Глава 14

За окном свирепствовал проливной дождь, а здесь, в хорошо натопленной зале, уютно потрескивали в камине дрова. Он был огромным и прожорливым – слуге то и дело приходилось подкладывать поленца.

Стол уже убрали. Присутствующие расположились у огня в глубоких удобных креслах. Только лейди Соунник сидела на специальном стульчике без спинки и тихонько перебирала струны наколенной арфы.

Лет благородной лейди было вряд ли больше семнадцати. Блестящие каштановые волосы, по‑простому заплетенные в косу. Нежная чистая кожа, легко вспыхивающая румянцем. Чуть раскосые миндалевидные глаза. Не красавица (да и кто помнит те времена, когда в роду у Илишей красотки водились?), но почти хорошенькая. Вся такая кругленькая, мягонькая и уютная.

А еще по уши влюбленная в сводного кузена. Наслушалась, видимо, романтических историй про охотника на агрессивную нежить!

Племянница Оттиса смущалась и краснела, пряча взгляд, не только из‑за присутствия в зале Верьяна. Девушка искоса, якобы незаметно, пыталась меня рассмотреть. Как же, в гостях венценосная особа! Хотя было бы на что дивиться…

Платье, которое одолжила «дорогой гостье» сама же лейди Соунник, из‑за разности наших комплекций болталось на мне, несмотря даже на до упора затянутый корсет. Юбка была на пару ладоней короче, чем требовал этикет и хороший вкус. Короткие волосы, кучерявившиеся на затылке, не поддавались никакой укладке и торчали во все стороны. Только туфли пришлись мне впору – но должно же было мне хоть в чем‑то повезти!

Хозяин замка тоже задумчиво поглядывал в мою сторону, правда, делал он это, не скрываясь. Взгляд у него был подозрительно приценивающимся. Когда мы с Верьяном вышли к ужину при полном параде, лэрд Илиш почти не выказал удивления, за сердце не схватился – выдержка у него была под стать сыновней. Бурной радости мы тоже не дождались. Оттис буднично прижал сына к груди, морщась от боли, преклонил передо мной колено, после чего предложил пройти к столу. Я ни на мгновение не обольщалась: отец Верьяна про себя прикидывал, кому и за сколько продать столь бесценную гостью. Ему надо было решить, посылать ли весточку Императору или рискнуть и собрать Совет Севера.

Верьян, как и положено раскаявшемуся блудному сыну, сидел подле отца. Парень был тих, скромен и благопристоен. И в отличие от меня – одет с иголочки. А еще бесстыдно красив. Как это я раньше не замечала его красоты?

«Видимо, прекрасного горгона расколдовал поцелуй Императрицы». Не язви, гастрит будет.

– Сыграйте что‑нибудь, – неожиданно для себя попросила я девушку и тут же прикусила свой болтливый язык, некстати вспомнив самодеятельность баронессы Лешеро. Госпожа Ольхеза рю Яандер обладала замечательно громким голосом. К сожалению, при этом она была начисто лишена музыкального слуха.

– Нет‑нет, что вы, Ваше Величество. – Соунник смутилась и покраснела. – Мне неудобно. Вы из вежливости меня просите…

– Просить из вежливости – это у нас к Верьяну, – ободряюще улыбнулась я. – А я действительно хочу послушать, как вы поете.

– Но я даже не знаю, что вам исполнить… – Она беспомощно посмотрела на наемника.

Тот пожал плечами.

– Какая‑нибудь слезливая баллада вполне подойдет. – Великодушию младшего Илиша просто не было предела.

Я сердито хмыкнула, Верьян очаровательно улыбнулся, а лейди Соунник взяла первый аккорд, чтобы спеть песню. Про меня.

Как сложится все, и что скажут потом,

Не знаю, но выбор всегда за тобой.

Ты хочешь узнать, что же там впереди?

Так много дорог, что их все не пройти.

Поманит ли западный ветер тебя?

В мужья посулит самого короля,

И тронный зал, и шепот интриг,

Величие власти и зависть других.

Одарит богатством, почетом, войной,

И в трудное время ты станешь вдовой.

Падет ли столица, отступят войска?

История все сохранит до конца.

Нагрянет ли ветер восточных земель,

Закружит беспутства и лжи карусель?

Под звездное небо бродяг заведет

И сердце навеки тебе разобьет.

Пойдешь за другого и будешь верна…

Семейный очаг и детишек толпа…

Ты будешь и долго и счастливо жить

И к старости сможешь то небо забыть.

Как сложится все, и что скажут потом,

Не знаю, но выбор всегда за тобой.

Ты хочешь узнать, что же там впереди?

Так много дорог, что их все не пройти.

Пусть южные ветры ударят в набат,

Когда паруса поднимает пират.

Лишь море решает судьбу корабля.

Послушайся ветра и встань у руля.

Надейся на случай и верь маякам

И радуйся моря соленым дарам,

И каждому шторму, и каждой волне,

Что южные ветры пророчат тебе.

А север предложит холодную сталь,

Горячих коней и закатную даль,

И правое дело, и верных друзей,

Жестоких врагов и сверканье мечей.

Там сердце споткнется о брошенный нож,

И стоном последним ты губы сожмешь.

Отдашь свою жизнь, чтобы спасся другой…

В балладах такое зовется – ценой.

Как сложится все, и что скажут потом,

Не знаю, но выбор всегда за тобой.

Ты хочешь узнать, что же там впереди?

Так много дорог, что их все не пройти.

Хотя нет, конечно, эта песня – не про меня. И как раз осознание этого стало болезненным. То, о чем пелось, могло бы произойти со мной, но мне никогда не хватило бы силы духа выбрать такую жизнь…

Хозяин замка тяжело закашлялся, возвращая меня к действительности.

– Прошу прощения, Ваше Величество. Я весьма скверно себя чувствую. – Дождавшись моего разрешающего кивка, Оттис поднялся, протягивая здоровую руку наемнику. – Верьян, проводи меня.

Наемник почтительно подставил локоть, чтобы отец смог опереться. Такой умилительной группой они вышли из залы. А я, коварно пользуясь их отсутствием, обратилась к лейди Соунник:

– Вы чудесно поете, Соунник. Ничего, что я называю вас по имени?

Девушка смутилась:

– Ваше Величество, что вы такое говорите…

– Слова. – Покровительственная улыбка.

– Да‑да, конечно, – совсем смешалась Верьянова племянница. – Как вам будет угодно…

– Соунник, вас не затруднит выполнить одну мою небольшую просьбу?

Она удивленно воззрилась на меня.

– Смогу ли я… – залепетала девушка.

– Сможете. – Категоричность, смягченная улыбкой. – Без сомнения. Но об этом позже, а пока сыграйте еще.

– А что?

– Я полностью доверяю вашему вкусу.

Откинувшись в кресле и полуприкрыв глаза, я вслушалась в музыку. Покачиваясь на волнах наигрываемой Соунник мелодии, мне было легче отрешиться от происходящего.

В данный момент нельзя позволить Верьяну никакой самодеятельности. Если он собирается меня предать (а он наверняка собирается!), я как минимум должна быть в курсе происходящего.

Мои пальцы захватили невидимую силовую нить, вьющуюся вокруг правого запястья, и осторожно потянули. Чуть помедлив и собирая решимость, как перед прыжком в воду, я нырнула в Межмирье, выпадая из собственного тела.

* * *

Расстояния и размеры здесь условны, тонкая нить вполне может обернуться потоком, стоит лишь сместить восприятие. Не слишком широким: связь слаба – срок договора на исходе. Я ныряю в силовой ручей нити и отдаюсь на волю течения. Первой я чувствую Эону – клубок махровых сомнений, мягкой неуверенности и цветной мечтательности. Стараясь не заблудиться в этом сплетении, следую за нитью дальше – к жесткой целеустремленности и структурированной расчетливости Верьяна, которые ощущаются мной, как нагромождение геометрических фигур. Нить оплетает их, устремляясь к центру, где в колодце сущности горгона пузырится черно‑зеленая жидкость. Стараясь не думать, что может случиться, если меня затянет в эту вязкую муть, я отделяюсь от потока и растекаюсь на поверхности приглянувшегося мне куба, прислушиваясь к гулко разносящимся здесь голосам…

– Есть серьезный разговор, сын.

– У вас других ко мне не бывает… отец. – Верьян хочет, чтобы в голосе прозвучала издевка, но та уступает место горечи.

– Да, иногда я бываю излишне строг… – Голос Илиша звучит глуше. – Но давай не будем поминать былое. Нынче, время такое, смутное, надо жить сегодняшним днем и успевать создать задел на будущее.

– Это из‑за Императрицы?

– Девчонка здесь по большому счету ни при чем, – отмахивается хозяин замка. – Просто еще одна рыбка в мутной воде.

– Щука, – шутит Верьян. – Зубастая.

– Ты лучше не зубоскаль, а слушай, что отец говорит. Избавляться от девки надо скорее – Императрица она там или демоница хмарная.

– Императрица‑императрица. Самая настоящая. Аэлексэш говорил…

– Мало ли о чем трепался этот рыжий проныра! – перебивает сына Илиш. – Наследил ты в Ойстре знатно, вот это беда. Если бы не затрещали скрепы на перевалах и не загнали в Разделяющие горы всех мало‑мальски сильных магов в помощь алониям – болтаться бы тебе, сынок, на Устимской площади.

– Откуда вам это известно? – Несмотря на все усилия сдержаться, в голосе Верьяна все‑таки слышится тон обиженного подростка.

– Первые беженцы уже потянулись с гор. А вместе с ними и последние слухи. Попомни мои слова, скоро из Предгорий люди хлынут потоком. Важно момент не упустить. Клык Шторма сейчас не в лучшем своем состоянии, как, впрочем, и я. Нашим землям нужна крепкая рука. Хозяин, который своего не упустит. В Ойстру весточку я уже послал. Эх, если б Аркамакс не сгинул в Великом Разломе вместе с твоими братом! Еще по надельнику отправил в Гильдию прошение на рекомендацию нового фамильного мага, да все пока без ответа… Ладно, не будем о грустном. Твою жизнь мы этой девкой выкупим, женишься на Соунник, а там поглядим, как Единый распорядится…

Неожиданно четкие построения Верьяновых размышлений начинают течь. Поверхность куба становится вязкой, я влипаю в нее, как муха в мед – когда от панических дерганий только глубже уходишь. Я тону, я задыхаюсь…

* * *

Классная комната утопала в ярком солнечном свете. Довольно жмурившийся Верьян растекся по парте, наслаждаясь редкой возможностью тепла и покоя. Он вообще любил жару, столь редкую в родных краях. Наслаждаться теплом и покоем мальчику мешали сразу два обстоятельства. Первое – урчащий от голода живот, а второе – сидевшие за впереди стоящим столом и сопевшие над заданием по арифметике «эти» – язык не поворачивался называть их братьями. Сам Верьян справился с задачей, когда еще солнечное пятно только‑только переползало учительский стол.

В дверь постучали. Гувернер, дремавший в своем углу, вытянув в проход между столами скрещенные ноги, встрепенулся:

– Входите!

В комнату заглянула Ристина, старая нянька наследников, еле тащившая огромный поднос с едой.

– Помилуйте старую, рен Ташек, но лейди Сангрин приказала покормить мальчиков. Вот, собрала туточки маленько. – Пыхтя, она сгрузила ношу на ближайший стол.

«Пирог. С мясом. Только из печи», – по запаху определил Верьян, давясь слюнями.

– Ну раз сама лейди приказала, что поделать, кормите… – Гувернер встал и потянулся. – Пойду‑ка я тоже перекушу. Тихо тут без меня!

Насвистывая, он вышел из комнаты. Нянька погладила «этих» по голове и поплыла следом за гувернером.

Лесс захапал самый здоровый кусок пирога, успев перед этим дать по рукам младшему брату. Тот хотел было подраться, но передумал – тоже набросился на еду.

«Уроды!» Верьян не ел со вчерашнего утра, так как был наказан за непочтительное отношение к лейди Сангрин – недостаточно быстро уступил путь хозяйке. Верьян отвернулся, не в силах смотреть, как «эти» жрут.

За что и поплатился. Подзатыльник был такой силы, что от него потемнело в глазах.

– Эй, Тэм, не трогай ты эту палку‑навозомешалку, руки не марай!

Верьян сильно вытянулся за последние три месяца. Мышцы не успевали за костями. Мальчик был длинный и худой, как прут. В отличие от плечистых коренастых «этих», которые были старше его всего‑то на пару весен.

– Да я, наоборот, вытираю. – Сводный братец демонстративно обтер жирную от соуса ладонь о волосы Верьяна. Когда тот мотнул вихрастой головой, то получил второй тяжелый подзатыльник.

– Ну как хочешь, – лениво протянул старший, вгрызаясь в яблоко. – Подхватишь еще какую заразу. Кто знает, чем его мамашка‑подстилка «наградила». Один Единый ведает, от чего подохла…

Он не договорил: подавился яблоком, когда Веарьян врезался головой ему в живот. Правда, как следует подраться не дали – второй братец заломил бастарду руки за спину. Тут уж Лесс оторвался. Ребра трещали под ударами кулаков. От боли невозможно было дышать.

– По морде только не бей, а то от Упыря влетит, когда вернется, – пропыхтел над ухом Тэмиас, по‑прежнему крепко удерживая Верьяна, хотя тот уже не вырывался.

– Хватит, пожалуй. Руки устали уже, – донеслось до него сквозь боль. – Отпускай ублюдка.

Освобожденный из тисков Верьян мешком свалился на пол.

«Ненавижу! Всех! – билось в висках. – Себя, себя ненавижу! Хмарь! Слабак! Ненавижу».

Голову пронзила разламывающая кости боль. Оглушающая, острая до непереносимости. Верьян завыл. Вскоре негромкий скулеж перешел в протяжный вой.

– Что это с ним? – растерянно спросили где‑то за границей того, что сейчас мог осознавать мальчик.

– Лесс, не нравится мне это, – невпопад ответили там же.

Пытаясь не дать голове разлететься на кусочки, Верьян вцепился себе в волосы. Они росли, удлиняясь с каждым мгновением. Растущие волосы, не умещаясь в пригоршнях, пучками пролезали между пальцами и сразу сплетались в косички, а те вспухали и твердели.

Голова потяжелела. Мука выгнула хребет назад, затем завернула тело в обратном направлении. Боль резко стихла, но тотчас во всех местах разом зачесалась кожа, вспоротая молодой чешуей.

Перерождение завершилось. Совершенно новое существо поднялось на четвереньки, присматриваясь к потерявшему многоцветность и четкость миру. Вокруг было враждебное расплывчато‑серое марево. Когти растерянно царапнули пол.

Существо неуверенно встало на ноги. Сил прибавилось, однако голод тоже возрос. Темное пятно напротив, двинувшись в сторону, обрело форму. Концентрируясь на нем, возродившийся сместил фокус восприятия, и зрение прояснилось.

Теплокровные. Двое. Задвигайся они в этот момент – и в комнате появилось бы два трупа. Но людей парализовало от страха. Это их спасло.

«Ес‑с‑с‑сть», – ластясь, нашептывали ему змеи, а может быть, сам голод. И горгон метнулся прочь из комнаты – к свободе, к еде. Он чуял ее издалека и шел к ней кратчайшей дорогой. Она была где‑то здесь неподалеку. Белая. Мягкая. Вкусная.

Переродившийся не мог ясно мыслить – теперь у него был не один разум, а сотня. Мысли множества крохотных голов смешивались в одной большой. Из этой мешанины он выбрал самую простую и жизненно необходимую. Жрать…

Его вело змеиное чутье. Вниз. В сторону. Хоронясь от случайных встречных в сумраке коридорных ниш, горгон продвигался к цели. Первое попавшееся его не устраивало. Она была где‑то здесь. И он ее найдет.

Долго искать не пришлось. Человечинка. Вкус‑с‑с‑ная. Змеи предвкушающе зашипели.

Обернувшись на шорох, девушка застыла, пойманная немигающим взглядом горгона. Тяжелая корзина выпала из ее враз ослабевших рук.

Он метнулся вперед, предвкушая, как вонзит когти в мягкую плоть, раздирая внутренности и добираясь до печени. Но сильный удар отбросил его в сторону и впечатал в каменную кладку. Горгон шустро откатился, и следующий удар пришелся на пустое место. Перевертыш извернулся, пытаясь разглядеть нападавшего.

Впереди была зеркальная стена.

Мощнейшая силовая волна снесла с петель дверь, выбив ее вместе с остолбеневшим горгоном. Его вынесло на площадку для сбрасывания мусора. Перевертыш чудом зацепился когтями за огороженный край. Далеко внизу бесновался, бросаясь на острые камни, прибой. Но не он страшил перерожденного, а скрывающийся за зеркальной стеной, взгляд на которую замораживал самого горгона.

Поэтому он начал сползать вниз, под площадку, находя в скале когтями почти невидимые трещины. Вниз. В расщелины. Лишь бы подальше, в первую очередь от напавшего мага. А голод можно утолить и позже…

* * *

– Ваше Величество! Очнитесь! – Соунник совершенно непочтительно трясла мою императорскую особу.

– А?.. Что?.. – Я заморгала, пытаясь осознать возвращение в собственное тело.

Оно казалось тяжелым, неповоротливым, неудобным. К тому же меня затошнило – с сознанием вернулись и чужие воспоминания.

– Простите меня, Ваше Величество… – отпрянула от меня девушка. – Я испугалась. Мне показалось, что вы… вы…

– Заснула? – Мы с тошнотой решили признать временную ничью.

– Д‑да… – Лейди окончательно смешалась.

Как же! Наверняка я выглядела точно покойница. Перепугала бедную девочку так, что она даже начала заикаться.

– У меня был тяжелый день, Соунник, вот и разморило перед камином. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу сдержанность и деликатность при обсуждении произошедшего здесь?

– К‑конечно, Ваше В‑величество.

– Вот и славно. – Хлопнув в ладоши, я осторожно поднялась на ноги, стараясь не трясти головой, и как бы между прочим заметила: – Ах да, о моей маленькой просьбе. Вы не одолжите мне свою служанку, Соунник? Камеристке требуется помощь в переделке моих туалетов. Боюсь, ей одной за ночь не справиться…

Девушка кивала, как китайский болванчик: мол, «да, разумеется, она одолжит», «не беспокойтесь, сейчас же пришлет», «услужить Императрице – честь для всех домочадцев Клыка Шторма».

С победной улыбкой я вышла из залы вслед за сопровождающим меня лакеем. Пусть тошнота подкатывала к горлу, стоило подумать о горгоне, зато я знала, каким именно образом Проклятый Ублюдок покинул замок. Чуток магии иллюзий, столько же пространственной, крепкая веревка с частыми узлами, немножко собственной ловкости, а также добавить капельку везения – и Верьян Илиш останется с носом.

«Предаем предателя?» А что, в этом даже есть своя горькая прелесть.

…Ночи на Севере светлые, ясные, прозрачно‑синие. Как зимняя прорубь. И такие же холодные. У нас с Эоной зуб на зуб не попадал. Вот как раз под эту четкую дробь мы и добрались до обрыва, откуда был виден Остров. Неран размытой громадой темнел у самого горизонта.

Отлив обнажил шершавое брюхо берега, которое лизали набегающие волны. Спуск к воде был не из легких. Хорошо еще к полуночи дождь прекратился, а ветер, очистив небо, улегся.

– Рель, что дальше? – шмыгнула носом подруга.

– Что, пророчицу нашла? – рыская среди мокрых камней, огрызнулась я. – Помогла б лучше, чем вопросы задавать…

– Чем?

– Знак ищи. Чует моя печенка, он должен быть где‑то тут. Помнишь, как тогда у Тихой речки? – Размышления были скорее для себя, чем для подруги. – Должен же у неранок быть предусмотрен способ возвращения на Остров! Глупо пускаться в Поиск, не зная, как назад вертаться. Не зря же Кирина про Клык Шторма упомянула…

– Какой он, знак этот? Ой… – Эона оскользнулась и чуть не упала. – На что похоже‑то?

Хороший вопрос. Я замерла у кромки воды, глядя на лениво накатывающие волны.

– Да хмарь его знает. Неранское что‑то, наверное… – задумчиво протянула я. И неудачно сострила: – На имперскую печать не похоже, так уж точно.

– А на что похожа имперская печать? – не замедлила поинтересоваться подруга.

Мокрая галька скрипела под сапогами. С каждой минутой становилось все холоднее. Занесло же нас.

– Забудь. Ищи что‑нибудь необычное. Необычно‑неранское.

– Что‑то неранское, – бубнила себе под нос светловолосая, бесцельно шатаясь вдоль берега.

– Угу. Например, вот такое. – Я достала из‑за ворота амулет Кирины.

Лунный свет заиграл на его лепестках. Кулон мягко засиял и дернулся из моих заледеневших пальцев. Шнурок болезненно впился в тонкую кожу шеи. Я наклонила голову, и амулет с нее соскользнул, зависая в воздухе. Потом завертелся на месте, вбирая в себя все больше и больше лунного света. Вскоре образовавшийся светящийся диск мог поспорить с луной. Чтобы быть ближе к сопернице, он поднялся повыше.

– Рель, что это значит? – прошептала Эона, с открытым ртом наблюдая, как одной луной в небе стало больше.

– Что я идиотка, – таким же торжественным шепотом отозвалась я, в свою очередь уставившись на лунную дорожку, бегущую по волнам. На наших глазах она становилась все материальнее. Будто портной раскатал по темному атласу платья рулон тесьмы, прикидывая, подойдет ли она для отделки.

Под действием моего чудотворного тычка локтем в ребра светловолосая очнулась. Она присела на корточки и с опаской потрогала застывший лунный свет.

– Она твердая!

Отодвинув ее, я наступила на колыхающуюся на волнах серебристо‑белую дорожку шириной где‑то в локоть. Она прогнулась под моим весом. Осторожно я поставила на лунное полотнище вторую ногу. Светящаяся тропа покачнулась, но устояла.

– Да вроде бы ничего, идти можно, – пробормотала я, отступая обратно на твердую землю.

Меч, привязанный за спиной, сумки за плечами кренили меня назад. Поэтому для лучшей устойчивости я опустилась на четвереньки, приготовившись ползти вперед, к свободе.

– Земля, прощай. – Припомнились знакомые с детства слова – уж очень ситуация способствовала. – В добрый путь.

Я обернулась на замешкавшуюся Эону.

– Рель, мне страшно… А вдруг она исчезнет, что делать будем?

– Поплывем. Ты ведь, в отличие от меня, плавать умеешь.

– Вода же холодная…

– Греби быстрее, не замерзнешь. – Нас скоро хватятся, а она тут разговоры разводит! – Быстро за мной!

Подруга боязливо вползла следом на дорожку. На ней покачивало, как на подвесном мостике над пропастью. Да и ощущения были похожими – особенно если задуматься, какая бездна воды колыхалась под нами. И что там могло еще водиться помимо безобидных рыбок. Да еще вблизи Великого Разлома…

Хотя нет, как раз об этом думать не надо. Как бы не накаркать…

– Рель?..

– Чего? – Что у меня за стервозный голос! Холодный ветер в лицо не добавляет терпимости и любви к ближнему.

– Что с Верьяном станет? Ну… – Эона помялась. – Из‑за того, что мы сбежали?

Если бы я могла, то пожала бы плечами, а так просто бросила через плечо:

– Что ему сделается? Других наследников, как я поняла, у Илиша нет и не предвидится. Женится наш любезный Верьян на лейди Соунник и узаконится окончательно…

– Женится? – изменившимся голосом переспросила подруга.

– Угу. – Я не стала уточнять, что это произойдет, только если Оттис сможет откупиться от Гильдии и обвинения в государственной измене.

После моей последней реплики разговор заглох сам собой.

Ползли мы довольно долго. За это время Неран почти не приблизился, зато совсем заледенели конечности.

– Знаешь, там, на берегу, что‑то происходит, – пропыхтела у меня за спиной Эона. – Мне это совсем не нравится…

Просто обернуться оказалось недостаточным: Эона мешала полноценному обзору. Балансируя при помощи рук, я встала на ноги и осторожно оглянулась. А затем красиво и длинно выругалась.

Весь берег за нами был усыпан огнями зажженных факелов. Хуже того, над ними парили еще несколько магических светляков. Порывом внезапно поднявшегося ветра донесло отголоски перекрикиваний преследователей. Наверняка магов среди них было немерено. Увидеть нас с такого расстояния, да еще в темноте, они не могли, а вот почувствовать – запросто.

Для пущей нашей безнадежности из‑за утеса выворачивал небольшой корабль. Парус был спущен, судно шло на веслах. И кто бы вы думали, стоял у него на украшенном драконьей мордой носу, держа в руке магический фонарь, освещающий все на лигу вокруг?

Верьян Илиш, разумеется.