Мой первый урок общения

Нельзя сказать, что у меня был выбор. Судья ясно дал понять: либо терапия, либо тюрьма. На первой сессии терапевт попросил меня дословно воспроизвести ситуацию, из‑за которой я был арестован. Все остальные мужчины в группе были такими же правонарушителями, как и я, и были явно намерены вытянуть из меня мою историю. Вот как я ее рассказал. Я пришел домой после долгого рабочего дня. Я устал, проголодался и был раздражен, потому что коробка передач моего грузовика явно собиралась сломаться. Моя жена, как обычно, спорила по телефону со своей матерью. Ужин не был готов, грязная посуда, оставшаяся после завтрака, до сих пор была на столе. Холодильник пуст, а жена даже не поздоровалась. Я закричал: «Почему ты не можешь приготовить нормальный ужин, поганая девка!». Она презрительно взглянула на меня и выдохнула сигаретный дым прямо мне в лицо. Я ударил ее по щеке и вывихнул ей челюсть. Жена позвонила по 911, и дело закончилось судебным разбирательством.

Терапевт отправился к доске. С помощью всей группы мы проанализировали мое общение с женой, разобрав его, как если бы мы обсуждали фильм. Терапевт разделил огромную доску на пять столбцов.

В первом он написал только то, что могла бы заснять камера в начале сцены: другими словами, факты, не вызывающие сомнений, атмосферу, в которой действие началось: а) на часах семь вечера (мой день начинается в 7:00 утра), а ужина нет; б) куча грязной посуды; в) холодильник пуст; и г) у меня возникли проблемы с моим грузовиком.

Чтобы заполнить второй столбец, терапевт задал мне несколько вопросов, ответы на которые могли бы помочь предполагаемому актеру сыграть мою роль. Его интересовало, какие эмоции, ощущения и чувства были у протагониста (у меня). Терапевт помог мне выяснить следующее: а) я голоден и зол на то, что ужин не готов; б) я нахожу дом неприбранным и грязным, и это заставляет меня чувствовать себя неудачником, потому что я живу как на свалке; в) я чувствую себя менее важным, чем бесконечный список людей, с которыми моя жена говорит по телефону; и г) когда она выдохнула сигаретный дым мне в лицо, я почувствовал, что она не уважает меня, и это привело меня в бешенство. Я действительно начал видеть всю эту сцену, как в кино.

Третий столбец был отведен для того, что в кино могло быть названо высказанными «идеями и ценностями». Заполнить эту графу для меня было сложнее, потому что я и понятия не имел, как это относится ко мне. Мы начали со списка того, что, по моему мнению, должна делать жена и какой она должна быть. Я сделал несколько интересных открытий о своих убеждениях, например, раньше я и не догадывался, что считаю: а) моя жена должна делать всю работу по дому и готовить, потому что она работает только часть времени, а я работаю полный день; если она этого не делает, значит, она неряха; б) жена должна выглядеть сексуально привлекательно и быть готовой отдаваться мужу без прелюдии; в) мужчине следует наказывать свою жену словесно и даже физически, если она не оправдывает его ожиданий и пожеланий. Я и не подозревал, что у меня были такие убеждения.

Четвертый столбец было легко заполнить. Это был список действий протагониста, которые и составили всю эту сцену. Мои действия были такими: а) заорать; б) оскорбить; в) ударить.

Пятый столбец представлял собой список последствий этих действий: а) распоряжение суда; б) напряжение в доме; и в) две терапевтические сессии в неделю. Все это я и получил в моем личном кинофильме.

Я никогда не думал, что могу говорить столько, сколько я говорил в терапевтической группе. Я научился общаться. После трех месяцев терапии у меня случилось новое столкновение с женой. В этот раз я проявил себя настоящим мастером общения. Вместо потасовки я сбавил обороты, как меня научил терапевт. Я глубоко вздохнул, и это успокоило меня. Я подумал, прежде чем открыть рот. Я проанализировал всю ситуацию по плану, выраженному в пяти столбцах. Прояснив ее для себя, я сказал: «Когда я прихожу домой после долгого рабочего дня, я очень хочу есть [ощущение]; если у нас нет ничего на ужин [объективный факт] и в раковине гора грязной посуды [еще один факт], мне кажется, что ты со мной не считаешься [чувство], что я не имею никакого значения [чувство]. Я не чувствую, что в моем доме мне рады [чувство]. Что я собираюсь сделать, так это пойти в ресторан и хорошо поужинать [действие]. Я вернусь, когда поем» [действие]. Ура! Я покинул дом и отправился в хороший ресторан. Я несколько раз использовал свою новую стратегию, и это начало весьма заметно действовать на жену (что есть несомненное последствие). Я вижу, что мое поведение встряхнуло ее, но при этом я не оказался в тюрьме.

Я использовала когнитивные методы, чтобы обучить людей основным навыкам общения, большинство которых не преподается в нашей системе образования. Термин «глубинная психология» также часто противопоставляется когнитивно‑бихевиоральному подходу, который в основном направлен на изменение осознаваемого поведения, таким образом, игнорируя проявления бессознательного. Когнитивно‑бихевиоральные психотерапевты выражают предубеждение против глубинной психологии, которая якобы зовет в такое долгое внутреннее путешествие, что клиент рискует потеряться на столь обширной территории. Глубинные психологи в ответ будут поддерживать предрассудки, изображающие когнитивно‑бихевиоральную терапию как подход в стиле «сделай‑это‑по‑быстрому‑и‑возвращайся‑к‑работе», диктуемом страховой медициной. Тем не менее часто эти непохожие друг на друга методы являются просто разными инструментами, которым нет нужды соперничать и между которыми нет теоретической несовместимости, как это показано в вышеописанном примере. Нет никаких оснований считать, что когнитивно‑бихевиоральный подход, направленный на коррекцию поведения и повышение социальной адаптации, и подход имагинальный, ориентированный на путешествие во внутренний мир, взаимно исключают друг друга. Так же как выбор между двумя сферами обучения, выбор между когнитивно‑бихевиоральным и архетипическо‑имагинальным подходами зависит от того, хочет ли человек совершить долгое странствие в поисках своей самости или пройти курс совершенствования навыков общения, чтобы улучшить взаимоотношения с людьми.

Оба подхода используются для обучения многоплановому, утонченному языку, однако различаются по целям, для достижения которых нужно осваивать новые лингвистические паттерны. Когнитивно‑бихевиоральный подход используется для работы с симптомами и сулит изменить поведение, что делает его таким привлекательным в рамках господствующей экономической модели здравохранения («управляемая забота»), а также для правовой модели. Но этим все не исчерпывается, потому что по мере изучения новых слов формируются новые смыслы, и это один из самых глубоких и сложных аспектов любой культуры. Любая идеология, которая пытается свести слова к их утилитарному или техническому значению, по сути оказывается тоталитарной. Слова имеют очень глубокие корни. У человека, который узнает о своих сексистских убеждениях и своем ограниченном понимании языка, может начаться процесс трансформации, который будет продолжаться всю жизнь. Когнитивная терапия, которая помогает ему научиться новому поведению, может закончиться, но открытие тайн души только начинается.

Кто‑то может выучить второй или третий язык в практических, профессиональных целях, но большинство людей делают это по менее рациональным причинам: чтобы лучше узнать другую страну или ее литературу, в качестве интеллектуального упражнения или по зову души. У меня есть друг – судья по уголовным делам; по роду своей профессиональной деятельности он вынужден часто слушать рассказы о лжи, подлости и испорченности. В возрасте сорока лет он почувствовал желание выучить итальянский язык, чтобы подпевать своим любимым оперным певцам. Казалось бы, это совершенно бесполезное намерение, поскольку он не собирается посетить Италию и никогда не станет профессиональным певцом. Но его радость – достаточное оправдание. Он становится другим человеком, когда поет на итальянском: пропадает его привычная сдержанность, и все его существо, кажется, охвачено средиземноморской страстью. Его фантазия по поводу итальянского языка создает в его жизни баланс, подобно тому как это происходит в результате глубинного анализа. Его пение – это самовыражение души, непродуктивная, легкомысленная трата времени, с точки зрения экономической модели, и тем не менее это занятие повышает качество его жизни.

Существует множество метафор, помогающих отделить психоанализ от экономической модели; можно представлять это как пение дуэтом со своей душой или как танец души с телом. Во многих традиционных обществах труженики, даже если они всю неделю загружены тяжелой работой, в выходные охотно отправляются на деревенские танцы. Почему? Танцы бесполезны, это пустая трата сил. Бессмысленное расходование энергии во время танца было одним из доводов, использованных пуританами, чтобы запретить это развлечение, как и цветы, кружева, потакание своей слабости к сладкому и занятие любовью без цели продолжения рода, что есть недопустимая растрата сперматозоидов.

Если рассматривать танцы с экономической точки зрения, то это действительно расходование энергии без получения прибыли. Тем не менее, люди в каждом обществе и во все времена с удовольствием танцуют. Почему? Они наслаждаются бесконечным усложнением танцевальных фигур, подтверждая тот факт, что постижение трудностей может приносить удовольствие. Оцените сложные па фламенко, запутанный ритм чечетки, изысканную чувственность танго, утонченную грацию менуэта, веселые и запутанные фигуры кадрили, изнуряющий пыл рок‑н‑ролла, стремительность польки. Каждый из этих стилей отражает ту или иную форму человеческих отношений, и их сложная форма приносит радость сама по себе, у нее нет другого предназначения. Это игра, а не работа. Форма существования, а не деятельности.

Человеческие отношения бывают сложными, и эта сложность может приносить радость. Наша душа обладает безграничной способностью танцевать с жизнью, и она наполняет этим танцем отношения. В наши дни вместо того, чтобы пойти на танцы, мы в одиночку тренируемся в спортзале, занимаясь на дорогостоящих механических тренажерах, и это подтверждает господство экономической модели. Упражнения кажутся менее легкомысленными, более эффективными и легче вписываются в наш рабочий график. Звучит, как пуританская догма. Тренировки в спортзале будут полезны, если перед нами стоит цель нарастить мускулы или создать фигуру, которая будет хорошо продаваться на рынке внешности. Но когда в отношения вносится схема «давай‑работать‑над‑нашимиотношениями», это становится просто разновидностью упражнений, которые разрушают то, что мы пытаемся сохранить, – удовольствие. Чрезвычайно важно помнить, что отношения – это танец, а не набор проблем, которые необходимо проработать.

Всеобщее поклонение деньгам настолько свойственно нашей культуре, что нас постоянно подводят к убеждению, что если бы у нас было достаточно денег, то все бы уладилось и стало прекрасно. Многие вещи действительно можно значительно упростить с помощью денег, но интересно посмотреть, что происходит в психологическом плане, когда кто‑то неожиданно получает много денег благодаря наследству или финансовому успеху. Волшебное ощущение переживается только в первые несколько месяцев, а затем быстро испаряется. Восторг от новоприобретенного богатства не возвращается; этот опыт переживается лишь однажды, как потеря девственности или вид своего имени на изданной книге. Почему? Чувство покоя, безопасности, радости от хороших вещей может продолжаться, но первичное волшебство исчезает. Душа, попавшаяся в экономическую модель, с удивлением обнаруживает, что по‑прежнему голодна, и чувствует разочарование от того, что магия не настолько сильна, как казалось. Один клиент заметил:

Когда я был беден и несчастен, я знал, чего хочу – денег, еще больше денег, как можно больше денег! Теперь, когда я покорил эту высоту, мне кажется, что я потратил месяц, карабкаясь на пик Килиманджаро, чтобы обнаружить, что через пару часов созерцания этой великолепной панорамы мне стало скучно, и я задался вопросом: «Что это я тут делаю?»

Преобладающая в нашей культуре финансовая модель навязывает представление о деньгах как о единственном результате деятельности, как о магической силе, крепкой основе, на которой стоят и работа, и любовь. Финансовая составляющая, без сомнения, присутствует во всех отношениях, даже в самых романтических. Ранние феминистки были абсолютно правы, когда настаивали на необходимости финансовой независимости женщин. Деньги поддерживают развитие рыночных отношений и действительно являются важнейшей материальной базой. Тем не менее на вершине этой крепости находится другой уровень, хрупкий, эфемерный, хрустальный дом, созданный из снов, – место, где бабочка осмеливается бросить вызов денежному богу: «Отлично! Ты фундамент. Что я смогу построить на тебе?» Если перепутать жажду как можно больше иметь и жажду быть чем‑то большим, то приобретение одного лишь материального богатства превращается в мираж. Экономическая модель может удовлетворить только экономические потребности и совершенно не может утолить онтологический голод.

Здоровые и богатые общества функционируют наилучшим образом, когда они могут примирить две противоположные системы ценностей. С одной стороны, экономическая модель предполагает конкуренцию в чистом виде, войну без линии фронта, всемирное глобальное соревнование, которое подстегивает процесс производства. Это приводит к появлению победителей и проигравших – неизбежному следствию войны и прогресса в любой форме. Однако действительно богатое общество учитывает также экологическую систему, модель ограничения развития, протекционизма, защиты; в отличие от экономической модели, оно связано со средой обитания и местными сообществами. Экологическая модель предусматривает отказ от финансовых прибылей, если использование коллективных ресурсов связано с риском для их сохранности. Глубинная психология, безусловно, принадлежит к экологической модели и, как таковая, представляет собой противовес когнитивно‑бихевиоральной терапии, удовлетворяющей потребность в быстром и экономичном решении проблем.

Путь самопознания никогда не был и не будет вписываться в финансовую модель современной системы здравоохранения, которая выделяет 9–12 сессий на то, чтобы отремонтировать психику и вернуть человека на рабочее место или в семью. Конечно, мы нуждаемся в самых лучших мастерских по ремонту сломанных душ, оснащенных самыми лучшими наборами теоретических инструментов для починки, с которыми будет уметь работать даже начинающий терапевт. Общественные фонды, вложенные в такие программы – это хорошо инвестированные деньги. В таком случае экономическая модель имеет смысл. Тем не менее, кратковременная терапия и один лишь когнитивно‑бихевиоральный подход не могут заменить странствие по извилистым тропинкам внутреннего мира, не имеющее иной цели, кроме удовлетворения потребностей своей души, странствие, похожее на античное путешествие неофита в Элевсин, где его ждало посвящение в мистерии. Глубинная психология предлагает научить осознанности, способности понимать человеческую природу, утонченному опыту движения через жизненные трудности с танцами и пением. Неизвестно, поможет ли это человеку починить себя настолько, чтобы вернуться на рабочее место, но это неизбежно даст нечто безусловно ценное тем, кто был ранен серостью своей жизни, отсутствием внутренних приключений, чувственности и действия в их личной драме. Жизни многих людей оказываются обедненными из‑за трагического недостатка воображения. Когда воображение теряет свою жизненную силу, человек перестает видеть смысл жизни. Пустой, изношенный, бесцветный, смертельно скучный миф убивает быстрее, чем стресс на работе.

Ниже приводится рассказ молодого миллионера, разбогатевшего во время интернет‑бума и с изумлением обнаружившего, что выход на пенсию в 25 лет чреват неожиданными психологическими последствиями, исправить которые нет возможности.