Глава восемнадцатая

Уставившись в потолок, Блэйн лежал на кровати. За окошком шуршал ветерок, на стене напротив весело играли тени листьев одинокого дерева. Упрямое дерево, подумал Блэйн, уже кончается октябрь, а оно никак не хочет расставаться с листьями.

Из коридора доносились все те же приглушенные шаги а в воздухе по‑прежнему едко пахло антисептиком.

Надо выбираться отсюда, решил Блэйн, пора двигаться. Но куда? В Пьер, конечно, в Пьер к Гарриет, если Гарриет там. Сам по себе Пьер не больше чем тупик, и делать мне там нечего. Но пока моя задача – добраться туда.

Ведь я все еще беглец, совершающий отчаянный, неподготовленный побег. Я бегу с того момента, как вернулся из последнего путешествия на звезды. И, что хуже всего, бегу бесцельно, лишь для того, чтобы укрыться, обрести безопасность.

Из‑за отсутствия цели становилось не по себе. Как будто он пустышка. Перекати‑поле, которое катится туда, куда подует ветер.

Он лежал, давая боли впитаться, впуская горечь и сомнение: а надо ли было бежать из «Фишхука», имело ли это смысл? Затем ему вспомнился Фредди Бейтс, его натянутая улыбка, и блестки в глазах, и револьвер в его кармане. И сомнения рассеялись сами собой: он поступил правильно.

Райли всхлипнул, захрипел и затих.

Нет, сказал себе Блэйн, хоть доктор и просит, оставаться не следует. Все равно врач ничего не обнаружит, а Блэйн ничего ему не расскажет, так что для них обоих это будет только потеря времени.

Он встал с постели, пересек комнату и подошел к двери, ведущей, по всей видимости, в гардеробную.

Он открыл дверь – его одежда действительно была там. Правда, он не видел нижнего белья, но его рубашки и брюки висели на вешалке, а под ними стояли его туфли. Пиджак, свалившись с вешалки, лежал на полу.

Скинув больничную рубаху, он сунул ноги в штанины, натянул брюки и туго затянул их на поясе.

Он потянул за рубашкой, как вдруг остановился, пораженный тишиной – мирным, тихим спокойствием осеннего полдня. Покой желтого листка, свежесть дымки на далеких холмах, винный аромат осени.

Но в этом спокойствии что‑то было не так.

Исчезали стоны и всхлипывания с соседней койки.

Пригнувшись, как в ожидании удара, Блэйн прислушался, но ничего не услышал.

Он повернулся, сделал шаг в сторону кровати, но остановился. К Райли подходить уже поздно. Его забинтованное тело лежало неподвижно, а на губах застыла пузырем пена.

– Доктор! – закричал Блэйн. – Доктор!

Сознавая, что поступает глупо и нерационально, он бросился к двери.

У порога он остановился. Уперевшись в косяки, он высунул голову в коридор.

Доктор шел по коридору быстрыми шагами, но не бегом.

– Доктор, – прошептал Блэйн.

Подойдя к двери, он впихнул Блэйна в комнату и направился к кровати Райли.

Доктор достал стетоскоп, прислонил к мумии, наклонившись, затем выпрямился.

– А ты куда собрался? – спросил он.

– Он умер, – сказал Блэйн. – У него остановилось дыхание. Прошло уже…

– Да, он мертв. Он был безнадежен. Даже с гобатианом не было никакой надежды.

– Гобатиан? Вам пришлось применять даже гобатиан? Вот почему его так забинтовали…

– В нем не осталось ни одной целой кости, сказал доктор. – Как кто‑то бросил игрушку на пол и прыгнул на нее нее двумя ногами. У него…

Доктор замолчал и пристальным взглядом уставился на Блэйна.

– А что ты знаешь о гобатиане? – осведомился он.

– Так, слышал. – ответил Блэйн.

Еще бы об этом не слышать, подумал он.

– Это инопланетное лекарство. – сообщил доктор. – Им пользуется одна насекомовидная раса. Раса воинствующих насекомых. Оно творит чудеса. Оно может слепить обратно разодранное по частям тело. Сращивает кости и органы. Регенерирует ткани.

Он поглядел на забинтованный труп, потом опять на Блэйна.

– Читал где‑нибудь?

– Да, в научно‑популярном журнале. – солгал Блэйн.

В его памяти всплыло зеленое безумие планеты джунглей, где он наткнулся на лекарство, которым пользовались насекомые, хотя на самом деле они вовсе не были насекомыми, а лекарство было вовсе не лекарство.

Впрочем, сказал он себе, к чему играть в слова. Терминология всегда вызывала трудности, а со звездными путешествиями стала и вовсе не возможной. Берешь то, что хоть немного подходит по смыслу. И то хорошо.

– Тебя переведут в другую палату. – сказал доктор.

– Не стоит, – сказал Блэйн. – Я как раз собрался уходить.

– Нет, – ровным голосом возразил доктор. – Я не позволю. Не собираюсь брать что‑то на свою совесть. Ты чем‑то болен, и очень серьезно. А за тобой некому ухаживать – у тебя нет ни друзей, ни родственников.

– Ничего, обойдусь. Как обходился до сих пор.

– Мне кажется, – придвинулся к нему доктор, – ты чего‑то не договариваешь.

Блэйн повернулся к нему спиной и молча направился к гардеробной. Надел рубашку, натянул туфли. Поднял с пола пиджак, прикрыл дверцу и только тогда обернулся к доктору:

– А теперь, если вы посторонитесь, я выйду.

По коридору кто‑то шел. Наверное, доктор успел распорядиться, и это несут еду, подумал Блэйн. Может, мне следует сперва подкрепиться, мне это нужно.

Но он слышал шаги, по крайней мере, двух пар ног. А может, услышали, как он звал врача, и решили посмотреть, не нужна ли помощь?

– Было бы лучше, – сказал доктор, – если бы ты передумал. Кроме того ты нуждаешься в лечении, есть еще некоторые формальности…

Дальше Блэйн его уже не слышал, потому что те, кто шагал по коридору, уже стояли в дверях, заглядывая в комнату.

– Как ты сюда попал, Шеп? Мы тебя повсюду ищем, – ледяным голосом произнесла Гарриет Квимби.

Одновременно, как удар бича, его стегнуло телепатическим шепотом: «Ну, быстро! Что говорить?»

– Просто забирай меня, и все разъяренная женщина, волочащая за собой заблудшего шалопая. Тогда меня выпустят. Меня нашли под ивняком…

Пьяница, каким‑то образом залезший в урну для мусора и не знающий, как оттуда выбраться. Цилиндр у него сполз на ухо, нос, пощелкивая, всхлипывает, как неоновая реклама, а в окосевшем взгляде – мягкое недоумение.

– Нет, не то, – остановил ее Блэйн. – Просто лежал под ивой, отключившись от мира. Он считает, я болен…

– А не…

– Не то, что он дума…

– Опять с тобой старая беда, – с улыбкой, в которой было и беспокойство и облегчение, дружеским тоном произнес Годфри Стоун. – Перебрал, наверно. Забыл, что советовал тебе доктор…

– Ну, о чем ты, – запротестовал Блэйн. – Каких‑то пара глотков…

– Тетя Эдна с ума сходит, – сказала Гарриет. – Чего она только не воображала. Ты же знаешь, какие у нее нервы. Она уже решила, что никогда тебя больше не увидит.

– Годфри, Годфри! О господи, целых три года…

– Спокойно, Шеп. Сейчас не время. Сначала надо тебя вытащить.

– Вы что, знаете этого человека, – спросил доктор Уитмор, – он ваш родственник?

– Не родственник, а друг, – пояснил Стоун. – его тетка Эдна…

– Ладно, пошли отсюда, – прервал его Блэйн.

Стоун вопросительно посмотрел на доктора, тот кивнул головой:

– Только задержитесь у дежурной и возьмите выписку. Я им сейчас позвоню. Вам придется сообщить ваши имена.

– Конечно, – заверил его Стоун. – Мы вам так признательны.

– Не стоит благодарности.

У порога Блэйн остановился и повернулся к доктору.

– Извините, – сказал он. – Я скрыл правду. Мне было стыдно.

– У всех бывают моменты, когда нам стыдно. Ты не исключение.

– Прощайте доктор.

– Всего хорошего. Впредь будьте осторожнее.

И вот уже они шли рядом – втроем – по коридору.

– А кто лежал в соседней кровати? – спросил Стоун.

– Некий Райли.

– Райли!

– Водитель фургона.

– Райли! Его‑то мы и искали. На тебя мы наткнулись совсем случайно.

Стоун собрался вернуться в палату, но Блэйн его остановил:

– Поздно, он мертв.

– А его фургон?

– Разбился. Упал с откоса.

– О Годфри! – вырвалось с ужасом у Гарриет.

Стоун покачал головой, глядя на нее.

– Не вышло, – сказал он. – Не вышло.

– Эй, в чем дело?

– Подожди, все узнаешь. Сначала давай выйдем отсюда.

Стоун взял его под локоть и потащил рядом с собой.

– Хотя бы скажите, при сем здесь Ламберт Финн?

– Ламберт Финн, – вслух произнес Стоун, – сегодня самый опасный человек в мире.