Глава 14. Ираида, Владимир и Людмила образовали группу лиц, вступивших в предварительный сговор

Ираида, Владимир и Людмила образовали группу лиц, вступивших в предварительный сговор. Девятнадцатое марта, день рождения Наташки. Надо было все организовать так, чтобы получился сюрприз. Подарки они уже купили. Владимир еще перед Международным женским днем – сумочку, Людмила – серебряные серьги с жемчужинками и такое же колечко, Ираида напрягла свой не слишком жирный бюджет и приобрела дорогую тушь для ресниц и пудру. Что же, в самом деле, девка – красавица, а косметики нет. Когда еще краситься, если не в двадцать три, в семьдесят, что ли?

В качестве приглашенных должны были выступить дядя Коля и Егор. Позвали бы и Сергея, но он был вынужден уехать к себе. Ираида пока ничего никому не говорила, но Сергей ехал увольняться и продавать квартиру, у них уже было все решено. Даже с будущим трудоустройством: о тренере такого уровня их провинциальный университет мог только мечтать.

Подруги все думали, куда бы спровадить Наташку, чтобы приготовить все для празднования без ее участия. А то какой же сюрприз, если она еще и сама стол собирать будет? Позвонил дядя Коля, сказал, что заказал отдельный кабинет в «Командоре». Вот и проблема решилась, обрадовалась Людмила.

Владимир, наоборот, не обрадовался. Чего это владелец заводов и пароходов так хлопочет о празднике для его… домработницы? Неужели у Ордынцева есть какой‑то свой интерес? Или он, Владимир, все‑таки наговорил тогда лишнего, и сейчас дядюшка указывает ему таким образом на его место?

Впрочем, повлиять на ситуацию он никак не мог, да и, грешным делом, в кабак хотелось – считай, больше месяца дома просидел. Можно будет танцевать, ее пригласить, вот что. На совершенно законных основаниях взять за талию, привлечь к себе, может, волос коснуться. Это было очень важно для него: приручить, приучить… Чтобы не боялась. Если получится, потом будет проще. Он в который раз задавался вопросом: что – потом? Когда потом?

Жену он бросать не хотел. Мысль о возможном разводе мелькнула у него один‑единственный раз, и он сразу эту мысль отверг. Последнее время чувство вины перед Людкой играло с ним злые шутки. С одной стороны, он проводил вечера дома, а значит, все его похождения закончились. Людка откровенно радовалась. А радоваться на самом деле было абсолютно нечему. Ведь он искал не ее общества, он хотел Наташку. Видеть и слышать, а еще лучше бы – осязать. А жена пару раз намекала, что пора второго ребенка рожать. Она думала, что у них второй медовый месяц. И ведь если исключить его мысли и фантазии, а рассматривать ситуацию только с внешней стороны, так оно и было, второй медовый месяц.

А еще он с каждым днем все больше замечал сходство между Людмилой и Наташкой. Сходство во всем. Только Наташка была моложе, застенчивее, гораздо сильнее физически и чуть изящнее, чем его жена. Как младшая сестра. И его чувства по отношению к ней из‑за этого сходства были… преступными, вот какими они были. Вдвойне. А сделать с собой он ничего не мог. И не хотел.

Иногда он думал: лучше бы ее совсем не было в его жизни. Одно дело, если мужчина позволяет себе на стороне развлечься без последствий, и совсем другое, когда он по ночам заснуть не может. То фантазирует, как школьник, то планы строит несбыточные.

Ладно, что бы там дядя Коля себе ни надумал, Владимир больше подставляться не намерен. Уж очень грозный этот родственничек.

На этот раз букет он согласовал с женой. Та почему‑то решила, что лучше всего подойдут гиацинты. Владимир не понимал; невразумительные цветы какие‑то, мелкие, не нарядные. На картинке из интернета они ему совсем не понравились. Правда, потом выяснилось, что запах у них великолепный.

Сокольские встали совсем рано и подстерегли Наташку на кухне, исполнили нестройно «хеппи бездей ту ю», вручили подарки. На этот раз обошлось без слез. Серебро Людмила надела на Наташку сразу, сумочку они обе крутили в руках и хвалили Владимира за отличный вкус и знание тенденций нового сезона. Людмила хвалила. А Наташка поглаживала светлый кожаный бок молча, но с очевидным удовольствием.

Дальше субботний день пошел своим чередом. До половины пятого Людмила с мужем только загадочно улыбались, а потом приехал Николай Георгиевич.

Когда он вошел, Владимир чуть не расхохотался: великий и могучий Ордынцев держал в руке охапку простых садовых ромашек. Крупные такие, лупастые. На взгляд Владимира, у дяди Коли было только одно оправдание: ромашкам явно не сезон, и где он только их достать умудрился? В его представление о букетах банальные ромашки не укладывались никак. Через минуту ему пришлось переменить свое мнение: именинница смотрела на несуразный букет дяди Коли совершенно счастливыми глазами. Вот откуда ему было знать про ромашки? Не поймешь этих женщин никогда…

Пока дамы собирались, кавалеры успели покурить по сигарете и даже выпить: Николай Георгиевич – рюмку, Владимир – бокал. Говорить было не о чем. Николай Георгиевич все и так знал, а Владимир боялся. Ждали они недолго, Людмила еще с утра наряды тайком приготовила и нагладила. Один Андрюшка выглядел не парадно, в ресторан его было решено не брать, завезти к бабушке Вере на побывку. Ночевать у бабушки Веры Андрюшка любил всегда, а теперь еще и опостылевшую флейту можно было с собой не тащить…

Ираида уже ждала их, Егор должен был подойти. Она неловко сунула Наташке в руки небольшой пакетик, буркнула что‑то вроде «дома разберешься» и первой вошла в высокие филенчатые двери с золочеными ручками.

Главная часть развлекательного комплекса, ресторан, считался самым престижным в городе. Не только потому, что банкетный зал, три кабинета и два крыла – одно с русской и европейской, другое с восточной кухней – объединялись общим роскошным танцполом. И не только потому, что отделку этого венца творенья общепита осуществляли то ли итальянцы, то ли голландцы всего год назад. В кабинеты можно было заказывать любые блюда. Можно, например, борщ суши закусывать, а демократичную и вездесущую пиццу – устрицами. Любой каприз. Даже заказы по рецептам и рекомендациям клиентов предлагались. Правда, и стоил кабинет со своим танцполом и маленькой эстрадой столько, что простой бизнесмен не мог себе позволить вечер без какого‑нибудь особо значительного повода.

Никто из компании здесь не был раньше. Владимир не видел смысла, пыль в глаза его зазнобам можно было с успехом пустить и в заведении попроще. Николай Георгиевич не любил помпезности и пафоса. Сегодня его выбор пал на ресторан «Командора» именно потому, что сама идея отдельного кабинета предполагала некую камерность, уютную, закрытую от посторонних обстановку.

Одновременно с официантом, который принес карту вин и меню, вошел Егор. Он опоздал из‑за букета, ему хотелось подарить Наташке непременно лилии, а их почему‑то нигде не было. В конце концов он нашел то, что искал, и сейчас стоял в дверях и ожидал восторгов. Восторгов как таковых не случилось. Наташка приняла букет с легкой улыбкой, а на эмоции других Егору было наплевать. Впрочем, остальные цветы остались дома, и белые лилии на метровых стеблях украсили стол в гордом одиночестве.

Заказывать за всех пришлось Владимиру. Его дядя Коля попросил как знатока светской жизни. Владимир иронию уловил, но отказаться не смог. Ираиде с ее более чем скромной зарплатой не следовало, по мнению Николая Георгиевича, видеть еще и цены, Наташка и Егор вряд ли смогли бы сориентироваться во всех этих брандадах, брошеттах и фондю, не говоря уже о выпендрежах японской кухни, чрезвычайно модной в городе. Тост взялась говорить Людмила, но эмоции захлестнули ее, подготовленную речь она скомкала, получилось просто «за здоровье».

Первые десять минут все оживленно и молча стучали вилками, а потом разговор неожиданно зашел о грядущих садово‑огородных работах. Егор в сельском хозяйстве ничего не понимал и поэтому злился. Он не заметил, что Наташке очень интересно, и не понял, что из присутствующих она разбирается в вопросе лучше всех. Николай Георгиевич тоже тягой к земле не страдал, но вникал тщательно. Его дом окружали, кроме огромного участка леса с настоящим, хоть и небольшим, озером, двадцать соток расчищенной и подготовленной земли. Хочешь – сад сажай, хочешь – огородом займись. Ну уж цветник под окнами разбить точно можно, чего это он раньше не додумался? И Людка цветы любит. Вот бы в гости всех пригласить на майские, например. Они приедут, а у него филиал эдема вокруг дома. Хотя это он погорячился: если вокруг всего дома – так это бригаду нанимать надо… Да и расцвести к маю ничего не успеет, может, только тюльпаны, но их, кажется, осенью сажать надо, если он ничего не путает.

Пока Николай Георгиевич мечтал, как здорово будет, когда Наташка увидит его замечательный цветник, Егор решил перейти к активным действиям. В отличие от своей прозорливой матери он соперников себе вокруг не видел. Да если бы и видел – все равно ничего бы не изменилось. Он встал, подошел к Наташке, протянул ей руку и только потом сказал:

– Пойдем потанцуем.

Весь стиль этого лаконичного приглашения как бы исключал отказ, и Наташка неуверенно вложила пальцы в его горячую руку. Николай Георгиевич слегка огорчился: он тоже планировал сегодня танцевать. С Натальей Аркадьевной, разумеется. Впрочем, музыка с танцпола за дверью доносилась не подходящая, и он решил, что вполне может подождать. Пусть пока с Егором потанцует, потом будет с чем сравнить.

А у Владимира как будто глаза открылись. Он учуял конкуренцию там, где не предполагал. И судя по тому, как безропотно она согласилась, конкуренцию очень серьезную. Вот если бы он, Владимир, ее пригласил, она бы обязательно начала рассказывать, что танцевать не умеет, или не любит, или не хочет. Ага, или хочет, но не с ним. Чтобы не упускать парочку из виду, он раскланялся перед женой. Людмила счастливо улыбнулась и даже изобразила какой‑то реверанс, особенно забавный в расклешенных от бедра брюках. Ираида и Николай Георгиевич остались вдвоем в кабинете. Первый начал он:

– Ну что, Ид, мы с тобой теперь представители конкурирующих фирм, что ли?

– Бог с тобой, парню и семнадцати нет. Вундеркинд хренов, акселерат… Это все равно, что первокласснику доверить вазу эпохи Минь. Тимур и его команда, детские обиды, пионерская зорька. Девчонке опора в жизни нужна, а не в Ромео и Джульетту играть…

– И у меня такие же шекспировские ассоциации, когда я на них смотрю, – грустно сказал Николай Георгиевич.

– Эй, ты в своем уме? Ты что, не помнишь, чем там кончилось? Главное, чтобы ты Отелло с Дездемоной не затеял.

– Перестань, какая Дездемона. Я ее люблю и хочу, чтобы все у нее было так, как она захочет.

– Вот, Коль, вот! Своих детей у тебя нет, ты и не понимаешь, о чем говоришь. Как она захочет! А если она с девятого этажа прыгнуть захочет, ты ей красную дорожку до крыши раскатаешь? Ладно, чего это я… Наливай, что ли. Девка она умная, сама разберется.

– А мальчишка твой тогда как? Он упертый, я же вижу…

– А насильно мил не будешь. Пострадает немножко, в его возрасте полезно.

– А в моем, значит, вредно?

– Тьфу на тебя, совсем ты мне мозг вынес. Или наливай, или плясать пошли, народ смешить…

Танцоры вернулись. Сокольские – слегка запыхавшиеся, молодежь – довольные. Наташка, оказывается, пять лет народными танцами занималась, был у них кружок при школе. Здесь, конечно, танцы совсем другие, но очень даже весело тряхнуть стариной. Николай Георгиевич поинтересовался, можно ли считать вальс народным танцем, и если да, то любезная Наталья Аркадьевна наверняка знает этот старомодный танец, и, может быть, даже научит его если не премудростям, то хотя бы азам?

Это он лукавил. Далекий от такого нефункционального занятия, как танцы, Николай Георгиевич вальс умел танцевать с детства, отец научил. Как учил завязывать галстук четырьмя разными способами и пользоваться опасной бритвой.

На его предложение Наташка вдруг заулыбалась так, что ему на секунду показалось, что она счастлива…

Она и была счастлива. Вальс – это здорово, это настоящий романтический танец, пускай и просто игра, все равно. И почему‑то ей казалось, что учить его не придется, в противном случае он бы не предложил.

Идиллическое настроение перебил Владимир. Сказал, что вальса им придется ждать здесь до морковкиного заговения. Николай Георгиевич быстро взглянул на родственника, извинился и вышел.

Компания толком не успела взяться за вилки снова, как он вернулся с группой нарядных людей – мужчины во фраках, единственная дама в темновишневом платье до пола. Это были музыканты. Владимир чертыхнулся про себя. До собственных музыкантов он бы не додумался. Да и денег бы не хватило, наверное.

– Вальс, – сказал Николай Георгиевич.

Он хотел пригласить ее по всем правилам, но не успел – она просто встала и молча шагнула в его объятия.

…Какая восхитительно тонкая у нее талия, как она двигается! Ему изо всех сил приходилось соответствовать, но он всегда легко воспринимал любую непривычную физическую активность и уже со второго куплета перестал думать о том, попадает ли в такт. У него слегка кружилась голова, он боялся смотреть ей в глаза и одновременно боялся оторваться от них… Когда музыка смолкла, он увидел, что Ираида исподтишка грозит ему пальцем: мол, осторожно, Колька, сделай лицо попроще. Но он не мог.

Потом танцевали все вместе, что‑то пародийно‑мексиканское, придурочно‑разухабистое, потом цыганочку с выходом, но уже без Николая Георгиевича, потом снова медленное, но в этот раз первым пригласить Наташку успел Владимир. Он держал ее за талию, как и мечтал, и мысленно матерился: Егор, наглый щенок, не сводил с него недвусмысленного взгляда. Какие уж тут нежные незаметные прикосновения, какие намеки…

Егор бесился: придумали себе отдельную музыку! Как они, это старшее поколение, умудряются считать, что Наташке интересно с ними, интересны эти танцы динозавров под доисторические мотивы? На общем танцполе рок‑н‑роллы через один, у нее классная подготовка, как у хорошей гимнастки, они бы сейчас там дали шик с отлетом. Из вредности он пригласил Людмилу. А через пару минут забыл, что она подруга его матери. И на Наташку похожа, и тоже двигается неплохо. Собственно, чего это он злится? Все идет так, как он задумал: веселый парень, хороший друг… Черт его дернул тогда в кафе. Интересно, что мать скажет, когда поймет про них с Наташкой? А что, ей можно замуж выходить за кого попало?.. Даже если этот кто попало – его родной отец…

Домой разъезжались за полночь. Прощаясь, Николай Георгиевич спросил:

– Наталья Аркадьевна, вам понравилась… вечеринка?

– Очень… – Она опустила глаза. – И потанцевали, и вообще…

Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Приятно, конечно, и цветы, и музыка. Только все эти люди, такие близкие ей, с таким же успехом могли собраться дома. Она и приготовила бы не хуже, чем в ресторане. И поплясали бы, если бы захотели…

А в ресторане никто не предложил ей подышать свежим воздухом, не рассказал, какие на Севере звезды в середине марта.