Рациональность организации

Описанный выше подход к сравнению организаций и рынков при всех возможных разновидностях можно назвать релятивным: в зависимости от ситуации - экономической или культурной - люди могут выбирать наиболее выгодный, удобный тип поведения. Но есть в этих категориях и абсолютное содержание. С момента своего возникновения как целостной экономической системы рынок всегда представлялся иррациональным феноменом. Рынок всегда не до конца понятен, он не логичен, в нем присутствует какая-то загадка. Именно поэтому рынок может быть враждебен человеку. Адам Смит, ученый перу которого принадлежит первое полное классическое исследование рынка называл его иррациональность <невидимой рукой> (невидимой, потому что непонятной). Согласно его теории, неясно как, но эгоистические стремления людей к личному обогащению в рамках рыночной системы приводят к общественно полезному результату - прогрессу экономики и общества в целом. А ведь А.Смит творил в XVIII веке - в эпоху тотального рационализма - и, видимо, чувствовал явную недосказанность в подобном описании явлений экономической жизни. Маркс называл рыночную иррациональность <товарным фетишизмом> и считал, что вследствие этой иррациональности рынок нужно заменить рациональной коммунистической системой хозяйствования, развивающей производительные силы на понятной всем плановой (по сути организационной) основе.

Фридрих Хайек, в середине ХХ столетия проанализировавший рынок и создавший из него нечто подобное Богу, благодатному и благонамеренному во всех отношениях, также не смог объяснить рынок до конца. Социально-экономический порядок, основанный на господстве рыночных отношений, согласно Хайеку, <возник посредством ненамеренного усвоения некоторых традиционных и по большей части моральных образцов поведения, которые людям вроде бы и не нравились, значение которых они часто не понимали, достоверность которых не могли доказать, но которые тем не менее достаточно быстро распространились посредством эволюционного отбора - возрастания численности и богатства групп населения, воспринявших их>[10]. Фактически, он считал рынков <моральным обычаем> (необъяснимым по сути), приняв который народы улучшали свое положение в особенности в сравнении с теми, которые этот обычай не воспринимали, т.е. результаты рынка можно наблюдать по аналогии с результатами работы <черного ящика>.

У иррациональности рынка есть два аспекта: отрицательный - враждебность по отношению к человеку, непредсказуемость - и положительный - способность к саморазвитию. Именно благодаря своей загадочности рынок способен развиваться сам, он не стагнирует и не умирает. Рынок постоянно рождает новые идеи, претворяет их в жизнь, способен к постоянному творческому изменению. Причем, для производства таких изменений не нужно творца, дополнительного энергетического начала, внешнего воздействия. Рынок сам таит в себе источник развития.

Организация же, напротив, понятна и уютна для человека. Человек создает ее по строгим логическим законам. Он понимает, как в ней жить, как взаимодействовать с другими людьми, как делать карьеру, как вести себя в различных ситуациях так, чтобы получился предсказуемый результат. Здесь все <разложено по полочкам>, есть разумный распорядок вещей, есть защищенность от внешних событий и уверенность в будущем. Единственное, чего лишены организации, это механизма саморазвития. Изменение для организации представляет серьезную проблему. Они сопряжены с кризисами и потрясениями. Если бы не изменения во внешней среде многие организации вообще бы не изменялись. Организация в отличие от рынка представляет собой рациональный феномен. Она строится в соответствии с законами человеческой логики. Логика же, воплощаясь в реальные окружающие нас объекты, уничтожает их способность к саморазвитию[11].

Здесь следует сделать одно общее замечание. Человек способен творить < живые > и < мертвые > вещи. <Мертвые> вещи всегда покорны создателю. Они четко выполняют ту функцию, ради которой были созданы. Любой относительно простой предмет принадлежит классу <мертвых> вещей, будь то шариковая ручка, металлообрабатывающий станок или автомобиль. Действия этих вещей предсказуемы. Непредсказуемыми их делает лишь некомпетентность того, кто с ними обращается. Организация в конечном счете относится к <мертвым> вещам. Рынок ведет себя совсем по-иному. На самом деле <живых> вещей, созданных людьми, значительно меньше, но сами по себе они гораздо значимее, чем любая совокупность <мертвых> вещей. К этому классу относятся, например, герои литературных и кинематографических произведений, которые начинают жить своей собственной жизнью, часто весьма отличной от той, для которой их предназначил и приспособил автор. Вполне возможно, что живой сущностью уже стал компьютер, значительно переросший сегодня все помыслы своих создателей. Рынок - это вещь того же рода. Заключив в него иррациональное зерно, человек сделал его способным к собственной жизни. Рынок часто ущемляет создателя, воплощая в жизнь описанное еще немецкими классическими философами понятие отчуждения, но делает он это во многом потому, что способен к спонтанному развитию и не должен спрашивать у человека разрешения на те или иные действия.

В отличие от Бога человек как творец социальных сущностей не может вдохнуть настоящую жизнь в свои создания. Чем больше логики в вещах, тем в большей степени они становятся <мертвыми>. Человек должен смириться с тем, что для создания <живых> сущностей он должен делать их немного иррациональными, загадочными для самого себя. Тогда они имею шанс жить отдельной от создателя жизнью. В случае же, когда весь механизма вещи до конца продуман, эта вещь, будь она даже очень сложной, уподобляется, швабре, калькулятору или пробке от бутылки.