Бьет — значит, любит?

В этом случае не только вербальный язык, но и стиль, и взаимопонимание партнеров будет резко отличаться от обычного стиля общения. Языком женщины будет говорить ее неукрощенное в коитусе «животное» бессознание, теперь воспринимающее все и вся «в черном цвете». В любой мелочи вдруг виноватым становится мужчина, все плохо, и, вообще, пора разводиться… Сознание ее лишь с трудом (а нередко и с непониманием себя, с параллельным сожалением о собственных словах) воспринимает все происходящее. Ни образная, ни формальная логика мужчины здесь ничего не значат. И мужской интеллект, — чтобы «понять» ее, — вынужден переходить на язык ее бессознания.

Но, если для нее это язык аноргазмического отчаяния, то для него — это язык первобытного существа, где противоборствующее животное надо физически смять, уничтожить, покорить… И мужчина, все дальше и дальше распаляемый чудовищно бессознательной женской логикой, вдруг приобретает мощную доминанту своего бессознания и, превращаясь в первобытное существо, бьет любимую женщину. Эта сцена талантливо изложена во множестве романов писателями практически всех стран мира. Изложена мужчинами-авторами как патология во взаимоотношениях партнеров.

И в этих же романах отмечаются поговорки типа «Бьет — значит, любит». Причем отмечают это всегда героини романов — женщины[mcxiii]. (По-видимому, мужчины об этом не говорят в силу принципиальной неосознаваемости собственной, как правило, весьма малой бессознательной доминанты, да и слабой способности к вербализации своих ощущений.)

Почему же женщины говорят об этом? На основе нашей модели интеллекта можно предполагать, что женщина бессознательно ощущает резонансный характер активации его бессознания на возбуждение ее собственного бессознания. А если это так, то женщина успокаивается, ибо и эрекция его фаллоса (в следующий раз, — когда все будет замечательно) будет связана именно с ее бессознанием, а не с бессознанием какой-то там «женщины вообще», о которой столько пишут в романах… А эрекция — не последнее доказательство его любви.

Для иной интерпретации этой поговорки может быть показателен пример, который приводит Грэйс Крэйг в подразделе о жестоком обращении с детьми[mcxiv]. Один ребенок, родители которого проходили курс психотерапии с целью преодоления своей жестокости, был встревожен тем, что отец перестал его бить. Он с горечью спрашивал социального работника: «Почему отец больше меня не любит?». Как заключает Г. Крэйг, дети усваивают такие уроки в раннем детстве и, когда сами становятся родителями, применяют те же методы «воспитания» к своим детям. То есть здесь мы также наблюдаем соотнесение бессознания (см. раннее детство) ребенка и отца, доведенного до бессознательного состояния этим ребенком и / или женой и / или алкоголем, а вообще говоря, бездарным воспитанием собственного самосознания.

Таким образом, выявленная семантика гендера и цвета[mcxv] позволила построить, если можно так сказать, атомарно-трансактную модель взаимодействия полов. Эта модель, как нам кажется, может оказаться полезной при анализе поведения человека в современном обществе с учетом представленной здесь биосоциокультурной обусловленности личности.