Пин‑деньги

Приходим, значит, в берлогу Доуда, прихватив с собой выпивку. Псих купил батл абсента и все такое, хотя это, кажется, перебор, ведь ужратца‑то надо одному Доуду, а не всем нам. Псих с отсутствующим видом пялитца на фотографию Ханов на стене, а я падаю на большой кожаный диван. В ногах правды нет, это точно.

Кузен Доуд, кажетца, безумно доволен, что должны подгрести девчонки, с которыми можно будет задарма поебатца, и, если быть откровенным, брат, это было бы очень неплохо. Но я думаю, Псих сказал про девчонок только для того, чтобы попасть сюда, к Доуду.

Но я не говорю об этом Кузену, потому что ни один чел с Западного побережья не захотел бы услышать такое.

– Ну и где твои девочки, Саймон, они нам как вообще, дадут?

– Бля буду, – кивает Псих. – Просто отличные девочки. Они снимаются в порнухе, – мурлычет этот самый психованный из всех психов, а Доуд закатывает глаза и причмокивает губами.

Потом Псих кивает мне, шевелит рукой около рта, типа «пизди, не останавливайся», и наполняет стаканы абсентом.

– Ну это, – начинаю я, пытаясь сменить тему, – а расскажи, Доуд, как ты стал Кузеном Доудом? – Я вижу, как Псих закидывает Доуду в стакан GHB. Честно сказать, брат, мне это не слишком нравитца. Говорят, если переборщить с этим дерьмом, сердце может не выдержать, так‑то вот. Но Псих вроде как знает, что делает, вроде как прикидывает на глазок дозняк. Доуд безмерно счастлив, что у него появился благодарный слушатель в моем лице.

– Ну, тут вот какое дело: есть у меня приятель, в Глеска, его зовут Бобби, и этот чел всех подряд называет кузенами, – в этот момент Псих вручает ему стакан, – понимаешь, у парня такой прибабах, еще с тех пор, как мы совсем мелкими были и жили в Драме, – говорит он, делая глоток. – А потом мы нашли компашку, стали с ними тусоватца, а они, ясно дело, были не в курсе, просто слышали, что этот чел меня постоянно кузеном называет… ну и типа прицепилось… – Он делает еще глоток.

Скоро Доуд начинает клевать носом, он даже не замечает, что Псих вырубил пленку с записью его приятелей и поставил вместо них «Chemical Brothers».

– Порнушка, – бурчит он, падает на диван, и его вырубает.

Мы с Психом тут же начинаем шаритца у него по карманам, хотя я как‑то себя неуютно чувствую, ведь этот Доуд оказался почти нормальным и совсем даже не злобным мудаком. Но какая кому на хер разница, этот старый ворюга продолжает шаритца по карманам, а я пытаюсь ему што‑то впарить, на что Псих отвечает мне:

– Ты чего, охуел совсем, положи на место, – и кивает на пачку бабла, которую я вытащил у Доуда из кармана.

И он прав, брат, я просто пожадничал, подумал, что парень не хватитца, если из этой огромной кучи бабла пропадет пара бумажек. Но я знаю, што нужно Психу, кредитка Клайдсдейла, и в конце концов мы ее находим.

Мы спускаемся к банкомату в 11.57 вечера, вставляем карточку и вводим пин‑код, причем как‑то не удивляемся, ни разу не удивляемся, когда код подходит, и мы получаем из банкомата 500 фунтов. Потом повторяем эту процедуру в 12.01.

– Уиджи, – хихикает Псих, а потом ласково так добавляет: – Педрилы хреновы.

– Да, круто у нас получилось, – говорю я ему.

– Тут ты прав, – говорит Псих и вручает мне примерно половину пачки денег, правда, предварительно отложив пару купюр. – Никаких наебок, брат. Просто маленький подарок для одной миссис, ага.

– А, ну да, конечно, – говорю я. Он даже вроде как мне рассказывает, на что потратит эти бабки, брат, и это не просто пиздеж. Мне хорошо, как будто вернулись те старые времена, когда мы с Психом то и дело чего‑нибудь да мутили, и мы тогда были лучшими, брат. Мы были лучшими. Может, мы были не так хороши, как некоторые из тех, кого я знаю сейчас, но это не важно. Мне только как‑то хреново и неудобно перед Кузеном Доудом, потому что он вроде как и ничего даже чел, но дело сделано, чего уж теперь. Да и нечего было выделываться – пальцы гнуть, правильно? Если ты корчишь из себя богатенького и крутого, всегда найдется кто‑то, кто поможет тебе стать беднее. Наверное, Психу это бы не понравилось, но я себе сейчас напоминаю Франко!

Мы возвращаемся в квартиру Доуда, засовываем кредитку обратно в бумажник, а бумажник – обратно ему в карман. Псих делает черный кофе и остужает его, а потом заставляет Доуда выпить. Кофеин возвращает его к жизни, только у него ноги начинают дергатца, он задевает кофейный столик и проливает что‑то из бухла.

– Спокойно, парень, спокойно!

– Ты отрубился малехо, Доуд, – смеется Псих, а наш любимый мальчик Уиджи потихонечку охреневает, садится на диване и дико вращает глазами.

– А, ну да, – говорит Доуд, приходя в себя. – Этот абсент – убойная штука, по ходу дела, – стонет он и смотрит на каминные часы. – Бля, tempus fugit, однозначно.

– Вот так всегда бывает, – говорит Felinus Vomitus, это моя новая латиносская кликуха для Психа. – Трепаться все горазды, а как доходит до дела, куда им тягаться с парнями из Лейта.

Доуд встает и тащитца к выходу, он явно обижен до глубины души.

– Хотите посмотреть, как бухают? Я покажу вам, как надо бухать!

Мы с Психом переглядываемся, очень надеясь, что Доуд окончательно отрубитца до того, как у него кончатся бабки.