Савичева

Мгновенно сжало виски, сдавило сердце. Собственный голос слышался чужим, посторонним:

— «Имущество» надо через «и». И еще одна ошибка…

— Никакой ошибки, — оборвала тетя Дуся. — Все по закону. Там и печать есть.

Внизу описи был фиолетовый оттиск круглой гербовой печати и неразборчивая подпись, начинающаяся на букву «С».

На двухколесную тележку поместились швейная машина «Singer», картина «Купальщица» и две статуэтки, рыцарь и турчанка-персиянка с кувшином.

Машину пришлось продать, Нина ее проела, трудное еще было время. А «Купальщица» до сих пор висит в городе Сланцы, в доме по Почтовому переулку. Рыцарь украшает комнату Таниной внучатой племянницы, внучки Нины Николаевны, студентки Светланы. Все признают, что Света очень похожа на Таню.

Турчанка-персиянка у Нины Николаевна на комоде стоит, как до войны.

* * *

О том, что сталось с Е. П. Арсеньевой, тетей Дусей, сообщила ее сестра. Ольга Петровна Крутоус (по мужу) писала мне из города Минска:

«Родились мы с сестрой в Ленинграде, на Васильевском острове. В 1918-м отец и мать умерли, остались мы одни. Жизнь нас размотала, я воспитывалась в Детском селе (г. Пушкин. — И; М.) в детском доме, а ее взяли в деревню, в няньки.

Что она могла увидеть и воспринять, находясь с 7–8 лет у чужих людей, да еще сиротской доле.

Когда, будучи взрослой, я ее нашла, она была неграмотная и какая-то забитая и обозленная, но трудолюбивая девушка. Приехав ко мне в Ленинград, она поступила на слюдяную фабрику. Я вышла замуж за военного, и я с 1930 г. с ней не общалась. Неприветливость Е. П. я считаю результатом тяжелого детства.

Умерла она в 1976 г., а до этого за год умер у нее сын в возрасте 25 лет. Муж умер через два года после нее».

Такая вот судьба.

Медаль

Выставка Героическая оборона Лениграда в Соляном городке, которую потом назовут музеем, открылась в праздничные майские дни 1944 года. Тысячи, сотни тысяч людей побывали на ней за первый год работы. Доезжали до улицы Пестеля или Лебяжей канавки трамваем, шли дальше пешком. У входа в громадное здание стояли немецкие орудия, танки и даже самолет. На стальных стволах и крыльях с черно-желтыми крестами запросто сидели мальчишки.

* * *

Борис Воронец с превеликим удовольствием залез бы в германский танк или оседлал пушку, но — возраст не тот и медаль на груди. Да и не впервые он здесь, насмотрелся на боевые трофеи, без пояснительных табличек все про них знает.

Он сразу прошел в зал с особенным оформлением, с особыми экспонатами. Будто входишь в громадную палатку с ледяными опорными колоннами. Внимание приковывает витрина булочной: за покрытым изморозью стеклом видны в морозной дымке весы. На одной чаше гирьки: 100, 20 и 5 граммов. На другой чаше — серый, ноздреватый кусочек хлеба — блокадный суточный паек.

Посреди зала стоит обычная витрина, музейная. На одной половине — боевые ордена и документы павшего молодого воина, на другой — раскрытый блокнотик. Скромный, небольшой — в развороте, и то на ладони поместится, с синими карандашными строчками. Краткая, как блокнотная запись, табличка: Дневник Тани Савичевой.

Танин блокнотик принадлежит Истории.

Борис, как и в прошлые разы, никак не мог оторваться от витрины с Таниным блокнотиком. Не сразу и заметил, что резко убавилось посетителей. Очевидно, временно прекратили впуск.

Вдруг в «палатку» вошла большая группа людей, штатских и военных. Экскурсовод, круглолицая женщина с низким, хрипловатым голосом, рассказывала на английском языке. Борис скромно отошел в сторонку, стал наблюдать.

Самой главной в группе была, вне сомнения, высокая, худая дама с уложенными седыми волосами. Все обращались к ней с подчеркнутым уважением. «Английская королева, что ли?» — подумал Борис.

Дама склонилась над дневником Тани. Экскурсовод перевела ей содержание записей. «Королева» жалобно и беспомощно посмотрела на свиту и заплакала, как обыкновенная женщина, вытирая глаза шелковым платочком.

Потом все двинулись дальше, и тут им встретился на пути Борис Воронец.

— О! — изумленно воскликнул английский генерал, показывая на медаль «За оборону Ленин-града» на груди Бориса.

«Королева» тоже заинтересовалась.

— Леди Черчилл, — произнесла с твердым окончанием симпатичная переводчица, — спрашивает, за что тебя наградили и сколько тебе лет?

Борис не сробел, ответил с достоинством:

— Всю блокаду здесь. Всякие задания выполнял. Дежурил, «зажигалки» обезвреживал, людей из развалин помогал выручать. А лет мне пятнадцать. Почти.

Супруга премьер-министра Великобритании ласково коснулась плеча юного ленинградца. И остальные, чужие и наши, выразили Борису Воронцу свое глубокое почтение.