Магическая природа слова

ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ВЕРХНЕМ МИРЕ

Средний и нижний уровни воспринимались язычником в качестве миров с противоположным знаком (в свете современных космофизических знаний — как «мир» и «антимир»), сосуществование которых ведет к хаосу, к разрушению жизни. Но этого разрушения не происходило благодаря верхнему уровню. Последний выполнял особую функцию, он связывал средний и нижний миры и удерживал их в противоречивом единстве.

Отсюда два способа поклонения таинственным силам: 1) с помощью обычаев и обрядов; 2) с помощью духовной культуры, т.е. средствами науки, философии, литературы и искусства. Второй способ считался более могущественным, чем первый. Язычники полагали, что через обычаи и обряды человек выходит на силы местного масштаба, а через духовную культуру — на вселенские силы. Насколько серьезно они относились к подобному разделению, говорит тот факт, что в случаях, когда обряды требовали музыкального сопровождения, а «музыкант» грубо ошибался, исполнителя тут же умерщвляли и приносили в жертву богам.

Верхний мир требовал особой системы поклонения, которой и стала духовная культура в лице науки, искусства и философии. Духовная культура использует инструменты, созданные богами и переданные людям во владение, — слово, понятие, звук, цвет, линию, пластическую форму, перспективу, плоскости, объемы и т.д., — на базе которых развертываются особые отрасли мистического познания мира, способные работать с силами вселенского масштаба: устная и письменная речь, живопись и музыка, архитектура и скульптура, песни и танцы, театр и т.п.

От автора

ЯЗЫК КАК СПОСОБ ПОКЛОНЕНИЯ БОГАМ

Магическая природа слова

В Древнем Египте язык был создан богом по имени Тот, в Вавилонии — Набу, в Древней Греции — Гермес, в Древней Индии — Сарасвати и т.д. Поэтому «слово» воспринимается язычниками как первый признак сознательной, разумной жизни, управляемой таинственной силой. По их мнению, человек, умеющий пользоваться словом, наделен даром общения с богами, он не только понимает причудливый язык богов, но и верно передает затейливый смысл их таинственных действий. Отсюда интерес людей к устной и письменной речи как к инструментам познания мистической сущности мира. Необходимые условия для этого формируются уже на уровне повседневной речи: именно здесь закладываются предпосылки изощренной наблюдательности, богатого (иногда поэтического) воображения, искусства аргументации и необыкновенной красноречивости. На уровне ораторского искусства эти предпосылки созревают до возможности словесного общения с богами. «Если хочешь разговаривать с богами, – гласит древнегреческое изречение, – учись риторике, если хочешь говорить с людьми – философии». Такое же значение ораторскому искусству отводилось в культуре Древнего Рима и в культуре ацтеков, где мастерам слова предусматривалось вознаграждение общественными и государственными должностями (См.: Священные слова в культуре ацтеков // Религиозные традиции мира: В 2 т. Т. 1. С. 171.).

Важнейшей заботой письменной культуры являлось создание алфавитов, буквы которых приобретали загадочный смысл, становились сакральными знаками, содержащими знание таинственной природы мира. Общий смысл: перебрать алфавит — значит пройти всю вселенную, и чем менее алфавит напоминает рисуночное письмо, тем точнее передает сущность мира. Рисуночное письмо фиксирует мир на уровне конкретных предметов, а безрисуночное схватывает глубинные свойства этого мира (См.: Письмена // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т. 2. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Сов.энциклопедия, 1992. С. 314-316; Статьи «Символизм фонетический», «Книга», «Алфавит», «Стихии»; «Соответствия» // Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994. С. 464-468, 246, 73-78, 494-496, 484-487; Статью «Алфавит» // Словарь античности: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1989. С. 26-27.).

Таким образом, слово выступало не только инструментом познания мира, но и его преобразования.

От автора

Слово увековечивается посредством письменности. Письменность обладает божественным характером, она завещана богами. Слова обладают маной, являющейся сверхъестественным свойством, которое посредством чтения дает усопшему возможность говорить, то есть участвовать в жизни. Отсюда в египетской скульптуре портрет мыслится вовсе не как миметическая копия действительности. Индивидуальность, определенность портрету как таковому придает именно слово, имя, вписанное непосредственно в статую. Идентификация личности осуществляется, таким образом, именно посредством эпиграммы, а не через соответствие форм.

История искусства. Первые цивилизации.

Пер. с исп. ЗАО «Бета-Сервис», 1998. 220 с.

С. 89.

Те же архаико-религиозные истоки обнаруживает китайская письменная словесность… Создание устного или письменного текста мыслилось, как и игра на музыкальных инструментах, воспроизведением процесса трансформации хаоса (отдельные звуки — слова — предложение — текст) в гармонию. Так как наиболее организованным и внешне совершенным видом словесного узора является стихотворное произведение, то поэзия неизбежно должна была стать ведущим родом китайской художественной литературы. Исходная принадлежность поэтического творчества к архаико-ритуальной деятельности вновь подтверждается этимологией иероглифа «поэзия, стихотворство, стих» — ши. Этот иероглиф происходит от пиктограммы, передающей отбивание ритма ногой в процедуре жертвоприношения. До определенного времени стихотворный текст существовал только в устной форме и в неразрывном единстве с мелодией (т. е. в виде песнопения). Следовательно, он наделялся всеми магическими функциями и свойствами, которые приписывались прочим элементам «музыкального комплекса». Возникновение письменного поэтического творчества и его превращение в реалию светской культуры Китая не привело к принципиальным изменениям взглядов на сущность, свойства и функции национальной поэзии. Они лишь вновь подверглись концептуализации и этизации по аналогии с созданием музыкальной натурфилософской концепции. Литературные способности или хотя бы владение азами стихосложения тоже считались вначале желательным, а затем и нормативным качеством венценосных особ, высших государственных чинов, а также любого человека, претендующего на участие в делах управления страной. (130)

Кравцова М.Е. История культуры Китая.

– СПб.: Лань, 1999. 416 с. С. 130.