ЛЕКЦИЯ 10. Лингвистическая идентификация личности на разных уровнях языка и по данным текста

ПЛАН:

1. Теоретические основы лингвистической идентификации личности. Языковая личность

2. Языковой паспорт говорящего

3. Социальная, возрастная, гендерная идентификация личности на разных уровнях языка

4. Идентификация личности по данным текста

Языковое сознание нации, формируе­мое потенциалом языковой системы, позволяет предста­вить языковой коллектив как некую совокупность лично­стей, наделенных номи­нально одинаковой способностью речепроизводства. Есть данные, что активный запас лек­сики носителя языка в среднем составляет 2,5-3 тыс. единиц. Пассивный словарь — в де­сятки раз больше. В языковом сознании не­грамотной крестьянки может содержаться около 30 тыс. лексем. Перцептивные возможности рядо­вого носителя языка не менее впечатляющи — слуховая память хранит несколько сотен голосов. Таким образом, с одной стороны, язык действует как социализирующая и унифицирующая сила, объединяющая носителей языка в языковой коллектив, с другой — язык является одним из наиболее надежных и эффективных средств формирования индивидуальности (личности). Именно поэтому язык является на­дежным средством идентификации личности.

Теоретической основой речевой идентификации является понятие «языковая лич­ность». Под языковой личностью мы будем иметь в виду наив­ного носителя языка, способ­ного реализовать в речевой деятельности некую совокупность языковых средств, харак­тери­зующих определенную часть языкового коллектива (социальную группу) в данный промежу­ток времени. Речевое поведение в абсолютном большинстве случаев обусловлено психиче­скими и мыслительными стереотипа­ми, сложившимися в данном языковом коллективе, или его части.

Цельность и органичность языковой личности не зави­сит от интеллекта, образования и нравственности. Даже ес­ли эти параметры не отличаются «высоким уровнем», спо­собность индивида в целом адекватно воспринимать и воспроизводить речь на родном языке позволит ему осоз­навать себя равным среди равных, по крайней мере, в той части языкового коллек­тива, принадлежность к которой обусловило формирование соответствующей формы отно­шений с языком. Умение говорить не требует от индивида специальной подготовки, необхо­димой для умения писать. Поскольку грамотным человеком считается не тот, кто умеет го­ворить, а тот, кто освоил алфавит, графику и орфографию языка, постольку владение пись­мом также следует считать свойст­вом языковой личности.

За каждым текстом стоит языковая личность» — эта, казалось бы, на первый взгляд, простая сентенция Ю. Н. Ка­раулова только в конце 80-х гг. XX в. взбудоражила лингвис­ти­ческую общественность. Переход от анализа речи человека в лабораторных ус­ловиях к ис­следованию речевой деятельности с неизбежно­стью предполагал возникновение стойкого интереса и к са­мой языковой личности, что позволило Ю. Н. Караулову, наряду с вербально-семантическим и когнитивным, выде­лить в структуре языковой личности прагматиче­ский уровень, включающий в себя цели, мотивы, интере­сы и установки носителя языка.

Поведение личности, в целом, и языковой личности, в частности, обусловлено ее ми­ровоззрением, как некоей сис­темы ценностей. Языковое поведение личности определяет­ся (по Ю. Н. Караулову) языковой картиной мира, пред­ставляющей собой диалектическое единство коллективного языкового сознания нации и индивидуальных способов его мате­риализации в конкретных речевых актах.

Лингвистический анализ речевого материала «позволя­ет реконструировать содержа­ние мировоззрения личности» (Караулов, 1989. С. 6). Материалом для такого анализа, по мнению Ю. Н. Караулова, должен быть дискурс — «опре­деленный набор речевых произве­дений отрывочного харак­тера, собранный за достаточно длительный промежуток времени» (Караулов, 1989. С. 6). Исследование социально-психологических характери­стик языковой личности (по Ю. Н. Караулову) должно ис­ходить из общей стереотипной посылки, согласно которой человек проживает, в среднем, 25 тыс. дней, построенных (особенно в зрелом воз­расте) на довольно стандартных (сте­реотипных) линиях поведения. «Описав один типовой день, или дневной дискурс, лингвист сможет сделать выводы не только о языке, но и о дру­гих уровнях организации челове­ка как личности».

Проблема лингвистической идентификации личности включает в себя два аспекта, которые определились в практике проведения судебных автороведческих экспертиз.

Собственно идентификационный аспект –– проверка авторства. Он включает:

–– подтверждение авторства определённого лица;

–– исключение авторства определённого лица;

–– проверка того, что автором всего текста был один и тот же человек;

–– проверка того, что написавший текст является при этом его настоящим автором.

Диагностический аспект –– определение личностных характеристик автора:

–– образовательный уровень;

–– родной язык, знание иностранных языков;

–– происхождение, место постоянного проживания;

–– область деятельности, профессия, хобби;

–– пол, возраст, социальное положение, национальность и пр. социальные характеристики;

–– наличие навыков определённого стиля письменной речи;

–– определение факта сознательного искажения письменной речи.

Идентификационный аспект предполагает установление т.н. «языкового паспорта» личности.

Языковой паспорт человека - это та информация, которую человек «автоматически», бессознательно передает о себе, когда он говорит. Это информация, «сообщаемая» человеком о его поле, возрасте, откуда он родом – из города или деревни, насколько он эмоционален, его физическое состояние (бодр или устал), что он делает в момент речи (ест, движется, приближается, удаляется или стоит на месте и т.д.).

По речи можно определить, иностранец ли человек, а иногда даже и его национальность или регион, откуда он приехал. Можно определить и местность, из которой происходит человек – по специфическим особенностям его произношения, отдельным словам и выражениям. Региональные особенности произношения дают представление о том, где человек родился или где прошла большая часть его жизни.

Известен случай, который произошел с известным русским ученым, создателем знаменитого словаря русского языка Владимиром Ивановичем Далем. Однажды он встретил в пути монаха и спросил его: - Какого, батюшка, монастыря? – Соловецкого, родненький. – Из Ярославской губернии? (В.И.Даль знал, что слова родненький, родименький часто употреблялись в Ярославской губернии). – Нетути, родненький, тамо-ди в Соловецком живу. – Да еще из Ростовского уезда? Монах упал в ноги: - Не погуби! - Оказалось, что это был беглый солдат из Ростовского уезда Ярославской области, выдававший себя за монаха.

По языковому паспорту человека можно судить об уровне его общей культуры, уровне его воспитанности. Эксперименты показывают, что по речи человека можно определить его возраст – иногда с точностью до 2-3 лет, размеры тела (худой, средней полноты, полный), рост (маленького роста, среднего роста, высокий). По речи человека бывает можно определить приблизительно его профессию (по проскальзывающих в речи профессиональным словам и оборотам).

Свой языковой паспорт человек предъявляет всем окружающим, как только откроет рот - отсюда огромная важность благоприятного языкового паспорта человека. Если мы соблюдаем правила речевого этикета - наш языковой паспорт благоприятный, мы производим положительное впечатление на людей, с нами хотят общаться, готовы помочь, выполнить просьбу. А кто захочет вступать в общение с грубияном, помогать хаму, невоспитанному человеку, говорящему всем “ты”, использующему грубые повелительные интонации и т.д.?

Следить за своим языковым паспортом - трудная задача, но каждый человек должен помнить о важности этой задачи и работать над своим языковым паспортом, придавать ему положительные черты - следить за культурой речи, правильной дикцией, вежливой интонацией, соблюдать нормы общения и требования речевого этикета.

В милиции существует специальная служба, которая составляет по голосам телефонных хулиганов и террористов их предположительный потрет, на этом во многом основан успех их поимки. Однажды в Москве крупный преступник, уверенный в своей безнаказанности, позвонил перед совершением очередного преступления в отделение милиции. Спросил: “Давно скучаете по мне?” И сообщил: “На дело иду”. В городе было совершено несколько дерзких преступлений, и дежурный сразу понял, что разговаривает с человеком, их совершившим. Он пытался затянуть разговор, заставить преступника наговорить побольше на магнитную пленку, пробовал “засечь” телефон. Но преступник был опытным: “Я знаю, ты передаешь”, - сказал он напоследок и повесил трубку. Но и по этому короткому разговору специалисты по фонетике, диалектологии, психологии из Всесоюзного НИИ судебных экспертиз определили ряд недостающих признаков преступника - примерный возраст, национальность, некоторые другие признаки. Именно это и дало возможность его задержать.

Недавно в газете «Известия» (25 марта 2000 г.) было сообщено, что специалисты ФСБ России создали устройство, определяющее по голосу «телефонного террориста» многие его черты, включая внешность. Звонок записывается на магнитофон и мгновенно анализируется компьютером. Использование этого устройство позволило УФСБ Карелии за 8 месяцев установить личности 27 телефонных хулиганов, звонивших о якобы заложенных бомбах. В Москве за 1999 г. привлечены к уголовной ответственности 13 человек, «пойманные» анализатором голоса. Когда корреспондент «Известий» по согласованию со службами ФСБ позвонил по телефону 02 и изменив голос, сообщил о якобы заложенной бомбе, в редакцию позвонили оперативники и с минимальными погрешностями охарактеризовали корреспондента – 25-28 лет, рост около 180 см, вес около 75 кг., лицо овальное, слегка вытянутое.

К языковому паспорту относится и информация, которую мы получаем из почерка человека – почерк может много рассказать о человеке, особенно специалисту-графологу. Это – отдельная отрасль науки, очень важная в криминалистике. Однако по сравнению с устным языковым паспортом, который легко опознают и интерпретируют все носителя языка, интерпретация почерка требует обычно специальных знаний, хотя и в этой сфере рядовой человек может сделать определенные выводы о характере и некоторых других особенностях написавшего тот или иной текст человека.

Социальные аспекты проблемы лингвистической идентификации личности имеют разнообразные социокультурные, социопсихологические, профессиональные, межличностные, семейные и другие составляющие. Так, благодаря современным технологиям распознавании речи можно идентифицировать говорящих, в частности, выявить их социально-демографический портрет –– установить пол, возраст, образовательный уровень, профессиональную принадлежность, национальность, место жительства, принадлежность к криминальному миру, интеллектуальный уровень, социальный статус, круг интересов, увлечений, места формирования языковых навыков.

Кроме этого, имеется возможность уточнить черты характера, особенности эмоциональности, общий психический тип и конкретное психофизиологическое состояние в момент говорения и даже диагностировать устойчивые патологии умственно-речевых процессов или наркоалкогольную зависимость во время передачи языкового сообщения. С помощью компьютерно-вычислительных программ определяется тип и уровень сенсорной депривации и других патологий речевой деятельности (этиологических, патогенетических, синдромологических), исходя из особенностей нарушения форм и функций речи, нарушения этапов речепорождающего и речевоспринимающего процесса.

Социальный аспект речевой деятельности ответственен за формирование индивиду­ального коммуникативного опыта («лингвистической памяти», по определению В. Кин­га, 1977), ориентированного на две формы проявления зна­чимости: общественную и личност­ную. Первая определяет общую линию речевой деятельности индивида, предос­тавляя для этого функциональный потенциал языковой системы и соответствующий данному этапу развития язы­ка набор нормативных рекомендаций, которыми каждый носитель языка обязан руководствоваться в общении. Вто­рая, личностная форма проявления значимости решает тактические задачи речевого поведения индивида, поэтому она более произвольна и вари­антна.

Вот, как описывает со­циальную детерминированность различий в произноше­нии Н. С. Трубецкой: «В социально-дифференцированных обществах особенно заметны различия в произношении, основывающиеся на сословном, профессиональном или культурном члене­нии общества. Венский разговорный язык в устах министерского чи­новника звучит иначе, чем в устах какого-нибудь продавца. В дореволюционной России представители духовен­ства, например, отличались спирантным произношением [г] (как звонкое х), хотя все осталь­ные звуки они произносили со­гласно правилам литературного языка; в литературном рус­ском языке существует особое „дворянское" и „купе­ческое" произношение! Расхождения в произношении горожан и крестьян, образованных и необразованных встречаются, пожалуй, в любом языке. Часто встречается особое „светское" произношение: характеризуясь небреж­ной артикуляцией, оно свойственно всякого рода щеголям и пшютам».

Проблема эта уходит в седую древность. Типы социальных вариантных произношений имеются у каждого народа. Вот пример сословно-классовых вариантов языка –– кастовые языки Южной Индии. Представители разных каст одно и тоже слово произносили по-разному: там, где представители высшей касты (брахманы – «жрецы») произносили [ш], представители каст, стоящих на одну-две ступеньки ниже (кшатрии –«воины и правители», вайшьи» «земледельцы и купцы») должны были произносить [ч], а те, кто относились к низшей касте (шудры –– «слуги»), как [с]. Различается мужское и женское произношение (социальные варианты). Например в чукотском языке женщины не произносят звук [р], на его месте используется звук типа русского [и]. Картавое («французское») произношение звука [р] у дворян XIX в. подмечено многими писателями-классиками.

В речи современный молодёжи наблюдается использование так называемого гламурного тона, особенно у женщин (девушек). Главным его признаком является удлинение ударных гласных звуков. Несомненно, при этом изменяется и работа органов речи («речь блондинок»).

Личностная значимость формируется в процессе взаи­модействия индивида с систе­мой языка. Уровень владения языком (эмпирический) непосредственно зависит от объ­ема знаний о возможностях системы родного языка и умения материализовать эти знания в рече­вой деятель­ности.

Речевая репрезентация социальных свойств личности может иметь различные формы. Лексико-грамматический уровень презентации речи позволяет выявить, что что «люди, употребляю­щие в речи более длинные предложения, воспринимают­ся как более „замкну­тые", интеллектуально-озабоченные, принципиальные, властные, осмотрительные, напряжен­ные».

Другой заслуживающий внимания вывод касается удельного веса основных частей речи в высказываниях ис­пытуемых и соответствующей лингвистической интерпре­тации этого явления. Так, например, большое количество существительных, по мнению автора ис­следования, создает впечатление человека «открытого», расслабленного, безала­берного. Присутствие в высказываниях прилагательных и наречий указывает на замкнутого, интел­лектуально урав­новешенного и озабоченного человека. Словарное разно­образие свидетель­ствует о том, что мы имеем дело с ос­мотрительным человеком (Дашкова, 1982:11). Кроме того, «анализ стратегии оценивания человека по речи показал, что интроверты вы­являют тенденцию к большей вариативности в ответах по сравнению с экстравертами. Устные вы­сказывания интро­вертов характеризуются большей длиной предложений, употреблением большего числа союзов, прилагательных и наречий, личных местоимений. Экстраверты дают более высокое словарное разнообразие, более частое использова­ние существительных, большее количество предложений для выражения замысла речи» (Дашкова, 1982:13).

Основу речевых характеристик индивида составляет «ядро», представляющее собой стабильный набор сочетаемых структурных элементов языка; лексических и грамматиче­ских, прежде всего. Одним из наиболее значимых внешних факторов, ответственных за формирование языкового ядра, следует считать социальную среду, в которой проходит ста­новление личности.

Именно словарь, в первую очередь, способен выделить в языковом коллективе группы людей, социальный статус которых закрепляет за ними соответствующий набор лек­сических единиц. Но это лишь одна сторона медали; вторая обнаруживает себя в способах оформления указанного ма­териала в речи. Например, приглашение к столу «Кушать подано» будет уместно далеко не во всех социальных груп­пах, хотя глаголы «кушать» и «подавать» в изолированном виде не являются маргинальными лексемами. У них разный по объему сино­нимический ряд и a priori можно считать их аналоги «есть» и «жрать» не менее частотными вариантами глагола «кушать» в соответствующих социальных группах.

Заключенный в камере вряд ли попросит «Принесите мне что-нибудь покушать», точно также как посетитель ресторана, даже если он окажется бывшим заключенным, не скажет официанту «Подайте мне что-нибудь пожрать».

Таким образом, язык является одновременно и средст­вом объединения нации в язы­ковой коллектив и средством дифференциации данного языкового коллектива на ряд соци­альных объединений (групп). Взаимодействие индиви­дуумов внутри социальной группы и взаимодействие соци­альных групп (их представителей) друг с другом регламен­тируется сис­темой и нормой языка. Система обеспечивает каждой языковой личности равные возможно­сти в реали­зации коммуникативной цели. Один, к примеру, находясь рядом с вами в транс­портном средстве, протянет деньги и скажет: «Передайте». Другой может и вовсе ничего не ска­зать, если есть визуальный контакт. Третий сочтет необхо­димым произнести достаточно длинную фразу типа: «Будь­те добры, передайте, пожалуйста, деньги».

Возрастной и гендерный аспекты языковой личности. Весьма боль­шое значение для социальной и антрополо­гической характеристик индивида имеют возрас­тной и ген­дерный аспекты. Одним из первых на это обратил внимание Н. С. Тру­бецкой: «В языковых общностях слабо или вовсе не диф­ференцированных в социальном отношении, исключи­тельное значение приобретают различия по полу и возрасту». Автор «Основ фоно­логии» иллюстрирует приведенный вывод примерами из дархатского говора монгольского языка, языка чукчей и, как это не покажется странным, русского языка. Последний, как из­вестно, нельзя отнести к языкам со слабой общественной дифференциацией. Н. С. Трубец­кой указывает на различия в произношении мужчин и женщин ударного [о]. «Различие ме­жду мужским и женским произношением заключается в степени дифтонгизации [о]» (у женщин она более значи­тельна. — В. Н.). Однако «если мужчина произнесет [о] с лабиали­зацией, характерной для нормального женского произношения, такое произношение сразу бросается в глаза как женственное и аффектированное» (Трубецкой, 2000:27).

Что касается возрастного фактора, то Н. С. Трубецкой констатирует различия в про­изношении возрастных групп, имеющие место во многих языках, замечая, что «нужно быть осторожным и не смешивать условные различия с различиями, данными от природы. Когда дети заменяют тот или иной звук другим, поскольку правильное произ­ношение его усваива­ется лишь со временем, в этом нет еще ничего экспрессивно-фонологического (как и во всех случа­ях патологических ошибок речи). Но экспрессивно-фоноло­гический факт налицо, когда ребенок, будучи в состоянии вполне точно воспроизвести произношение взрослых, наме­ренно не делает этого или когда молодой человек преднаме­ренно остерегается воспроизво­дить произношение пожилых людей... с тем, чтобы только не показаться старомодным и смешным. Иной раз речь идет об исключительно тонких от­тенках, таких, например, как ню­ансы интонации и т. п.».

Следовательно, возрастная индикация личности только на первый взгляд может пока­заться простым делом, хотя не представляет труда идентифицировать по голосу, напри­мер, детей и стариков. Физиология голосовых связок, их возрастные изменения являются доста­точно надежным фактором определения нижней и верхней возрастных гра­ниц. И все же одну оговорку сделать необходимо. Иденти­фикация представителей старшего поколения по голосу не может основываться только на соответствующих данному возрасту тембральных параметрах, имеющих в обыден­ной жизни такие определения, как «дребезжащий», «над­треснутый», «кашляющий», «сухой» и т. п. С возрастом снижается жизненная емкость лег­ких, уменьшается эластичность мышц. Поэтому старче­ский голос воспринимается как ти­хий, слабый, нечеткий, замедленный».

В зна­чительной мере акцент в определении возрастных ха­рактеристик индивида при отсутствии визуальной под­держки должен быть смещен на содержательный аспект речи: лексику, грам­матику, фразеологию. Так, носители языка, получившие осознанное представление о языковой норме в соответствующем возрасте, сохраняют его на протяжении всей жизни. Данная аргументация иллюст­рируется примером: «Едва ли старик скажет „до фонаря" или „до фени", но и юноша не употребит выражений „со­благоволите", „не извольте беспокоиться"»

Рассмотрим гендерный аспект языковой личности. Одним из первых, обративших внимание на концепту­альные различия социального пола (т. е. гендера), был Ари­стотель. Мужское начало в его трудах ассоциировалось с духовным (формой), а женское — с телес­ным (материей).

В 80-90 гг. прошлого столетия проблема гендера весьма ин­тенсивно и небезуспешно исследовалась в зарубежной и отече­ственной науке (социологии, экономике, лингвистике). Так, в США Э. Странд и К. Джонсон провели фонетический эксперимент, направленный на доказательство того, как восприятие людьми речи меняется в зависимости от установок относительно пола говорящего –– например, использование высокого восходящего тона является проявлением осторожной позиции женщины, когда к ней подходит незнакомый мужчина и задаёт вопрос [Strand, Johnson 1996]. Оказалось также, что произношение звука [s] может варьироваться по частоте и женщины произносят этот звук выше чем мужчинами. Более высокая частота произнесения ведет к тому, что звук /s/ в слове sin начинает звучать близко к звуку /sh/ в слове shin. [Григорян 2004: 118].

В отечественной лингвистике в работе Е.А. Земской и др. [Земская 1993] отмечается, что женское ассоциативное поле выглядит более обобщенным и «гуманистическим» (природа, животные, повседневная жизнь); ассоциативное поле мужчин включает в себя спорт, охоту, профессиональную и военную сферу. Интересно, что и друг друга представители разных полов оценивают с разных позиций: в образе современной женщины для мужчин основными оказываются черты, так или иначе свя­занные с ее отношениями к мужчинам; для женщин же наибо­лее актуальными являются ее деловые качества.

Основная задача заключается в фор­мировании инвентаря классификационных при­знаков муж­ской и женской речи:

1. Женщинам более свойственны фатические речевые ак­ты; они легче переключаются, «меняют» роли в акте коммуникации.

2. В качестве аргументов женщины чаще ссылаются и приводят примеры конкретных слу­чаев из личного опыта или ближайшего окружения.

3. В мужской речи отмечается (у женщин такая характе­ристика не отмечается) терминоло­гичносгь, стремление к точности номинации, более сильное влияние фак­тора «профессия», большая, по сравнению с женской, тен­денция к использованию экспрессивных, особенно сти­листически сниженных средств, намеренное огрубление речи. Ненормативную лексику используют в однопо­лых группах и мужчины, и жен­щины. В смешанных группах использовать ее не принято.

4. К типичным чертам женской речи относится гипербо- лизованная экспрессивность и бо­лее частое использо­вание междометий типа «ой!».

5. Женская речь обнаруживает большую концентрацию эмоционально-оценочной лек­сики, а в мужской оценоч­ная лексика чаще стилистически нейтральна. Женщины склонны к интенсификации, прежде всего положитель­ных оценок. Мужчины более выражено используют от­рицательную оценку, включая стилистически снижен­ную, бранную лексику и инвективы.

В одной из последних работ Р.К. Потапова вводит понятие сексолекта, которое, наряду с уже общепринятыми в прагмалингвистике понятиями диалекта и социолекта, должно привести к созданию «портрета» говорящего. Автор полагает, что именно сексолект «наиболее полно и адекватно отражает наличие ряда особенностей, присущих индивидууму, не только с учетом его исконного (базового) физиологического пола, но также и имитируемого противоположного пола».

Составляющими сексолекта являются фонационные (голосо­вые), артикуляторные и просодические характеристики речи. Р.К. По­тапова утверждает, что «телосложение связано со строением голосо­вого аппарата и, прежде всего, гортани» и что человек, обладающий «глубоким и бога­тым тембром голоса (басом) — это обычно человек высокого роста с длинной шеей, длинными конечностями и удлиненной грудной клеткой».

Результаты анализа Р.К. Потаповой одной из основных ха­рактеристик не только сексолекта, но и вообще человеческого голоса, — частоты основного тона (ЧОТ) — в семи возрастных группах мужчин и женщин интересны по двум причинам: во-первых, здесь подтверждается общепринятая позиция соотно­шения ЧОТ у мужчин и женщин в пропорции «1:2 (118 Гц — мужчины) — (205 Гц — женщины); во-вторых, у женщин с уве­личением возраста, оказывается, имеет место постепенное сни­жение ЧОТ.

Различия между мужчинами и женщинами в супрасегментном оформлении высказывании определяются тем, что: «для женской речи, как правило, при нейтральном эмоциональном состоянии характерна большая степень мелодической изрезанности (наличие больших межслоговых и внутрислоговых интервалов ЧОТ, больший мелодиче­ский диапазон, более высокий регистр, ускоренный темп). Для мужской речи данные признаки также присущи, но с противо­положным знаком».

Р.К. Потапова обращает внимание читателя на возможные объективные трудности в распознава­нии представителей двух основных сексолектов. Речь идет о тех случаях, когда пограничные проявления сексолекта стерты. Здесь же отмечается существенная роль этнических и психоло­гических факторов, способных изменить базовые параметры го­лоса. Последние замечания Р.К. Потаповой хорошо согласуют­ся с общепризнанным фактом экспериментальной фонетики о значимости пограничных (переходных) участков речевых сегмен­тов (звуков).

Наши исследования так же выявили варианты «женских» и «мужских» фонем русской речи. Причём при анализе использовалась не только акустическая особенность данных гендерных фонем (мужской фон речи намного ниже чем женский), но и артикуляционный аспект. Вот он как раз и способствовал характеристике женской речи. Например, женщины при произнесении фонемы [с] артикулируют кончик языка ближе к зубам, тогда как у мужчин –– артикуляция этого звука связана с зубами.

Образовательный ценз. В этой связи уместно сказать о некоторых структурных различиях речевой организации образованных и необразо­ванных людей. Вот что по этому поводу пишет В. И. Кара­сик: «Необразованным людям свойственно фрагментарное описание событий; эти люди как бы исходят из посылки о полном совпадении своей системы образования, знаний (тезауруса) с системой образов и понятий адресата....Образованные люди объясняют содержание, делают вводную информацию, иллюстрации, определяют участ­ников, время и место, используют квалификации». И еще одно замечание. В. И. Карасик не без основания считает, что образовательный ценз влияет на вы­бор речевого жанра: «Недостаток образования выражается в том, что говорящий не может выйти из мысленного круга „своих" близких людей, не может перешагнуть на более далекую дистанцию общения».

И дело здесь, по мнению автора цитаты, не в том, что необразованный человек не понимает определенных слов, а в том, что определенные сферы бытия для такого человека просто закрыты.

С уровнем и спецификой образования связана такая характеристика индивида, как языковая компетенция, яв­ляющаяся одним из показателей социального статуса чело­века. В. И. Карасик выделяет в языковой компетенции чело­века несколько измерений: 1) актуальное / виртуальное вла­дение языком; 2) нормативная правильность; 3) системная правильность; 4) языковое богатство. Замечена следующая закономерность реализации язы­ка людьми с разным уровнем образования: чем он (уровень) ниже, тем более важно соблюдение правил языковых игр, сводящихся к максимальному использованию соответст­вующих языковых средств в акте коммуникации. Надежны­ми маркерами недостатка образования по нашим наблюде­ниям могут быть излишняя детализация описываемых событий и преимущественное использование в монологи­ческих высказываниях прямой речи (Я ему говорю:А он мне:«...»).

Реализация социального статуса посредством языка может иметь намеренный характер. В. И. Карасик приво­дит в этой связи интересный пример: в Бурунди люди низ­кого статуса в общении с вышестоящими обязаны изъяс­няться сбивчиво. Такого рода речевое поведение, кстати говоря, может быть и непроизвольным. Общение с человеком, занимающим более высокое поло­жение, как правило, заставляет затрачивать большое коли­чество нервной энергии, что не может не сказаться на со­держании и форме речи. Социальная или должностная субординация имеет и соответствующие речевые модели, которые «позволены» вышестоящей социальной группе и «не позволены» занимающим в социальной иерархии об­щества более низкое положение людям.

В современном русском языке речевая субординация по­степенно нивелировалась, однако, во времена не столь отда­ленные социальная дифференциация языковых средств была существенной. В особенности, это касалось лексики. Суще­ствовал определенный инвентарь лексем, закрепленных в общественном сознании за соответствующей социальной группой. Такие слова, как, «ну-с», «голубчик», «уважае­мый», «батенька Вы мой», «братец» и т. д., являлись марке­ром людей, занимавших высокое социальное положение. Человек более низкого социального статуса не мог позволить себе употребить такие слова в беседе с начальником или че­ловеком более высокого социального ранга. Равно как и по­следний не использовал в речи, общаясь с низшим сослови­ем, социально маркированную лексику этой группы.

Существуют и формальные (количественные) отличия речепроизводства, детерминированные социальными при­знаками. В монографии В. И. Карасика, в частности, отме­чаются различия в линейных характеристиках речи. Огра­ниченный код, полагает В. И. Карасик, связан с тенденцией растворения индивида в группе, с «групповой солидарно­стью, присущей низким слоям». Развер­нутый код ассоциируется с выделением личности, с тенден­цией к индивидуализации говорящего.

Письменный текст также дает очень много информации для идентификации личности. Письму присущ более осмысленный подход, характеризующийся таким важным фактором, как время, позволяющим адекватно и взвешенно реализовать все формы «Я», как многоуровневого явления, не всегда вписывающегося в ритм звукового языка.

Есть еще содержательная сторона письма (письменная речь), определяемая такими факторами, как мышление, логика, уровень образования и т. д. Грамотный человек, ими­тирующий малограмотное письмо, делает ошибки, но обычно не те, которые допускает подлинно малограмот­ный человек. По этим ошибкам и определяют фальсифи­кацию (ср. в этом плане знаменитый «албанский язык»).

Т. М. Николаева считает, что «проблема опознавания и идентификации ру­кописи есть проблема определения взаимозависимости не­которого структурного единства, все члены которого опреде­ляют друг друга, т. е. человек с каким-то типом выработан- ности почерка не может употребить какие-то обороты и т. д. Эго проблема описания идиолекта. Однако камнем пре­ткновения в этих случаях остается возможность списывания одним человеком документа, составленного другим.

Отсутствие партнера по коммуникации должно быть чем-то компенсировано. Таким средством компенсации в письме является высокий уровень развертывания плана со­держания высказывания. Интенция в письменной речи име­ет гораздо более четкие и прагматичные очертания. Реали­зация коммуникативного намерения письменной личности сопряжена с той или иной степенью самопрезентации.

Ученые считают, что языко­вая личность в письменных текстах проявляется больше на экспонентном и субстанциональном уровне, чем на интенциональном. Выделяется четыре психо­типа письменной личности: 1) традиционалисты (38%), письменная деятельность которых детерминирована сочета­нием сенсорики и тактики; 2) реалисты (24 %), представляю­щие собой соединение сенсорики и восприятия; 3) концеп­туалисты (12%), руководствующиеся в письме интуицией и логикой; 4) идеалисты (26%), демонстрирующие связь ин­туиции и эмоций. Каждый из указанных психотипов харак­теризуется соответствующими личностными признаками.

Анализ экспериментального материала позволил, в частности, установить, что «реалисты» склонны к динамическому представлению в описании со­бытий, что свидетельствует о лабильности, подвижности их психики. В этом плане к ним примыкают «идеалисты» и «концептуалисты».

Обращают на себя внимание также наблюдения, касающиеся выбора синтаксической свя­зи языковой личностью. Приведенные данные свидетельствуют о том, что «сочинительная связь отражает ассоциативный способ связывания мыслей, не дифференцируя виды отно­шений, но коррелируя с когнитивной простотой». Результаты анализа показали, что к подчинительным способам подачи информации в большей мере тяготеют «концептуалисты» (71 %) и «реалисты» (62 %).

Наиболее сложной структурой текста с позиции темо­рематических отношений оказывается у «концептуалистов» и «идеалистов». «Концептуалисты», кроме того, занимают лидирую­щую позицию по языковой креативности, поскольку обла­дают способностью оценки описываемого события и ее вербализации. На втором месте находятся «традиционалисты», в дея­тельности которых преобладает сенсорика с опорой на внешние переживания и способностью нести ответствен­ность за свои субъективные оценки.

Анализ письменного текста, разумеется, не содержит такого количества сведений о его авторе, которое присуще тексту звуковому. Однако существует некий минимальный объем информации, обнаружить который в тексте не со­ставляет большого труда. Приведем пример и попытаемся вместе с читателем проанализировать нижеследующий текст и, по возможности, определить личностные характе­ристики автора.

Я очень люблю Лондон. Москва меня пугает. Она мне пред­ставляется трехглавым драконом, от которого нужно отбивать­ся, чтобы он меня не сьел. К тому же я люблю ходить пешком, а в Москве не оченъ-то походишь — грязь, да и темп жизни здесь со­всем другой. А в Лондоне стараюсь всегда ходить пешком. Встре­чаю столько любопытного: старинные барельефы на домах, узкие улочки, забавные названия — Зеленая деревня, Деревня Ведьм или Черного Горшка — и все это в самом центре! (Газета «Панорама». СПб., 2005. № 48).

Что сразу бросается в глаза:

1) Автор текста, по всей видимости, долгое время жил в Москве, прежде чем переехать в Лондон.

2) Москва не нравится, Лондон нравится.

3) Автору текста больше по душе размеренный, относи­тельно спокойный, уравновешенный ритм жизни, при­сущий, по его мнению, Лондону.

4) У автора текста есть время и возможность часто ходить пешком по городу. Это значит, что он довольно молод и его работа не регламентирована жестким графиком. Вероятно, автор представляет творческую профессию, либо у него свое дело.

5) Автор чистоплотен и чувственен, что дает возможность предположить его принадлежность к слабому полу.

6) Автор хорошо обеспечен материально, поскольку жи­вет либо в центре Лондона, либо неподалеку от центра.

7) Автор достаточно образован; текст хорошо сбалансиро­ван грамматически, лексически и стилистически.

Беглый анализ текста, как мы видим, дал достаточно значимую для оценки его автора информацию. Нельзя не отметить и относительно высокую степень самопрезентации, реализованную посредством текста, что, конечно, уп­ростило задачу. Его экспрессивность свидетельствует об от­сутствии каких-либо интенциональных ограничений. Автор текста — открытый, состоявшийся (социально и профес­сионально), целеустремленный, психически уравновешен­ный, неглупый человек.

В наше время существуют достаточно надежные приципы идентификации и диагностики личности по текстовым данным. Так, еще во время второй мировой войны был разработан показатель (индекс) удобочитаемости – так называемый индекс Флэша (The Flesh Index), который использовался военными для установления авторства документов. Этот показатель использовался на Гамбургском и Нюрнбергском судебных процессах в целях авторизации определенных документов для привлечения к суду конкретных лиц.

Кроме того, при её разработке учитывались особенности работы человеческого мозга. В процессе чтения мозг и глаза читающего сосредотачиваются «на последовательных знаках препинания, допуская предварительное суждение относительно значения текста (до данного знака препинания), которое формируется в мозгу читателя. Естественные перерывы в тексте, например, знаки препинания или новые параграфы, позволяют мозгу человека осмыслить прочитанный текст.

Чем длиннее слово, предложение или параграф, тем больше времени необходимо мозгу, чтобы осмыслить прочитанный отрезок текста (например, предложение). Таким образом, длинные слова и предложения трудны для восприятия, и понимания.

Метод Рудольфа Флеша, изначально для английского языка, оценивает сложность текста по следующей формуле:

Либо:

FRE = 206.835 − (1.015 × ASL) − (84.6 × ASW)

где:

ASL — средняя длина предложения в словах (англ. Average Sentence Length).

ASW — средняя длина слова в слогах (англ. Average Number of Syllables per Word)[2]

Индекс по шкале FRES (Flesch Reading Ease Scale) распределяется таким образом:

100: Очень легко читается. Средняя длина предложения составляет 12 или менeе слов. Нет слов из более чем двух слогов.

65: простой английский язык. Средняя длина предложения составляет от 15 до 20 слов. В среднем слова имеют 2 слога.

30: Немного трудно читать. Предложения содержат до 25-ти слов. Обычно, двусложные слова.

0: Очень трудно читать. B среднем предложение имеет 37 слов. Слово имеет в среднем более 2-х слогов

Для английского яз. значение 90-100 соответствует легкому тексту для младших школьников, 60-70 — тексту, который могут читать выпускники школы, тексты с индексом 0-30 предназначены для людей с высшим образованием.

В связи с тем, что в русском языке средняя длина предложения меньше (за счет меньшего использования служебных слов, таких как артикли или вспомогательные глаголы), а слова в среднем длиннее, было предпринято несколько попыток улучшить этот индекс, например, сравнением индексов, полученных для оригинальных английских текстов и их переводов[3]

FRE = 206.835 − (1.3 × ASL) − (60.1 × ASW)

Затем была создана специальная программа подсчета, ныне известная как индекс Флэша — Кинкейда, представляющая собой одну из наиболее точных, достоверных и обоснованных методик в зарубежных судебных исследованиях. Достаточно указать, что правительственные документы США перед сдачей в печать подлежат обязательному тестированию по индексу Флэша — Кинкейда, по результатам которого в них вносятся определенные коррективы.

В 1945 г. Р. Ганнингом был разработан так называемый FOG-индекс (The Gunning FOG Index), который вскоре стал более распространенной техникой, чем индекс Флэша, но только не в среде профессионалов, по-прежнему предпочитающих показатель Флэша. Здесь учитываются те же факторы, что и у Флэша, но данный индекс намного менее чувствителен к тонкостям и поэтому неприменим в научной практике.

Индекс Фога (также скорректированный), показывает, какой образовательный уровень нужен для усвоения данного материала. Чем индекс меньше, тем большей аудитории он будет понятен. Значение 16-20 подходит для людей с высшим образованием, 9-10 - восьмикласник и газетный уровень, 7-8 - язык любовных романов.

Индекс туманности Ганнинга (или Фог-индекс) используется как индикатор для определения уровня удобочитаемости написанного по критерию: какой уровень образования нужен читателям, чтобы понять текст.

Для русскоязычных текстов вычисляется по формуле

где:

число сложных слов — количество слов, с числом слогов больше четырёх;

0.78 — поправочный коэффициент для русского языка.

Позднее стали появляться и более эффективные методики, позволяющие помимо атрибуции текста высказывать и веские гипотезы относительно психологического портрета автора изучаемого текста, даже его установочных (розыскных) данных. В 1979 г. К. Р. Шерер в монографии «Социальные показатели в речи» [12] указал на возможность выявления по речи не только социальных характеристик его автора (влияние региона, положение в обществе, образование, род занятий и социальная роль), но и физических особенностей (пол, возраст, состояние здоровья), а также некоторых психологических черт. Он же предложил использовать для выявления этих характеристик, так называемую стилометрию (статистическую стилистику), которая опирается на: подсчет частоты и природы лексических, орфографических, синтаксических и грамматических ошибок; исследование стилистических факторов письменной речи (длина слов, длина предложений; количество слогов, приставок и суффиксов на 100 слов); процент встречаемости в тексте частей речи: соотношения глаголов к прилагательным, глаголов — к существительным и т. п., а также показатель TTR (Type Token Ratio) — представление в форме десятичной дроби соотношения количества различных слов с общим количеством слов в тексте.

Со времени появления компьютера исследователи письменного текста активно стали изучать его возможности для автоматизированного подсчета различных факторов (лингвистических категорий), которые уже после этого могли быть подвергнуты анализу и содержательной интерпретации.

Например, большими возможностями обладает компьютерная программа — Prostyle (США), которая осуществляет в реальном режиме времени анализ вводимого текста и выводит в порядке номеров факторы, позволяющие провести статистический анализ значения в любых расхождениях в двух исследуемых текстах (например, письменное признание своей вины и более ранний документ, написанный обвиняемым). Среди факторов, учитываемых программой Prostyle, находятся:

- предельный индекс четкости (насколько данный текст легок или труден для понимания);

- индексы FOG и Флэша - Кинкейда;

- показатель частотности страдательных конструкций, позволяющий достаточно точно выявить индивидуальные особенности автора;

- количество используемых лексических единиц, которое при вычислении процента соотношения с общим количеством слов в тексте дает показатель словарного запаса автора;

- процент сложных слов по префиксам, суффиксам, количеству слогов (в Prostyle — только по последнему фактору);

- средняя длина предложения, прямо коррелирующая с уровнем образования автора;

- «читательский возраст», представляемый данным текстом;

- количество погрешностей письменного стиля в тексте (возможные ошибки: неправильное употребление абстрактных существительных; неправильное употребление глагольных форм и предлогов; опущение глагола; неуместное употребление сленга и жаргона; использование устаревших, высокопарных слов; нарушение пассивных конструкций; грубые и непристойные слова; слабое знание английского языка).

Дополнительно программа имеет пятиуровневую систему оценок от «отлично» (менее пяти ошибок) до «неудовлетворительно» (более 50 ошибок), что также немаловажно для оценок личности автора или исполнителя текста. Многофакторный анализ, представленный в Prostyle, имеет несомненное преимущество: вероятные расхождения могут быть протестированы несколько раз, а погрешности анализа сведены к минимуму.

Из отечественных программ компьютеризованной обработки текстов наиболее интересными являются программы В.И. Батова с коллегами и В.П. Белянина (1996).

Так В.И. Батовым была разработана компьютерная программа ЛИНГВА-ЭКСПРЕСС, с помощью которой можно представить речевое произведение в виде трехзвенной эмпирической модели: формальные характеристики текста-формы коммуникации замысла - психологические характеристики автора, тем самым раскрывается психологическое содержание текста как продукта речевой деятельности. Показана возможность выявления особенностей речевого поведения, глубинных психических свойств или характера человека (автора или авторов текста) и переживаемых им (в момент порождения текста) состояний.

Компьютерная программа В.П. Белянина ВААЛ позволяет выявлять акцентуацию автора текста. Особый блок этой программы — ПАТ (психиатрический анализ текста) - предполагает выявление соотнесенности между лексическими элементами текста и возможной акцентуацией его автора. ПАТ позволяет определить выраженность в анализируемом тексте таких акцентуаций, как паранойяльность (в терминах автора — «светлые» тексты), возбудимость, или эпилептоидность — («темные» тексты), гипертимность, или маниакальность («веселые» тексты), депрессивность («печальные» тексты), истероидность, или демонстративность («красивые» тексты) и т.д. Программа предусматривает не только выявление процентов лексики того ли иного класса, находящейся в тексте, но и построение нормализованного представления этих данных по отношению к норме русского языка. Особенностями программы ВААЛ является то, что она позволяет не только находить корреляции между любыми категориями, но и вводить новые категории, актуальные для решения каждой конкретной задачи. Тем самым программа ВААЛ позволяет определить направленность текста, предсказать степень его воздействия и сделать некоторые предположения в отношении личности его автора.

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗАНЯТИЕ 9. Лингвистическая идентификация личности (семинарское занятие)