VIII. Спектр ориентаций 3 page

"Дикая и нелепая теория",- высказался Хэвлок Эллис. Но эта теория очень близка к тому, что чуть позже вслед за своим учеником Флиссом выдвинул и отстаивал Зигмунд Фрейд ("Три очерка по теории сексуальности", 1905). Фрейд указал и на своих предшественников: Э. Глея (1884), М. Гиршфельда (1889), Г. Германна (1903) и др. Он считал, что исконно в человеке заложена не сексуальная ориентация, а только способность к половой тяге, к сексуальной любви.

Что юноша пластичен и способен любить любого привлекательного партнера - мужчину или женщину. Что только с возрастом и под воздействием социальной среды и культуры происходит сужение его половых симпатий и их сосредоточение на противоположном поле. Но многие люди застревают на этой ранней стадии развития и сохраняют юношескую широту вкусов. Они способны любить как мужчин, так и женщин.

Еще более дикой и нелепой показалась американскому журналисту теория, выдвинутая одним любителем в России. Дэвид Туллер описывает свою встречу с московским физиком из Технологического Института Евгением Анисовым (Tuller 1996: 228-230). Тот фанатически отстаивал оригинальный взгляд на эволюцию человеческой сексуальности.

"Из всех животных человек - сексуальный чемпион, - начал Анисов. - Это ясно из факта, что эрогенные зоны мужчин хорошо развиты, а генитальные зоны женщин совершенны также. При оргазме у них происходят вагинальные сокращения. И как мужчины, так и женщины, все сто процентов, имеют анальные сокращения во время оргазма, даже если у них регулярные гетеросексуальные сношения".

Это доказывает, иронически пересказывает Анисова Туллер,

"что анальный секс был столь же обычным в ранние времена, как и пенисно-вагинальные сношения. В те времена человеческое либидо было столь всемогущим, что никто не замечал да и не заботился о том, кто его партнер - мужчина или женщина. Эта всеобъемлющая бисексуальность замедляла рост населения, что на деле помогало сохранить человеческий род. Если бы население росло чересчур быстро, вид бы вымер, ибо естественные ресурсы были ограничены и быстро пришли бы к истощению".

"После преисторического периода,- продолжал Анисов,- с ледниковым веком климат стал холоднее и полюса поменялись местами, а народ мигрировал в новые области, так что они встретили новую среду и нуждались в развитии новых умений. И клетки нейронов мозга должны были освободиться от сексуального инстинкта, так что смогли быть использованы для других целей. Это мы называем "эволюционной сублимацией". В это время сексуальность начала делиться, большинство людей становилось гетеросексуальными, а некоторые - гомосексуальными. Но мы можем сказать, что тогда как бисексуальный век длился миллионы лет, гетеросексуальный век - лишь несколько тысяч лет".

Анисов делал из своих реконструкций далеко идущие выводы: "Так что мы должны помнить всё время, что гомосексуальность открывает очень архаичную природу души. Возможно, что человечество еще вернется к бисексуальности в будущем, если либидо станет в десять раз сильнее, чем теперь. Один из путей решить экологические проблемы планеты - это развить снова бисексуальность и гомосексуальность и гиперсексуальность, ибо тогда рост населения остановится".

Умозрительная теория Анисова, если только она адекватно изложена заезжим журналистом, действительно нелепа и бездоказательна. Анальные сокращения при оргазме - всего лишь один из многих судорожных симптомов оргазма (сокращаются и многие другие мускулы). Других доказательств бисексуального прошлого человечества у Анисова нет. Но вот бисексуальное будущее, увязанное с экологическим кризисом, это идея гораздо более распространенная - вне связи с теорией Анисова. Ныне проблемой бисексуальности серьезно занимаются многие сексологи (Wolf 1977; De Cecco 1984; 1985; Money 1988; Geller 1990; Weinberg et al. 1994; Garber 1995; и др.)

В США вслед за крупнейшим антропологом Маргарет Мид (Mead) психиатр Фриц Клайн считает, что бисексуальность в какой-то мере присутствует в каждом (Klein 1993: 13), но для многих может быть выделена как особая категория наряду с гомосексуальностью и гетеросексуальностью. Он принял семичленную шкалу предпочтений Кинзи, только переименовав ступени с 0-6 на 1-7 и развернув ее не в двух (как у Кинзи), а в семи ракурсах. В своем делении Кинзи отделял сексуальную практику от склонностей и этим ограничивался. Клайн расположил свои 7 делений в каждой из семи плоскостей: сексуальное влечение, сексуальное поведение, сексуальные фантазии, эмоциональное предпочтение, социальное предпочтение, жизненный стиль, самосознание - и каждая вдобавок развернута в трех временах: прошлое, настоящее и (вместо будущего) идеал. Соответственно он сформировал многоклеточный опросный лист, который назвал Клайновской Сеткой Сексуальной Ориентации (Klein Sexual Orientation Grid, сокращенно - KSOG).

Клайновская сетка оказывается, конечно, более чувствительной, чем шкала Кинзи, более богатой для анализа. Два бисексуала, примеры которых приведены ниже, займут на ней разные места.

Бисексуал, опрошенный Клайном, рассказал о своих фантазиях при мастурбации.

"Он голосует на дороге, и его подхватывает привлекательная пара, мужчина и женщина, которые сажают его в машину между собой на переднее сиденье. "Мы останавливаемся где-то в лесу, и они начинают раздеваться, в то же время целуя и лаская меня. Женщина красива, с дивными грудями и плечами, а он очень нежен, но это мужественный человек, и он сосет у меня, в то время как я и женщина обмениваемся страстными поцелуями. Потом мы выходим из машины, и я трахаю женщину и одновременно отсасываю у мужчины. Мы все кончаем вместе. Это лучшая фантазия из всех, какие у меня были. Она всегда уносит меня".

На вопрос, о ком при фантазировании он думает больше - о женщине или мужчине, этот бисексуал ответил: "Я думаю об обоих. То есть я думаю о его члене и я думаю о ее ляжках и заднице, и я думаю о том, как он кончает, когда я кончаю в нее. Я думаю о них обоих. Всё".

(Klein 1993: 16)

Это бисексуальные фантазии.

А вот бисексуальное поведение, при том с динамикой во времени. Интервью взято у Пола, летчика в возрасте за сорок, ставшего приятелем автора.

"Я не имел секса ни с кем, пока мне не минуло 22. Я начал мастурбировать в 11 и дрочил, и дрочил, и дрочил в течение периода, когда я был -надцатилетним, и продолжал за двадцать". Двенадцати лет он как-то, играя с приятелем Биллом, получил эрекцию. "Я попросил его отсосать мне, хоть и не в этих словах".- "Он это сделал?" - "Нет. Но я думаю, он хотел. Знаю, что я хотел его тоже". На вопрос о предмете мечтаний во время мастурбаций Пол ответил: "Девушки. Иногда я использовал журналы, но большей частью я просто думал о девушках. Они были такой тайной для меня. Когда я наконец поимел секс в двадцать два, это было замечательно. Две недели сплошных занятий любовью". Секс с девушками продолжался и после того, даже после брака: Пол не был верен жене.

"А когда ты имел свой первый сексуальный опыт с мужчиной?"

"Мне было тридцать. Однажды летним уикендом Нэнси была за городом с ребенком, ему было уже около пяти. Я был одинок, наверное. Гулял по городу. Этот парень подцепил меня, и мы пошли к нему домой. Парни и в прежние годы пытались подклеить меня, но я не имел к этому интереса".

"А почему же ты пошел с этим парнем?"

"Он был нежен, и мне понравились его глаза. У него были веселые глаза, и, наверное, я был готов и достаточно одинок. У него была славная квартира. Обставленная с большим вкусом. Это помогало. Он дал мне выпить. Дважды. Потом он прямо сказал, что хотел бы трахнуть меня. Так и сделал. Это было так хорошо, он был так хорош и мил, делая это, что я остался на всю ночь. Он трахнул меня раз шесть".

"Ты оставался в пассиве?"

"Да, за исключением того, что я реагировал. Я в самом деле реагировал. Что ж, это было началом. Я звонил ему раз в неделю или примерно так, и он трахал меня, и мы сидели голыми и разговаривали. Это было славно. Я никогда раньше не сидел так расслабленно и голым с мужчиной. И он говорил мне разные вещи о моем теле, которые я никогда не слышал от женщин. Ну, что у меня хорошие ноги. Девушки <...> никогда не говорили мне, например, что у меня очень славный член. Если бы не мужчины, я бы никогда не знал, что у меня хорошо сформированный член. Это не так уж важно, но это так. <...>

За примерно три года я прошел через ряд мужчин, которые хотели трахать меня. Потом я встретил парня лет двадцати двух. Он подцепил меня на улице. Мы пошли к нему на квартиру, и дело дошло до позиции шестьдесят девять".

"Тебе понравилось?"

"На это потребовалось время, но теперь я очень люблю это. Трахать мужчину, который тебе нравится физически или эмоционально, очень возбуждает. Теперь я могу входить в это всем нутром".

Пол продолжает любить и женщин. Они даже возбуждают его больше, чем мужчины. "Мужчины не возбуждают меня так, как женщины. Или, лучше сказать, не возбуждают меня таким же образом".

(Klein 1993: 43-49)

Как видим, эти два бисексуала очень различаются во многих тонкостях. Бисексуальность оказывается очень разнообразной, куда более разнообразной, чем гомосексуальность или гетеросексуальность.

Бисексуал имеет явные преимущества перед обоими краями шкалы - перед гомосексуалом и гетеросексуалом, поскольку у него вдвое больше шансов найти подходящего партнера в сексе и объекта для любви. Соответственно меньше оснований для фрустрации и основанных на ней неврозов. Но в то же время у бисексуала и больше оснований для неврозов: больше выбор - больше и сомнений, неуверенности, колебаний. Он может выбирать между ориентацией, санкционированной обществом, и ориентацией запретной, маргинальной. Ни гомосексуал: ни гетеросексуал не стоят перед выбором (если не считать выбора в рамках своей ориентации). Им выбирать нечего - за них выбор сделан их природой. Они созданы такими. А бисексуал всегда стоит перед выбором. Свою книгу о бисексуальности Клайн назвал "Бисексуальный выбор".

Однако само положение, при котором в каждом лагере бисексуал не совсем свой, создает основания для отчужденности и чувства одиночества. В 1984г. Фриц Клайн даже создал для них особую организацию - Бисексуальный Форум. Но компенсацией за эти неудобные свойства является ощущение, которое всплыло при опросах. Всем бисексуалам Клайн задавал один и тот же вопрос:

"Какое у вас чувство относительно вашей собственной бисексуальности и бисексуальности вообще?" По его словам, ответ был почти всегда один и тот же: "Целостность". Они говорили о чувстве целостности, они ощущали в себе полноту реализации в любви к женщинам и мужчинам (Klein 1993: 60).

Это совпадает с тем ощущением, которое выразил кинорежиссер Дерик Джармен, вполне гомосексуальный:

"Пока я не испытал удовольствия быть оттраханным, я не достиг сбалансированной мужественности. Когда ты преодолеешь свой страх, ты понимаешь, что пол имеет собственную тюрьму. Когда я встречаю гетеросексуальных мужчин, я знаю, что они испытали только половину любви".

(Jarman 1992: 29)

Сколько же людей бисексуальны? Клайн склонен относить сюда всех, кто по Кинзи не входит ни в нулевую, ни в последнюю, шестую категории, то есть всю гамму между гетеросексуалами и гомосексуалами. Если 50 % - гетеро- и 4 % - гомо-, то для бисексуалов остается 46 процентов. Если же учитывать только их эротические реакции или реальные контакты за три года в возрасте между 16 и 55 годами, то 70 % - гетеросексуальны, 8 % полностью гомосексуальны, и для бисексуальности (группы с 1 по 5 по Кинзи) остается 22 %. Но Клайн, скрепя сердце, согласен исключить еще и случайные эпизоды, а значит категории 1 и 5. Тогда остается 15 % мужского населения. Добавив половину этого количества из женщин Клайн получает 25-30 миллионов бисексуалов в США (Klein 1993: 127-128).

Не говоря уж об исторических личностях, любивших оба пола - как Александр Македонский или Юлий Цезарь, "муж всех жен в Риме и жена всех мужей", или Поль Верлен, к бисексуалам Клайн причисляет многих из тех, кого принято считать гомосексуалами: Фрэнсиса Бэкона, Пьетро Аретино, Оскара Уайлда, Гора Видала (тот и сам себя так аттестовал), Андре Жида. Скажем, Теннесси Уильямс был сугубо гомосексуален, но однажды всё же имел связь с женщиной - и для него "есть место в бисексуальном списке, потому что он имел способность к гетеросексуальному действию" (Klein 1993: 137). Клайн подробно описывает бисексуальную биографию Сомерсета Моэма - как же, был женат, имел много романов с женщинами, в то же время через заднюю дверь его верный домоправитель Джералд пропускал к нему мальчиков на ночь.

А есть ли право отнести Сомерсета Моэма к бисексуалам? Он сам говорил о себе, как обычно, заикаясь:

"Моя самая большая ошибка была вот какая: я старался убедить себя, что я на три четверти нормален, а на одну четверть - гомик, тогда как в реальности дело обстояло как раз наоборот".

(Maugham 1972)

Загвоздка, однако, не в количественных параметрах. Если исходить из того, что в мозгу есть некий центр, ведающий выбором сексуального партнера, и что к половой зрелости этот центр формируется по женской или мужской программе - ориентируя индивида на мужчину или женщину (или - или), то как столь большое количество людей получает и противоположную ориентировку? Два у них центра? Или это некий третий тип центра? Или некий один, но со сбивчивой программой? Стоукс с сотрудниками предприняли длительное наблюдение за бисексуальными людьми. Оказалось, что примерно 30% процентов из них "мигрирует" в сторону гомосексуальности, другие - в сторону гетеросексуальности, а значительная часть всегда готова к приключениям обоего рода. Исследователи старались выявить признаки, по которым можно предсказать тот или другой поворот (Stokes et al. 1997).

4. Природа зигзага: возможности

Не менее загадочно другое: обычные, гетеросексуальные люди нередко вдруг начинают ощущать сексуальную тягу к собственному полу. Иногда это мимолетное чувство, порожденное долгим отсутствием женщин и юношеской красотой, как в "Кавказском пленном" Маканина (настоящем шедевре 1994 г., "Новый мир"). Матерый солдат Рубахин ведет сквозь горы плененного горца. Когда устроились соснуть,

"...пленный юноша медленно склонил свою голову вправо, на плечо Рубахину. Ничего особенного: так и растягивают свой недолгий сон солдаты, привалившись друг к другу. Но вот тепло тела, а с ним и ток чувственности (тоже отдельными волнами) стали пробиваться, перетекая волна за волной через прислоненное плечо юноши в плечо Рубахина. Да нет же. Парень спит. Парень просто спит, подумал Рубахин, гоня наваждение. И тут же напрягся и весь одеревенел, такой силы заряд тепла и неожиданной нежности пробился в эту минуту ему в плечо; в притихшую душу. Рубахин замер. И юноша, услышав или угадав его настороженность, тоже чутко замер. Еще минута и их касание лишилось чувственности. Они просто сидели рядом".

Через короткое время наваждение вернулось. "Пленный качнулся, чуть удобнее разместив голову на его плече. И почти тут же стал вновь ощущаться ток податливого и призывного тепла.

Рубахин расслышал теперь тихую дрожь юноши, как же так... что ж это такое? взбаламученно соображал он. И вновь весь он затаился, сдерживаясь (и уже боясь, что ответная дрожь его выдаст). Но дрожь это только дрожь, можно пережить. Более же всего Рубахин страшился, что вот сейчас голова юноши тихо к нему повернется (все движения его были тихие и ощутимо вкрадчивые, вместе с тем как бы и ничего не значащие, чуть шевельнулся человек в дреме, ну и что?..) повернется к нему именно что лицом, почти касаясь, после чего он неизбежно услышит юное дыхание и близость губ. Миг нарастал. Рубахин тоже испытал минуту слабости..." Но обстановка не располагала к продолжению. Через несколько часов в минуту острой военной опасности Рубахин, действуя инстинктивно, придушил юношу, чтобы тот не выдал притаившихся солдат своим.

В других условиях такое чувство, неожиданно поразившее вполне гетеросексуальных людей, перерастает в страсть, которая преследует их, пока не найдет удовлетворения.

Этакий загул, зигзаг. После этого странная тяга исчезает бесследно. Впрочем, нет, не бесследно: эти люди уже не бросят камень в голубого.

Один из американских романов-бестселлеров последнего времени рисует именно такую ситуацию. Автор, Майкл Чейбон, - очень молодой писатель и внешне очень привлекательный человек, а роман "Питсбургские тайны" явно автобиографичен: у героя и автора совпадают возраст, национальность, родной город и некоторые прочие вещи. Интимные детали столь прозаичны и в своей нестандартности столь неожиданны, что в них наверняка просвечивает личный опыт. Рассказ ведется от первого лица.

После вечеринки приятель пригласил героя отправится в дискотеку. "Окей", - ответил тот. "Но это голубое диско," - предупредил друг. "А!" И герой вспоминает:

"В школе у меня был, собственно, период, когда я тревожился, сознавая возможность, что мог бы стать и голубым, мучительный, продолжавшийся шесть месяцев пик лет безлюбовности и отсутствия девушек. Ночами я лежал в постели и трезво уяснял себе, что я голубой и уж лучше с этим примириться. Раздевалка превратилась в место мучений, которое кишело обнаженными мужскими гениталиями, и они, казалось, подшучивают надо мной, потому что я не позволял себе бросать беглые взгляды, хоть на доли секунды, - чтобы это казалось случайным, но на деле, как я понимал, это было горьким симптомом моей извращенности. Поскольку, как у всякого типичного четырнадцатилетнего, похоть прямо рвалась из меня, я перебирал в памяти ряд знакомых юношей и пытался сосредоточить на ком-то из них свои сладострастные помыслы, надеясь таким путем найти отдушину для своей похотливости, пусть даже она и останется извращенной и тайной и осуждена на провал. Без всякого исключения мои попытки вызывали во мне только смятение и отвращение".

Этот период внутреннего кризиса прошел с появлением связи с девушкой, затем с другой, третьей и т. д. Но по временам появление на горизонте привлекательного мужчины вносило колебание в этот фундамент гетеросексуальности, и тогда ненадолго рассказчик погружался в размышление, какому повороту судьбы он обязан своим решением не быть гомосексуалом.

В ответ на откровенный вызов приятеля им на мгновение овладел испуг. И тотчас улетучился. Он ответил:

"Пожалуй, нет. Я гетеросексуал, Артур. Я предпочитаю девчат". Однако он заверил Артура, что они остаются друзьями.

Много дней спустя они отправились в бассейн. Там, на открытом солнце герой бросал короткие взгляды на Артура, "как он лежал вытянувшись, с закрытыми глазами, блестящими ресницами и почти без одежды. Он никогда еще не представал моему взору в таком обилии, так много его обнаженной кожи, и мне казалось, что я еще никогда прежде не рассматривал мужское тело таким взглядом, каким теперь всматривался в Артура - но скрытно и нервно, полуприкрытыми глазами.

Мне пришло в голову, приходит в голову, что не хватит слов, чтобы описать его тело, ибо такие слова как бедро, грудь, пупок, соски, эротически-женственны и не подходят здесь. Хотя бы то, что все упомянутые части тела были у него покрыты густыми светлыми волосами, которые у пояса плавок и на груди Артура переходили в рыжеватые. Мне пришло на ум, что, глядя на него, я пытаюсь выявить, как диафрагмой фотоаппарата, его волосы, мускулы, очертания члена между бедер, мокрую щетину на щеках. Для меня ничего не менялось. Я смотрел на него. Он был мокрым от пота; живот был плоским; на тыльной стороне его длинной влажной руки росли волосы. И я смотрел также на место между его ног, на его особенный - гладкий, как бы лысый - желвак, который проступал под блестящим голубым нейлоном. Всего страннее, однако, была его кожа, и от нее отвести взгляд было тяжелее всего; она была повсюду испещрена маленькими тенями, из-за чего казалась гладкой и в то же время грубой, как замша или тонкий песок; и она была туго натянута на его кости и мускулы - так туго, что, казалось, никогда не поддастся под моей рукой, в отличие от женской кожи.

Вдруг он приподнялся, оперся на локоть, с раскрасневшимся лицом и глазами, как вода в мерцающем бассейне, и поймал меня за тем, как я рассматриваю его кожу. Я был так испуган, что меня осенила идея, на которой я себе все лето запрещал останавливаться: я влюблен в Артура Лекомта. Я жажду его.

"Да?" - сказал он и слегка улыбнулся. "А, ничего..."

Как то разругавшись в пух и прах со своей возлюбленной Флокс, герой романа позвонил Артуру, разбудил его, и Артур сказал, чтобы он приезжал немедленно. Тот отправился к нему. "Артур сочувственно улыбнулся, увидев меня, и радостно протянул мне руку. Я обнял его и крепко прижал к себе. Лицо его было загорелым и только что со сна, в левом глазу еще висела маленькая сонная крупинка. Он купил себе флакончик Христиана Диора, пахнущий лимоном. Я был так рад его видеть.

"Бедненький, - сказал он,- у тебя плачевный вид". "Так я себя и чувствую. Обними меня еще раз". "У тебя, видно, был тяжелый день?" "Я сбит с толку, Артур. Можно ли сегодня...?" "Ну, конечно".

Совсем другим он не был. Он только что ел сливу, подумал я. Он слегка отодвинул меня от себя, но держал меня крепко. "Хорошо ли ты владеешь собой?" "Сказать это точно, не могу. Не знаю".

"Ну, время покажет, - сказал он. Он ущипнул меня за ухо. - Давай испробуем все возможности".

"Можно ли помедленнее?"

"Нет", - сказал он, и был прав. Мы делали это очень быстро, в теткиной кровати. Начав с проникающих поцелуев, пробежали все извращенные и чужие, но доверительные станции на старом пути к единению, которое у меня всегда угрожающе стояло перед глазами, черное и насильственное и улыбчивое, более извращенное и доверительное, чем всё другое. Потом, приблизительно через десять или пятнадцать минут после моего прибытия в дом, когда правая ладонь у меня была полна его твердой набухшей плотью, а моя левая покоилась на его животе, мною овладело чувство, что наша черная цель воздействует не столь уж угрожающе. Сердце у меня остановилось и в то же время было полно желания, я был исчерпан и до последнего момента наслаждался этим. Было странно и ошеломляюще чувствовать себя в порядке исключения слабейшим. "Вот,- сказал я.- Прямо теперь". "Ты уверен?"

"Да. Пожалуйста. Всё в порядке. Я пойду на это сейчас или никогда".

"Нам нужно что-нибудь для смазки".

"Поторопись".

Он вылез из кровати, побегал по спальне, рассыпая везде газеты, порылся в ящиках шкафов и исчез в ванной. Я слышал, как открылась и закрылась дверца аптечки. Он выскользнул голым через дверь спальной, и я услышал, как он сбежал по лестнице вниз, спотыкаясь от спешки. Я лежал на скомканных простынях и одеяле и смотрел на стрелку будильника, не думая о времени. Бока у меня болели, потому что я так быстро дышал и испытывал только неодолимое желание быть оттраханным. Стрелки двигались, старая расшатанная решетка на окне скрипела, я услышал шаги Артура на лестнице. Он вернулся в спальню, хватая воздух, но улыбаясь и неся бутыль кукурузного масла.

"Что-то для смазки, - сказал я, и мой смех был как сверкающий пузырь на луже смолы. - Ну давай".

"Погоди, я совсем запыхался, дай мне минуту передышать, поцелуй меня".

Было ужасно больно, а масло казалось холодным и странным, но когда он сказал, что уже всё, я не хотел, чтобы он прекратил; я просил его продолжать, и он делал всё, что в его силах, а потом я начал плакать. Он держал меня в объятиях, я перестал плакать, мы смеялись над звуком, который, как он сказал, был исторгнут из меня, и наши лица были отделены лишь несколькими сантиметрами, как вдруг он расширил глаза и сел, а потом снова склонился, чтобы лучше рассмотреть меня.

"У тебя кровь из носа", - сказал он.

Он встал, подошел к высоким окнам спальни, раздвинул занавеси и открыл окна. Поток воздуха и позднее солнце ворвались в комнату через литую железную решетку, и ряд тонких теней пал на пол. На моей наволочке была кровь. Когда я встал, чтобы взять полотенце для носа, Артур стянул окровавленную наволочку и пошел с ней к окну. Когда я вернулся, он стоял у подоконника и улыбался чудесной новости, которую он показывал всей окрестности".

С тех пор они стали спать вместе. Артур великолепно варил, в холодильнике всегда были продукты. "И каждую свободную минуту мы ложились в постель. Я не считал себя голубым; как правило, я себя не считал никем. Но в течение всего дня, начиная с того, как я утром продирал глаза, и до последней затемненной секунды сознания, когда я чувствовал на своем плече успокаивающееся дыхание Артура, я был всегда нервным, полным энергии, и всегда в страхе. Город был опять новым, и новые опасности поджидали везде, а когда я ходил по улицам, но быстро и не видя лиц прохожих, как шпион на службе похоти и счастья; я хранил тайну глубоко внутри себя, но она всегда готова была сорваться с языка".

Когда снова возобновилась связь с Флокс и они лежали в постели, она, всё время подозревавшая истинную подоплеку дружбы с Артуром, сказала, что хотела бы, чтобы вместо того, чтобы отдаваться, она могла оттрахать его. Но он поймал себя на том, что пытается повернуть ее в то положение, которое сам занимал с Артуром. "Можно?" - спросил я.- "А ты хотел бы?" - "Так можно?" - "Да,- сказала она.- Давай же. Теперь". Я пошел к ее неубранному туалетному столику, достал тюбик холодного вазелина и всё подготовил. Артур показал мне очень точно, как делать подготовку, но непосредственно, после того, как я вторгся в это тугое и узкое, неправдоподобно скучное отверстие, мужество оставило меня, потому что я попросту ничего, что ожидал, не получил; это было ни то, ни сё, в лучшем случае и то и другое, но это было слишком сбивающее с толку, чтобы мне понять это, и я сказал: "Всё вместе было ошибкой".

"Нет, это не ошибка,- возразила она.- Крепче, ах! Крепче. Помедленнее, милый". Когда, исчерпанные, мы опали на постель, Флокс сказала, что было больно и очень хорошо, но пугает, каким иногда может быть секс, и я сказал, что я это знаю".

(Chabon 1988: 39-40,161-163, 214-316, 264-265)

Так что гомосексуальный опыт не прошел бесследно. Чем-то, так сказать, обогатил палитру и сознание. Впрочем, по ряду признаков, здесь гомосексуальные склонности были всё-таки заложены с самого начала, и зигзаг в сторону гомосексуального поведения можно рассматривать как проявление бисексуальности. Кроме того, это всё-таки всего лишь литература, пусть даже очень реалистичная и правдоподобная.

Что ж, вот документальные материалы, и в них никакой предшествующей склонности к гомосексуальному поведению не видно. Бисексуальность здесь можно предполагать разве что суммарно - как вывод из суммы поведения, в котором основа-то - гетеросексуальная.

Дерик Джармен рассказывает про "одну из своих самых возбуждающих ночей". Он тогда не имел квартиры и жил в квартире, которую ему сдавал приятель Карл, возле театра Шейфсбери. Сойдя с автобуса возле ювелирного магазина, он увидел молодого, очень сексуального парня, который разглядывал витрину. Тот подловил взгляд Джармена и агрессивно окрысился на него: "Какого черта ты на меня уставился?" Джармен не хотел ввязываться в драку, так что перешел улицу и направился домой. Вдруг сзади раздался резкий свист. Оглянувшись, Джармен увидел что тот парень подзывает его. Интерес превозмог колебания, и Джармен подошел к нему, сохраняя на всякий случай дистанцию. Тот сказал: "У тебя какие-то проблемы? Ты что, голубой?" - "Ну, голубой".- "Можно с тобой поговорить?" - "Ладно, только я не настроен драться, так что если тебе это и надо, то привяжись к кому-нибудь другому". "Нет, нет, мне надо поговорить".

Джармен шел с ним рядом, раздумывая, пригласить ли его в квартиру, можно ли ему доверять. Остановились у магазина с мягким порно, поглядели на витрину. Тот спросил: "У тебя есть журналы или что-то вроде?" "Ну, есть". Это были не его журналы, а Карла. Карл был зациклен на футболистах и регбистах, и у него была целая полка с порножурналами вдоль стен. "Я,- вставляет Джармен,- никогда не коллекционировал журналы. Я люблю смотреть их, но для меня это никогда не замена настоящего секса". Дальше события развивались так:

"Я пригласил его в спальню и бросил ему стопку журналов для голубых, а сам пошел в кухню делать кофе. Когда я вернулся, он был весь погружен в журналы. Даже не пригубив кофе, он скинул свои штаны. Я трахал его по всей комнате, и он спустил на журналы.