Искренность и глубина созерцания делают человека поэтом.

Истинный художник должен быть живым духом. То есть прежде всего любить во всем качественное совершенство и творчески добиваться его так, чтобы видеть взором и постигать сердцем всякое чужое творческое созерцание и в религии, и в знании, и в подвижничестве, и в государственности и всякое предметное обстояние, прикровенно раскрывающееся в природе и в истории человечества.

Дар созерцания предполагает в человеке некую повышенную впечатлительность духа, способность восторгаться всяким совершенством и страдать от всякого несовершенства. Это есть некая обостренная отзывчивость на всем, подлинно значительная и священная, как в вещах, так и в людях.

Душа, предрасположенная к созерцанию, как бы непроизвольно пленена тайнами мира и таинством Божиим, и жизнь ее проходит интуитивным переживанием их. Созерцающий не задерживается взором на поверхности явлений, хотя видит и эту поверхность с тем большей зоркостью и точностью, чем глубже он проникает в их сокровенную сущность. А это означает, что он не просто наблюдает обстоятельства, но созерцает скрытые за ними существенные обстояния (бытие).

Человек, имеющий дар этого плена созерцания, может не отдаваться ими, не дорожить ими, прерывать их, бежать от них, но истинный поэт бежит он не от тайны, а ради нее от суеты в уединение.

Истинный художник растит и углубляет свое созерцание, через него он растет и сам, и из него выращивает свои лучшие создания. Он знает, что здесь алтарь и гений его творчества, что здесь таится его вдохновение, это благодатная сила творческого перворождения. И, зная это, он созерцает трепетно, уединенно и самозабвенно, ибо «в дохновение – есть истинный признак Бога» (А.С.Пушкин).

В созерцании и вдохновении поэт возвышается над собой и перерастает сам себя.