Жан Паскаль

Неизменно-потертые теннисные шорты, майка сомнительной свежести, рекламная фуражка, гордо выставленная напоказ, кожа, отгравированная солнцем, – таков Жан Паскаль, живой архетип южанина – он по-товарищески открыт, говорит громко и всегда прав. Трудно представить внешность, более типичную для Сен-Сир-сюр-Мер. Летом он подбрасывает шар к цели, играя на площадке, неподалеку от порта Ла Мадраг, и туристы в восхищении от его говорливости и широких жестов. У добродушного шестидесятилетнего пузана с редкими жирными волосами на все есть свое мнение, и он никогда не упустит возможности его выразить. Не считая короткого пребывания в Марокко, на действительной военной службе, он никогда не выезжал за пределы своего родного Вара. Жан Паскаль всегда громко и вслух недоумевает, зачем метеорологическая служба передает сводки о погоде в Дублине, Бонне или Москве.

– Кого это волнует! Так им и надо, этим большевикам, пусть себе ходят с отмороженными задницами!

Пятнадцать лет назад жена его скоропостижно умерла от рака. С тех пор он вел совместное хозяйство с Жюстиньеной. Она занималась торговлей в порту, связь их была общеизвестна. Кончина той, которую он все еще называл «законной», явилась для него поводом обнародовать их отношения. Два или три приятеля сочли, что он слишком поторопился, немного подулись на него, за рюмкой анисового ликера, и постепенно все утряслось. За исключением разве что дочери, от нее никаких известий после того, как она «уехала завоевывать Париж». Дети всегда неблагодарны. А в целом, между телевизором и партиями в шары с приятелями, жизнь прекрасна под солнцем – особенно под сенью ветвистых сосен, простирающихся над домом, составляющим предмет его гордости.

Если не считать того, что с сегодняшнего утра Жюстиньене вдруг все надоедает.

Она пилит его за неаккуратность, за дверцу пляжного домика, которую он никак не починит, за его манеру ставить ноги под стол и смотреть сквозь то, что лежит сверху, за нахлобучки, которые она терпит от него из-за всякой ерунды, не говоря уже о том, что он не любитель окунаться в воду – и вообще, за целую неделю он так и не сменил носки! Как ей все обрыдло! Неужели она заслужила такое, она, отдавшая ему лучшие годы! Она уедет к своей сестре в Марсель! Хватит с нее! Пусть сам выкручивается!

Быстро уложив чемодан, Жюстиньена перед уходом начинает сожалеть о своей выходке, говоря, что все еще любит его, и что он должен исправиться. У него будет возможность поразмыслить, пока она поживет у сестры. Жан Паскаль смотрит, как она пешком, с чемоданом в руке, направляется к остановке автобуса, идущего в сторону вокзала.

Бросить его, в таком возрасте! «Исправиться»? Нет, но подумать только, кого она из себя корчит? Вот уже пятнадцать лет, как он ее содержит – и на тебе, спасибо! Да он пошлет ее куда подальше, даже глазом не моргнув. Он мечет громы и молнии, брюзжа и разражаясь бранью, затем вышвыривает в окно барахло, которое она оставила в их спальне.

Ах, так! Я ей покажу, этой старой кляче!

В 5 часов, после сиесты, он встречается с друзьями. Сегодня они играют в шары командой из трех игроков, и он побеждает! В решающей партии! Пятнадцать ноль! Неплохо, а? Он еще не кончился, старина Жан Паскаль!

Теперь ему даже не придется платить за аперитив.

На следующий день он просматривает, по пунктам, рекламу в газете «Утренний Вар» и находит объявление, которое когда-то уже приметил. Брачная контора в Тулоне, Кабинет Ренессанс – красивое название, подающее надежду вполне еще бодрому мужчине! Он выкатывает из гаража свою немецкую бандуру, проделывает на ней пятьдесят километров, доезжая до бульвара Страсбур, и там вносит 2 000 евро за регистрацию и заключение «Соглашения о выполнении обязательств по фиксированной цене». Затем вновь садится за руль своей темно-коричневой БМВ, которую купил совершенно новой пятнадцать лет назад.

Ах, так! Я ей покажу, этой старой кляче!

«Неограниченное количество встреч» – так они мне сказали в агентстве. Неограниченное!