отличии, а совсем-совсем в ином отличии от понятия). Бахтинский диалогизм, — как коренная форма понимания личности и сути гуманитарного мышления, есть, — в этом смысле, — идеализация поэтики романов Достоевского, возведение художественного мышления Достоевского на высоты предельного философского пафоса. Не идеология Достоевского в обычном смысле слова, — почвенническая или какая-нибудь иная, но — «идеология», философия его художественного метода, эстетического полифонизма его романов, — вот что было источником существеннейших открытий Бахтина.
Во-вторых, диалогизм Бахтина — это установка на исходный и неискоренимый диалогизм «текста вообще», точнее — речи в том понимании всеобщности о котором мы сказали выше. Свой «диалогизм» Бахтин увидел во всеобщих определениях человеческой речи. Речь — любая речь, каждая речь может быть, по Бахтину, истинно понята лишь в контексте диалогических отношений. Элементарная единица речи — «высказывание», граница которого и смысл которого — начало «ответа» другого человека, другой личности. Высказывание все ориентировано на этот ответ или на новый вопрос, ко мне обращенный, таит в себе возможность и предвосхищение таких ответов, — вопросов, — сомнений. Бахтинское понимание речи — всеобще; это понимание резко отлично и от обычного «монологичного», «грамматического» ее понимания (единица речи — предложение), и от соссюровского (в потенции — структуралистского) ее понимания. В этом плане диалогизм Бахтина — это идеализация (уже не поэтики Достоевского и не идеи самосознания, и не сознания Идеи... но) особого, по определению Бахтина, — «металингвистического метода» (при всей сомнительности этого термина, - ведь тут нет никакого «мета» — лингвистика сама выходит за свои пределы).
В-третьих. Диалогизм Бахтина — есть идеализация (возведение во всеобщность) диалога, как он выступает в «романном слове»; в его (романного слова) хронотопе, — то есть в неделимом атомарном единстве «времени и пространства», характерномном для романа. Это — диалогизм романных произведений (целостных феноменов культуры, но не просто фрагментарных «текстов»), И речь тут уже идет не о «речи как таковой», и не о поэтике «предельного сознания, сознания личности» романов Достоевского. Речь здесь идет о преднайденном диалоге разноречивых диалектов, объединенных в рамках романа, в жестких границах его хронотопа.
В романе один «диалект», одна интонация и синтаксис (одного действующего лица) — оговаривает и освещает, и предупреждает голос, интонацию и диалект другого «действующего» (или — говорящего...) лица. В их взаимоосвещении и взаимооговорочности — в контексте романа — создается (впервые становится трудностью, проблемой, «последним вопросом» бытия) диалог реальных, разрозненных, встречных диалектов и речений. Именно такой диалог (по принципу: все люди накопили в веках разные речевые блоки; в микрокосме романа эти различные многовековые языковые блоки по особому освещают и освящают друг друга) и лежит в основе всех бахтинских осмыслений идеи диалога, диалога идей.
Бахтин пишет: «В обусловленности основных стилистических категорий определенными историческими судьбами и задачами идеологического слова — сила этих категорий, но в то же время и ограниченность их. Они были рождены и оформлены исторически актуальными силами словесно-идеологического становления определенных социальных групп, были теоретическим выражением этих действенных, творящих языковую жизнь сил. Эти силы — силы объединения и централизации словесно-идеологического мира». В другом месте: «Направленное на свой предмет слово входит в эту диалогически взволнованную и напряженную среду чужих слов, оценок и акцентов, вплетается в их сложные взаимоотношения, сливается с одними, отталкивается от других, пересекается с третьими, и все это может существенно формировать слово, отлагаться во всех его смысловых пластах, осложнять его экспрессию, влиять на весь стилистический облик».
Всеобщность диалогизма, вычитанного из романов Достоевского, это всеобщность «погружения внешнего слова» — внутрь сознания, превращение внешнего диалога — в диалог самосознания, или, точнее, — в самосознание как микродиалог. Здесь — в итоге — и внешний, преднайденный диалог не преднайден, он заново (и совсем в ином смысле) творится изнутри — вовне... Он расходится кругами, — полагая диалектные диалоги многих «лиц» (многих ликов одной личности). Аналогом такого диалога является «внутренняя речь» в понимании Выготского.
В-четвертых. Целостным истоком диалогизма Бахтина выступает непосредственно понимание культуры в ее Большом времени. В проблемах культуры осуществляется та кристаллизация всех иных диалогических установок, что неповторимо актуальны для (и только для...) XX века.
Только тогда, когда феномен одновременности культур, общения между ними (а не их снятия и взаимоотвержения) стал важнейшим социальным и личностным определением человеческих отношений, — то есть, в ХХ веке, — все остальные предпосылки диалогизма могли соединиться, «забродить» и — сформировать идею диалога как всеобщую характеристику гуманитарного мышления, как определение разума (с основной установкой не на познание «объекта», «вещи», но на общение, взаимопонимание).
Понимание каждой культуры (античной, — средневековой, — Нового времени, — восточной...) как субъекта, как одного из участников диалога по «последним вопросам человеческого бытия», — такого участника, который в общении с иными Образами культуры обнаруживает и впервые формирует новые свои смыслы, формы, устремления, — к этому иному Образу обращенные, — такое понимание и сводит воедино все определения диалога как всеобщей сути гуманитарного мышления. Такое бытие культур в Большом времени (...и их со-бытие) всегда персонифицировано.
Диалогизм Бахтина одухотворен «живой водой» культуры дважды. Прежде всего — в идее амбивалентности каждой культуры. Под амбивалентностью я сейчас имею в виду несколько более общее понятие, чем сам Бахтин, раскрывающий ее смысл исключительно по отношению к средневековой культуре (в ее странном тождестве с культурой Возрождения). В бахтинском смысле «амбивалентность» — это двойственность и внутренняя диалогичностъ (возможность на себя самое смотреть со стороны) «верха» и — «низа»; смеха и — священной серьезности; «блаженных простецов» и — «блаженных схоластов» — этих спорящих голосов средневекового гротеска.
Реально диалог культур совершается в работах М. М. Бахтина не в «лакуне» между культурами, не на «ничьей земле», где эти культуры как бы заново и впервые становятся, возникают, но — только внутри определенной культуры, — культуры нововременной, культуры романного слова, на площадке идеологически и диалектно — преднайденного диалога.
Бахтинская поэтика диалога (или — в другом осмыслении — поэтика культуры) это и есть, по сути дела, — введение в логику диалога, в диалогический разум, в логику культуры. Само понимание диалога в горизонте сознания означает, что — в этих пределах, под этим углом зрения, -новое диалогическое мышление может быть понято лишь в своих эстетических предопределениях (поэтика диалога). — В феноменологии мышления гуманитарного. И такое видение, такое понимание необходимо. Без него новое всеобщее (общения) не будет укоренено в творческой жизни индивида. Но необходимо и другое видение разума культуры. — Это осмысление культуры (ее оснований) в собственно логических определениях (определениях новой философской логики). В этих определениях логика определяется не через свой исток в сознании, но через (иную) логику, через вне-мыслительное бытие — как основание мысли. Здесь сама гуманитарность мысли оказывается обоснованной и не может служить последним, исчерпывающим смыслом нового диалогического разума, — разума общения разумов, разума начала логики,— разума культуры.