На другой вечер

Брижит изобразила несколько улыбок подряд. И по этим улыбкам было ясно заранее, что суп ей понравится. Все остальное было уже словно из расхожих романов. С ложными темами для разговора управились мигом, в ритме сталинских напольных часов. Теперь оставалось сесть за стол и хлебать. Это было великолепно, божественно, волшебно, потрясающе; Брижит попросила добавки; Мирей, сдерживая несколько слезинок, задавалась вопросом: кто же эта девушка, это воплощенное совершенство? После ужина, то есть через двенадцать минут после прихода молодых, беседа разделилась: женщины с одной стороны, мужчины – с другой. Как в старые добрые времена, тик-так. Гектор завел малозначительный разговор на малозначительную тему – о жизни. Отец спрашивал о его намерениях вообще и насчет этой девушки в частности. Гектор прослезился, извиним его, то был первый в его жизни столь серьезный разговор с собственным родителем. Со своей стороны, Брижит записывала рецепты супов, так что Мирей готова была покончить с собой от счастья.

Гектор никогда не видел своих родителей такими. Не то что сентиментальное одобрение – он воспринял даже то подрагивание радужной оболочки, о котором мечтал на протяжении всего своего детства. Ему показалось, что наконец-то он обрел нечто вроде нормальной семьи. Счастливые родители со счастливыми детьми. И воскресные обеды перед телевизором. И, как это ни глупо, свадьбы. У Эрнеста уже была жена, которой он наверняка изменял с брюнеткой из отдела социальных тяжб, но на семейных фотографиях это не было заметно. Так создавалась красивая видимость. Если когда-нибудь они станут знаменитыми, папарацци просто сдохнут с тоски от такого счастья. Тут вам и лучший друг, и шурин, ценящий удары кулаком по собственной физиономии. Оставалось только назначить день, и день был назначен: четырнадцатое июня. День свадьбы для достойного завершения этого Фестиваля Розовой Воды. Слава богу, всякое счастье съезжает на обочину, стоит только подождать. В ночи Брижит с Гектором двинулись именно в этом направлении. В направлении, куда счастье отправляется налегке.

Это четырнадцатое июня как две капли воды походило на двенадцатое. У двенадцатого июня всегда горделивая поступь, и явно напрашиваются серьги. Эрнест с Жераром любезно знакомились; шурин с деверем должны помогать друг другу. Марсель тоже был братом – мидии едят не просто так, потом становятся членом семьи; он держался за живот, словно счастье вызывало у него несварение желудка. Он вспоминал, как собирал расклеившегося вконец Гектора буквально чайной ложечкой, а сейчас полюбуйтесь-ка на него – как огурчик, и вдобавок почти женат. И все это в какой-то степени благодаря ему, а между тем никто не подходил к нему с поздравлениями. Марсель, но мы-то знали, что к чему! Со своей стороны, Лоранс заводила многочисленные знакомства, и создавалось впечатление, что местность ей хорошо знакома, поскольку она с удовольствием показывала своим знакомым места, им явно незнакомые (за деревьями в саду, под сенью любви молодоженов). Гости передислоцировались в направлении сада, где на солнышке намеревались выпить за вечное здоровье этой любви. Приходилось чокаться даже со скептиками и маловерами. Коктейль состоялся перед церемонией, так как Гектор и Брижит хотели исчезнуть сразу по произнесении взаимного «да». В свадебное путешествие они решили отправиться в Соединенные Штаты. Наконец появился мэр со своим трехцветным шарфом, на случай, если опьяненные счастьем молодожены забудут наше географическое расположение. Брижит была нарядно бела в своем белом наряде. Гектор был неизменно сосредоточен. Голова его была занята одним: обручальными кольцами. То был последний миг, когда надлежало выглядеть совершенством. Он ждал этого момента, чтобы тотчас испытать облегчение, и от страха задрожать дрожал. Он так боялся оказаться не на высоте безымянного пальца своей будущей жены.