Глава 32. В одной из моих телефонных бесед с Доком он произнес пророческие слова:

В одной из моих телефонных бесед с Доком он произнес пророческие слова:

– Он прикладывает огромные усилия, чтобы совершить свои преступления, тщательно готовит изменения внешности, заранее отрабатывает детали – со стороны все это кажется смешным и безумным. Но все дело здесь в контроле, в том, как Дюран его достигает. Контроль для него очень важен. Так часто бывает с людьми, которые растут при таких обстоятельствах, когда от них ничего не зависит и они не имеют никакого влияния на ход событий; из того, что рассказал вам друг семьи, его существование в доме Кармайклов носило именно такой характер. Всю свою взрослую жизнь Уилбур пытался – как и множество других преступников – создать систему, которая полностью находилась бы под его контролем, в соответствии с его вкусами.

В противном случае он не может чувствовать себя в безопасности. Ни на минуту.

Эти слова эхом повторялись в моей голове, когда я готовилась арестовать человека, осуществлявшего полный контроль над похищенными мальчиками, на безупречно чистых холстах жизни которых он практиковал свое извращенное искусство, изображая физическое воплощение своего юного эго в руках дяди Шона. Он уничтожал собственное чувство беспомощности, воссоздавая его у мальчиков, а потом убивая их. Он был извращенцем, который стремился к власти и пытался вернуть потерянное детство, а сейчас захватил человека, который был важен для моего сына.

Таким образом, он получал власть надо мной. Но очень скоро этому придет конец.

Вокруг меня разворачивалась бешеная деятельность. Мы были готовы к выходу, когда зазвонил телефон на моем столе. Спенс взял трубку.

– Для кого? – спросил он.

Потом он немного послушал и протянул трубку мне. На нижнем этаже оказалась сумка с парой синих кроссовок «Найк».

– Внутри инициалы: «Дж. С.», – сказал дежурный. – Но подождите, тут записка…

Я услышала, как шуршит бумага.

– Черт подери. Тут написано: «Снимайте обувь перед тем, как войти в дом».

Я швырнула трубку и выругалась, как матрос.

– Что? – спросил Спенс.

– Он держит его в доме. Я все время считала, что он отправится на студию…

– Ладно, ладно, значит, туда и поедем, – сказал Эскобар.

Он не мог слышать напряжение в собственном голосе, но я его уловила. Казалось, я ощущала запах адреналина; у всех нас он кипел в крови. Наша подготовка и опыт, наши тренировки и заранее разработанные схемы – все это имело вполне определенную цель. Боевые навыки, которые мы получили, подвергнутся серьезному испытанию. В конечном счете успех определяет наша воля – и если она у нас есть, все произойдет, как мы планировали. Иными словами, все зависит от состояния духа. Вновь я становилась охотницей в львиной шкуре, но теперь меня окружали такие же охотники. Мы наточили наши копья. Зажав копья в руке, мы переходим на бег. Мы голодны.

Мы утолим свой голод.

Кроссовки Джеффа были письменным приглашением. «Приди и возьми меня», – предлагали они.

Пока мы мчались по извилистым улицам нижнего Брентвуда, мое сердце билось все быстрее. Мимо проносились деревья и заборы, в глазах оставалось сияние неоновых реклам; лаяли собаки. Когда насекомое разбилось о ветровое стекло, звук оглушил нас, как мощный удар. Спенс вел машину, а я пыталась сосредоточиться на внутреннем расположении дома.

Размышляла, размышляла. Пыталась предвидеть, что может сделать Дюран. В конце концов я пришла к единственному выводу.

– Он наверняка держит мальчика в домашней студии. Сначала нужно идти именно туда.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что этот тип стремится к полной власти, но не станет устраивать беспорядок в других помещениях своего дома.

Мы осматривали эту комнату, когда побывали в его доме в первый раз, но она находилась в самом конце коридора. Как только мы нашли в главной студии видеозаписи, все остальное уже не представляло для нас особого интереса, так что осмотр провели поверхностно.

– Жаль, что мы недостаточно тщательно обыскали эту комнату.

– Сделаем это сейчас, – заверил меня Спенс. – И у нас все получится.

– Ты так думаешь?

– Да.

Он гораздо лучше проводил допросы, чем лгал.

Дома стремительно проносились мимо, мы все выше поднимались в горы. Я молилась, чтобы Спенс не ошибся.

Когда мы прибыли на место, оказалось, что вся улица забита полицейскими автомобилями. Ворота, через которые слуга выехал утром, были вновь заперты. Рядом стояла машина, из которой велось наблюдение за домом, но теперь она была едва видна из-за ослепительного света прожекторов. За высокой оградой находилась современная крепость, где безумец прятал мальчика, которого считал моим сыном. Там он ждет. Ждет меня. Все остальное уже не имело для него особого значения.

Эскобар выскочил из машины и открыл багажник, прежде чем я успела распахнуть дверцу; он выхватил мощные ножницы для проволоки и направился к воротам. Он сумел открыть ворота еще до того, как я вылезла из машины.

Мы побежали к дому по подъездной дорожке. Под темно-зеленым брезентовым навесом стоял незнакомый молодой человек. Судя по одежде, он работал здесь слугой. На нем были белые штаны и рубашка с коротким рукавом. И галстук-бабочка.

Я остановилась и вытащила пистолет. У меня за спиной появился Спенс.

– Ты видела этого парня раньше? – шепотом спросил он. Я отрицательно покачала головой и двинулась вперед. Мой пистолет был направлен на нового игрока.

Беднягу трясло от страха. Мои коллеги немного отстали, а я решительно направилась к нему – те дни, когда я держалась позади, остались в прошлом. С каждым моим шагом глаза слуги все шире раскрывались от ужаса. Я остановилась в нескольких футах от него, продолжая направлять дуло пистолета ему в лицо.

– Подними руки и выйди из-под навеса, – приказала я. Он заметно дрожал, неуверенно переставляя ноги.

– Подойди ближе, – сказала я.

– Осторожно, Лени, – послышался голос Эскобара.

– Я всегда осторожна, – негромко ответила я.

А затем я сделала то, что смутило всех, в особенности слугу. Поплевав на пальцы левой руки, я коснулась ими его лица – при этом дуло пистолета оказалось в нескольких дюймах от его носа.

– Лени, что ты делаешь… – пробормотал Спенс.

– Хочу убедиться, что это его настоящая кожа.

Дрожащий слуга был бледным, как привидение, и столь же молчаливым.

– Где Уилбур Дюран? – резко спросила я. Он отчаянно затряс головой.

– Не знаю.

– Это ты принес пару кроссовок к нам в отдел примерно час назад?

– Нет, не я, – ответил он с легким латиноамериканским акцентом.

Мой пистолет все еще был направлен ему в лицо.

– Ты доставлял продукты в студию своего босса сегодня утром?

Он вновь испуганно затряс головой.

– Но я слышал, как дверь гаража открывалась и закрывалась.

– В какое время?

– Я не помню.

– Примерно.

– Ну, днем, возможно, было…

Я перебила его.

– Кто-нибудь входил или выходил?

– Я не видел. Я был в кухне. Есть много способов войти в дом и выйти из него. Я занимаюсь своими делами. – Он немного помолчал и добавил: – Мне сказали, что он не любит, когда его беспокоят. И я не беспокоил.

Он был напуган; мы больше ничего от него не узнаем, бесценные минуты утекали.

– Спускайся вниз, тобой займутся полицейские, которые там стоят, – приказала я.

Он с облегчением кивнул и двинулся к воротам. Все это время он не отрывал взгляда от дула направленного на него пистолета, руки держал поднятыми вверх. Потом почти побежал к поджидавшим его полицейским в форме.

Я повернулась к двери и посмотрела в темную открытую пасть незнакомого зверя, поглотившего Джеффа Сэмуэльса. Подожди еще немного, Джефф, продержись еще чуть-чуть, я иду за тобой…

Я взяла пистолет двумя руками, потому что оружие вдруг показалось мне ужасно тяжелым. Спенс и Эскобар последовали за мной, когда я вошла в открытую дверь; Эскобар попытался меня опередить, но я остановила его локтем. Снаружи доносился звук быстрых шагов – полицейские окружали дом. Голубой свет пробивался сквозь закрытые ставни; вся улица была ярко освещена. Оглушительно ревели громкоговорители. Если Дюран в доме, у него не должно остаться сомнений относительно наших намерений.

Хорошо. Для него пришло время страха.

Для меня все вдруг стало каким-то нереальным; я действовала, полностью опираясь на инстинкт – одну минуту я была матерью, в следующую становилась полицейским, а иногда выступала в обеих ролях одновременно. Прямо впереди находилась гостиная; оранжевый свет вечернего неба проникал в комнату сквозь огромное окно, выходившее в сад. Идя по коридору мимо закрытых дверей, я прижималась к ним всем телом и прислушивалась ушами лисицы.

Затем через одну из дверей я услышала приглушенные голоса. Спенс и Эскобар, не отстававшие ни на шаг, как мне показалось, также их услышали, поскольку все мы одновременно направили дула наших пистолетов в центр двери. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, прислушиваясь.

Из плана я знала, что по обе стороны от домашней студии находились две спальни. Однако я не помнила, есть ли двери между этими комнатами.

– Двери, – прошептала я, кивая в обоих направлениях. Спенс и Эскобар меня поняли. Спенс двинулся налево, а Эскобар – направо.

Но как только они отошли от меня, тонкая линия очень яркого света появилась под дверью студии, и я услышала, как мужской голос сказал:

– Мотор…

Я была Арнольдом Шварценеггером, Клинтом Иствудом и Чарльзом Бронсоном в одном лице. Ударом ноги я распахнула дверь и сделала классический кувырок с выходом в стойку со смертельным оружием[71]в руке.

Джефф, где ты, где ты…

И тут я его увидела; он был связан, во рту я заметила кляп, а в нижней части живота – кровь. Я едва сдержала себя – инстинкт толкал меня к Джеффу, но краем глаза я уловила какое-то движение. Я посмотрела налево – в комнате царил полумрак – и увидела Уилбура Дюрана.

На Джеффа была направлена камера, а за ней стоял монстр, который, казалось, снимал эту ужасную сцену. В одной руке он держал какой-то темный предмет, похожий на оружие. Дюран очень медленно поднимал этот предмет.

Слишком медленно.

Что я видела на самом деле? Я не знала. И у меня не оставалось времени, чтобы шагнуть вперед и проверить более тщательно. Однако движения были слишком точными, механическими, непохожими на человеческие. За спиной у меня что-то кричали Спенс и Эскобар, мы все пытались понять, что здесь происходит.

Действуй строго по инструкции, и только по инструкции – таким было главное правило, которым следовало руководствоваться во время всех операций. Поэтому я закричала:

– Полиция, бросай оружие!

Вопреки здравому смыслу я надеялась, что все пойдет как положено.

Однако рука продолжала подниматься.

Я ненавидела следующий пункт инструкции, но у меня не оставалось выбора. Направив пистолет на Дюрана, я дважды нажала на курок.

Во все стороны полетели осколки, нас окутал дым. Все пошло не так – никакой крови или серого вещества, лишь дождь сверкающих обломков. Рука перестала подниматься, но вместо того, чтобы опуститься, когда голова разлетелась на куски, она застыла в воздухе, под углом в сорок пять градусов. Застряла.

Когда эхо от выстрелов смолкло, я услышала лишь два вида звуков – мое собственное дыхание и тихое жужжание электронного механизма, словно его заклинило и он безуспешно пытался продолжить работу.

Я больше не могла держать на весу тяжелое оружие; моя правая рука повисла вдоль тела, и я выпрямилась. Когда я сделала несколько шагов, отделявших меня от останков жертвы, подошвы моих туфель раздавили осколки пластика. В ноздри ударил запах обожженного винила, смешанный с едким ароматом пороха.

– Господи, – пробормотала я, когда моя рука легла на плечо манекена.

Я только что прикончила автоматического Уилбура Дюрана. Тогда я подбежала к Джеффу – точнее, к тому, что выглядело как Джефф, но это тоже был лишь манекен, ужасно похожий на мальчика. Манекен с вывернутыми наружу внутренностями.

Я не ожидала, что это произведет на меня такое впечатление. Все вокруг вдруг стало предельно ясным и четким. Очень натуральным и настоящим. На лице мальчика застыло страдание и гримаса ужаса. Спенс пробежал мимо меня. Никогда прежде я не слышала, чтобы он так страшно ругался.

– Великолепный выстрел, – сказал он. – А теперь пойдем и возьмем настоящего.