Исторические этапы изучения общественного мнения в дореволюционный, советский и современный российский периоды

Период первый: 1880-е – предреволюционные годы. Происходит освоение западного теоретического опыта и формирование отечественной философии общественного мнения. Книги Гольцендорфа и Брайса – пример стремления русских ученых к овладению передовыми достижениями европейской науки. Но возможно, «самое начало» придется отодвинуть еще почти на 50 лет глубже. Во второй половине 1830-х гг. русская интеллигенция активно читала и обсуждала книгу французского политика и историка Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке», в которой речь идет о многих особенностях политического устройства этой страны, в том числе – о мнении народа. Назову также и одно из первых исследований по общественному мнению русских авторов. Это – небольшая книжка профессора права МГУ Вениамина Михай- ловича Хвостова (1868–1920) «Общественное мнение и политические партии» [19]. Любой историк науки скажет, что наличие заметного числа выявленных книг по той или иной тематике автоматически означает существование и неизвестных книг, и – тем более – статей. Надо продолжить поиски.

Период второй: революционные годы, включая Гражданскую войну – середина 1930-х гг. Называвшаяся выше книга В.А. Кузьмичева – свидетельство того, что в конце 1920-х гг. в стране – среди журналистов и идеологов – было стремление к пониманию того, что такое общественное мнение. Это факт можно зафиксировать, но пока трудно сказать, является ли книга Кузьмичева единственной теоретической работой в этой области 171 или существуют и другие, пока нам не известные. Второй вопрос: в какой мере теоретики нового времени знали, использовали выводы, построения своих дореволюционных предшественников, в чем они продолжали их поиски, в чем шли вперед? Вернемся к цитированному фрагменту статьи Мансурова и Петренко и заметим, что в нем говорится не об изучении общественного мнения, а лишь об опросах. Однако опрос как метод социологии, социальной психологии, статистики и т.д. далеко не обязательно использовался для выяснения установок населения (или его отдельных групп) относительно актуальных, вызывающих общественную дискуссию социальных процессов. Возникает вопрос: что является специфическим предметом опросов общественного мнения? К примеру, в обстоятельном исследовании Ф.Э. Шереги о прикладной социологии 1920-х гг. указываются многие опросные технологии, которые использовались при анализе отношения кинозрителей к различного рода кинопродукции, при изучении бюджета времени школьников, быта рабочих, уклада крестьянского хозяйства, читателей прессы и книг и т.д. [20]. В составленном им же кратком списке монографий по социологии, опубликованных в 1923-1933 гг., отражено около 80 работ. В большинстве из них рассматриваются результаты опросов, но лишь специальный анализ должен определить, какие из них могут классифицироваться как исследования по общественному мнению [21]. Могу допустить, что в настоящее время мы не просто поверхностно знаем сделанное исследователями того времени, но нами слабо очерчено само пространство поисков. В ноябре 2012 г. я провел большое интервью по истории советской/российской социологии с одним из ее создателей Г.В.Осиповым. Рассказывая о теоретико-эмпирическом социологическом исследовании в Горьком, которое было проведено в первой половине 1960- х гг., он сказал: «Период нашей дореволюционной социологии очень плохо описан, мы говорим только об основных фигурах: М.М. Ковалевский, Н.Я. Данилевский, Н.К. Михайловский, но тут в Горьком встречаю профессора старой русской школы – Василейского». И после моей реплики: «Никогда не слышал…» Осипов продолжил: «...а таких много было.. мы с ним беседуем, он работал дворником.. к удивлению я вижу у него методики социологические, которые ничем не отличаются от западных... мы с ним проводим беседы, замечательный человек был. Он говорит: “Нас много было, но мы разбрелись по России, потому что это все было запрещено, нас преследовали. Не знаю, каким образом я уцелел”»3. При работе с этим интервью мне посчастливилось найти в Нижнем Новгороде историка психологии Н.Ю. Стоюхину, которая несколько лет назад в соавторстве с белорусским коллегой Л.А. Кандыбовичем 3 Интервью с Г.В.Осиповым еще не опубликовано, но его разрешение на публикацию мною получено. 172 опубликовала книгу о С.М. Василейском (1888-1961). Это рассказ не только о тяжелой судьбе Василейского, но и о драматической участи ученых его поколения. Обстоятельная беседа со Стоюхиной показала, что Василейский и его коллеги- психологи использовали опросные методы и изучали разные фракции массового сознания. Это лишний раз доказывает, что, проводя исторические поиски, следует исходить из двух обстоятельств: во- первых, на рубеже 1920-х – 1930-х гг. занятие социологией в СССР было рискованным и, во-вторых, трактовка социологии как науки отличалась от современной. Таким образом, поиск работ, которые сегодня могли бы классифицироваться как социологические, следует вести в области соприкосновения ряда обществоведческих наук, т.е. в парадигматике междисциплинарного подхода.

Период третий: вторая половина 1930-х – рубеж 1950-х – 1960-х гг. По оценкам Мансурова и Петренко, «...к середине 30-х опросы вовсе прекращаются. Они прекращаются в том смысле, что полностью исчезают со страниц печати, но, напротив, интенсифицируются и расширяются как источник закрытой партийной (и государственной) информации. При партийных комитетах всех уровней решением ЦК ВКП(б) создаются отделы партийной информации. Используя самые разные источники (сообщения информаторов-активистов, сбор сведений собственными силами и с помощью НКВД-КГБ), эти отделы регулярно готовили обобщающие записки о настроениях в среде рабочих, на селе, в среде студенчества, молодежи вообще (этим занимались аппаратчики службы комсомольских комитетов), интеллигенции, в армии, в партийных ячейках и в самих органах НКВД-КГБ. Более изощренной системы изучения мнений и настроений населения, чем та, что была создана большевиками как единственной правящей партией, сросшейся с государством, не было ни в одной западной демократии». И далее они отмечают, что по мере ужесточения политико- идеологического режима службы информации, по существу, смыкались по своим функциям с аналогичными службами oрганов НКВД и ГБ, т.е. превращались в органы своего рода «партийной разведки» и политического сыска. Главным в их деятельности было доносительство об антипартийных и антисоветских настроениях и создание в стране ощущения активной поддержки широкими массами очередных партийных решений. В целом, все сказанное дает верную оценку прошлого. Мансуров и Петренко характеризуют описанное как действия партийно-советской системы изучения настроений трудящихся. Мне представляется, что в рамках исторического анализа будет справедливым признать: в рассматриваемом 25-летии собственно изучения общественного мнения в СССР не было. Да и могло ли оно быть? То было время борьбы с «врагами 173 народа», тяжелейшей войны, в том числе и на огромной части территории страны, восстановления народного хозяйства, колоссальных подвижек в структуре населения, вызванных войной и террором в отношении советских людей, тотальной цензуры, сильнейшего государственно- идеологического воздействия на сознание масс, страха людей, «железного занавеса». Конечно, страна не была безмолвной, существовало разномыслие [24], но общественного мнения как продукта достаточно свободного обсуждения в обществе волнующих его проблем, имеющего легальные формы изъявления, рассчитывающего на учет его позиции в практике управления, не было. Таким образом, до начала 1960-х гг. процесс теоретического и эмпирического (прикладного) исследования общественного мнения не был гладким. При переходе от первого периода ко второму многое из прошлого людям пришлось либо забыть, либо уничтожить, либо стараться не узнавать. В одном из моих телефонных разговоров с И.С. Коном, состоявшемся в начале 2010 г., он вспомнил, что спрашивал Б. А. Чагина, который изучал в первой половине 1920-х гг. общественные науки и тогда же начинал свою профессиональную деятельность, нет ли в его личной библиотеке выпусков журнала «Логос». Тот ответил, что были, но в ожидании ареста он все уничтожил. «Логос» – международный ежегодник по философии культуры, издававшийся в Москве и Праге (1910–1914, 1925). В нем публиковались A.С. Лаппо-Данилевский, Н.О. Лосский, С.Л. Франк и другие социальные философы. Наверное, этот разговор Кона с Чагиным состоялся в 1960-х – 1970-х гг., но вот пример из нашего времени. В указанной выше моей беседе со Стоюхиной она вспомнила, как втянулась в изучение прошлого: «Как-то, в начале 2000-х, мне довелось работать со старшей коллегой, закончившей Горьковский педагогический институт в 1950-х гг. Она часто вспоминала своих преподавателей, и я спросила ее: “Я знаю всех старших и уважаемых коллег (слава Богу, живущих), они нас учили и учат, а кто учил их? С кого началась психология нашем городе?” Профессор шепотом назвала мне фамилию Василейского, а на мои вопросы – кто это? почему шепотом? – она, также понизив голос, произнесла: “Ну, он был известный психотехник и педолог”. Тогда у меня интерес к истории психологии был не велик, но слова «психотехник» и «педолог» заинтриговали, тем более – в сочетании с таинственным шепотом» [23, с. 9-10].

Период четвертый: начало 1960-х – конец 1980-х гг. Границы этого периода фактически совпадают с временем первого опроса Грушина и созданием ВЦИОМ, в определяющей степени – его детища. В социально- политическом отношении большая часть этого тридцатилетия протекала в эпоху застоя и около пяти лет – в наиболее яркие годы перестройки. В 174 историко-науковедческом плане этот временной интервал исследований общественного мнения справедливо называть грушинским. Могу допустить, что для историков советской/российской социологии, в частности – исследований общественного мнения этот период является и долго будет оставаться наиболее интересным. Его уникальность, думается, даже если рассматривать в масштабах развития глобальной системы изучения общественного мнения, заключается в существовании некоего весьма неустойчивого баланса политических и научных сил, заинтересованных в научном познании массового сознания, и сил, препятствовавших развитию этого процесса. Причем, здесь не следует считать, что конфликт всегда разворачивался между политиками (партийными функционерами, другими представителями власти) и социологами. Все было сложнее. В системе партийной иерархии были достаточно высокого уровня функционеры, в целом поддерживавшие проведение опросов на руководимых ими территориях, были директора крупных предприятий, которые активно содействовали социологам в изучении мнений в возглавляемых ими многотысячных трудовых коллективах. Но были и те, кто даже и слышать не хотел о допуске исследователей в «их» регионы и на «их» предприятия. Аналогичное положение существовало и в сфере науки: одни социологи считали необходимым изучение общественного мнения, другие – видели в опросах лишь стремление сторонников их проведения к «заигрыванию» с Западом и к использованию «под зонтиком партии» буржуазных методов. Не может на вызывать интересов историков к рассматриваемому периоду изучения общественного мнения и тот факт, что в эти годы было сделано – при поддержке партийных структур и вопреки им – очень много. Во-первых, были осущетвлены широкие теоретико- методологические изыскания. Помимо апологетических построений о природе так называемого «социалистического общественного мнения» с присущим ему «социалистическим монизмом» [25], были и серьезные попытки разобраться с общими критериями феноменологии общественного мнения и особенностями, обусловленными спецификой развития (позже - «развитого») социализма и деятельностью советских средств массовой информации. Нет возможности даже для краткого рассмотрения подходов разных исследователей к интерпретации понятия общественного мнения, но назову имена основных участников этой открытой и скрытой дискуссии: Б.А. Грушин, М.К. Горшков, Б.А. Ерунов, М.Х. Игитханян, М.Я. Ковальзон, В.С. Коробейников, Р.А. Сафаров, А.И. Пригожин, Ж.Т. Тощенко, А.К. Уледов. Во-вторых, одновременно с изучением «субстанции» общественного мнения советскими социологами активно разрабатывались проблемы методики и техники измерения это сложного образования. Невозможно перечислить имена всех, кто разрабатывал соответствующий круг 175 вопросов, но перечислю авторов наиболее цитировавшихся работ: А.А. Алексеев, А.Г. Андреенков, Б.А. Грушин, А.А. Возьмитель, В.Д. Войнова, Б.З. Докторов, Т.М. Дридзе, А.С. Кулагин, Е.С. Петренко, Э.П. Петров, Г.Д. Токаровский, Б.М. Фирсов, С.В. Чесноков, Ф.Э. Шереги, В.Э. Шляпентох. В этих исследованиях рассматриваются правила формирования и реализации территориальных и производственных выборок, разные аспекты методов анкетирования, изучения документов и прессы, приемов наблюдения, способы организации полевых работ, математической обработки больших массивов данных. Третье важнейшее направление деятельности исследователей общественного мнения – выявление и изучение суждений, оценок, установок советских людей. Масштабы, многообразие, географию опросов, проведенных в те годы, еще предстоит оценить; безусловно, это – тысячи полевых исследований. Если говорить о руководителях наиболее крупных, многоцелевых теоретико-прикладных проектов, то следует вспомнить Е.И. Башкирову, М.К. Горшкова, Б.А. Грушина, Я.С.Капелюша, В.С. Коробейникова, В.Н. Иванова, И.Т. Левыкина, В.А.Мансурова, Ж.Т. Тощенко, Б.М. Фирсова, Ф.Э. Шереги, В.Э. Шляпентоха. В Институте комплексных социальных исследований АН СССР (теперь – Институт социологии РАН) в 1973-1984 гг. все опросы общественного мнения – 10- 12 в год – были сосредоточены в отделе прикладных социальных исследований и проводились только по прямому указанию отделов ЦК КПСС. Данные опросов публиковались крайне ограниченно, в основном они использовались заказчиком. Опросы общественного мнения, прежде всего, работающей части населения и студенчества проводились во всех регионах, но результаты этих исследований либо вообще не публиковались, т.к. действовали очень суровые ограничения на распространение этого рода информации, либо кратко освещались в местных малотиражных сборниках. Общую картину сделанного по этому направлению дать крайне сложно, но, может быть, кое-что еще восстановимо.

Период пятый: конец 1980-х гг. – настоящее время. Два общего плана обстоятельства характеризуют последние 20-25 лет изучения общественного мнения в России. Во-первых, рассматриваемый период стал развитием предыдущего, прежде всего, сохранилась кадровая преемственность. Во-вторых, новый период, возникавший в условиях гласности и становления свободного рынка, исторически, генетически был «обречен» на то, чтобы качественно отличаться от предыдущего. Прежде всего, в 1987-1988 гг. был создан ВЦИОМ с сильной региональной сетью по сбору информации. Организацию возглавили Т.И. Заславская и Б.А. Грушин, вскоре они пригласили Ю.А. Леваду с сильной группой аналитиков. Все это интерпретировалось в стране и на Западе как знак заинтересованности М.С. Горбачева в регулярной 176 информации об отношении населения к проходившим в СССР политическим и экономическим реформам. ВЦИОМ сыграл роль «материнского роя». В начале 1990-х гг. большинство его региональных отделений оформились как самостоятельные организации. Из ВЦИОМ вышли и стали успешно функционировать Фонд «Общественное мнение», КОМКОН, структура, называемая в настоящее время группой компаний TNS Россия. В 2003 году во ВЦИОМ пришла новая команда, а старый коллектив в полном составе создал Левада-Центр. На рубеже 1980-х – 1990-х гг. в Москве, Петербурге, во многих областях страны стали возникать независимые организации, которые по заказам политических структур, прессы, предпринимателей, зарубежных фондов начали зондировать общественное мнение, потребительские установки, отношение к рекламе и так далее. В период 1960-х - 1980-х гг. опросы проводились преимущественно с привлечением анкетеров, реже – интервьюеров, на общественных началах, и сбор данных обычно проходил по месту работы или учебы, территориальные выборки использовались в исключительных случаях. К началу 1990-х гг. подобная практика перестала существовать, опрос респондентов происходил дома и осуществлялся оплачиваемыми и прошедшими специальный инструктаж интервьюерами. Принципиально то, что результаты многих опросов стали открытыми, они появились на страницах прессы, комментировались по радио, на телевидении. Исследователь общественного мнения впервые стал публичной фигурой. Значительная группа опытных исследователей и многие молодые социологи прошли обучение в американских и европейских полстерских и маркетинговых организациях или на курсах, проводившихся в России иностранными специалистами. К концу века российские исследовательские компании освоили западные технологии по сбору и анализу данных и были приняты в международные ассоциации, общества, союзы аналитиков общественного мнения и рынка. Кроме перечисленных выше организаций, проводящих общенациональные опросы общественного мнения, назову также: «Башкирова и партнеры», «Институт социального маркетинга» (ИНСОМАР), «Институт сравнительных социальных исследований» (CESSI), Международный институт маркетинговых и социальных исследований «ГФК Русь» (GfK RUS), «РОМИР», «Центр социального прогнозирования и маркетинга», «Циркон» и ряд других организаций. В апреле 2001 г. была образована и успешно действует Ассоциация региональных социологических центров «Группа 7/89», она объединяет около 120 исследовательских компаний, работающих в Москве, Петербурге и почти в 30 регионах России.