Царь-колокол и Царь-пушка

Есть несколько олицетворений Москвы, таких, как, скажем, бронзовая четверка несущихся коней и правящий ею Аполлон – знаменитая квадрига, украшающая Большой театр, или Останкинская башня. Но, пожалуй, даже более известны такие столичные долгожители, как Царь-колокол и Царь-пушка. Без их изображения не обходится ни один путеводитель по Москве.

Кремлевские ветераны не только свидетели многосотлетних событий. У них богатая родословная, с ними связаны имена государственных деятелей, умельцев, воинов и дипломатов.

Почему длинноствольное орудие прозвали Царь-пушкой? Есть разные истолкования. В народной речи, в разговоре необыкновенное, заметно выделяющееся – величиной, весом, значением – принято именовать так: царь-рыба, царь-дерево, царь-девица. Неудивительно, что и крупнейшее артиллерийское чудо Древней Руси именовали Царь-пушкой. Историки доказывают, что прозвание пушка получила потому, что на ней, на правой стороне дульной части, изображен царь Федор Иванович, едущий на коне. Одно не исключает другое. На орудии имеется надпись, гласящая: «Делал пушку пушечной литец Ондрий Чохов».

Случилось это в 1586 году. Андрей Чохов был знаменитым мастером, вызванным в Москву из Мурома на Оке. Андрей Чохов мастер был отменный. Крепость и раньше видела богатырские орудия, но никогда еще на холме не стояла пушка весом около сорока тонн, длиною почти пять с половиной метров, а диаметр дула составлял чуть ли не метр.

Немногие знают, что у Царь-пушки есть младший брат – пушка «Царь Ахиллес», отлитая также Андреем Чоховым. Название примечательно: значит, в Москве издавна знали быстроногого и непобедимого героя, как и других гомеровских героев Троянской войны. «Ахиллес» немного уступает по размеру и весу Царь-пушке.

Царь-пушка – знаменитейшее, но не единственное древнее орудие холма над Москвой-рекой. И поныне стоят на Троицкой площади медные «боги войны». Их ревностно почитали в старину, давая им причудливые наименования. Есть отлитые Андреем Чоховым «Троил» и «Аспид». Троил – Троянский царь, Аспид – крылатый змей с двумя хоботами и клювом.

Царь-колокол не менее знаменит, чем Царь-пушка. Отливал Царь-колокол Иван Моторин, знаменитый московский литейщик, с сыном Михаилом в 1733–1735 годах. В мире нет колокола, который превосходил бы Царь-колокол по весу.

Было это в 1737 году. Отлитый колокол-гигант находился в яме, на строительных лесах. Приключился пожар, объявший Кремлевский холм. Пылающие головни летели в Москву-реку. В этой огненной суматохе была сделана попытка спасти музыкального титана. Воду лили усердно, раскаленный металл треснул, и выпал кусок двухметровой высоты.

Колокола – грандиозный оркестр под открытым небом, концерт для всех. Древняя Русь складывала песни, поговорки, изречения о колокольном звоне. Стозвучные голоса колоколен встречали воинов из походов и провожали их в дальний путь. На звон колокола шли в ночи путники и возвращавшиеся с охоты. Искусство звонаря ценилось необыкновенно высоко.

И Царь-пушка и Царь-колокол напоминают нам об умельцах старинных, чьи золотые руки вызывают восхищение.

(420 слов)

По Е. Осетрову

Памяти Чехова

Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной дорогой. Она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Дача была белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху.

Дача стояла в углу сада, окруженная цветником. Цветничок был маленький, а фруктовый сад еще очень молодой. Росли в нем груши и яблони-дички, абрикосы, персики, миндаль. В последние годы сад уже начал приносить кое-какие плоды, доставляя Антону Павловичу много забот и трогательного, какого-то детского удовольствия.

Антон Павлович не любил и немного сердился, когда ему говорили, что его дача слишком мало защищена от пыли, летящей с шоссе, и что сад плохо снабжен водою. Не любя вообще Крыма, и в особенности Ялты, он с особенной, ревнивой любовью относился к своему саду.

Многие видели, как он иногда по утрам, сидя на корточках, заботливо обмазывал серой стволы роз или выдергивал сорные травы из клумб. Но не чувство собственника сказывалось в этой хлопотливой любви, а другое, более мощное и мудрое сознание. Как часто говорил он, глядя на свой сад прищуренными глазами:

— Послушайте, при мне здесь посажено каждое дерево, и, конечно, мне это дорого. Но и не это важно. Ведь здесь же до меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и в чертополохе. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место.

Мысль о красоте грядущей жизни, так ласково, печально и прекрасно отозвавшаяся во всех его последних произведениях, была и в жизни одной из самых его задушевных, наиболее лелеемых мыслей. Как часто, должно быть, думал он о будущем счастье человечества, когда по утрам один молчаливо подрезывал свои розы, еще влажные от росы, или внимательно осматривал раненный ветром молодой побег. И сколько было в этой мысли кроткого, мудрого и покорного самозабвения!

Это была тоска исключительно тонкой, прелестной и чувствительной души, непомерно страдавшей от пошлости, грубости, скуки, праздности, насилия, дикости.

Вся сумма его большого и тяжелого житейского опыта, все его огорчения, скорби, радости и разочарования выразились в этой прекрасной, тоскливой, самоотверженной мечте о грядущем, близком, хотя и чужом счастье.

— Как хороша будет жизнь через триста лет!

И потому-то он с одинаковой любовью ухаживал за цветами, точно видя в них символ будущей красоты, и следил за новыми путями, пролагаемыми человеческим умом и знанием. Он с твердым убеждением говорил о том, что преступления становятся все реже, почти исчезают в настоящем интеллигентном обществе, в среде учителей, докторов, писателей. Он верил в то, что истинная культура облагородит человечество.

Рассказывая о чеховском саде, я позабыл упомянуть, что посредине его стояли качели и деревянная скамейка. И то и другое осталось от «Дяди Вани», с которым Художественный театр приезжал в Ялту, приезжал, кажется, с одной целью — показать больному тогда Антону Павловичу постановку его пьесы. Эти прекрасные артисты своей исключительной деликатной чуткостью к чеховскому таланту и дружной преданностью ему самому скрасили последние дни незабвенного художника.

(475 слов)

По А. Куприну

Полевые цветы

Утренняя роса лежала серебристым ковром, покрывая все бескрайнее поле разноцветных цветов. И все цветы блистали в это утро особенно ярко. Тут были все цвета радуги.

Свет, излучаемый как будто самими цветами, казался мягким и свежим. Если смотреть на все это поле, полное чудесной тайны природы, то начинаешь понимать, о чем думали философы и литераторы древности.

Я стоял и смотрел. А потом, не выдержав, просто лег на траву, широко раскинув руки. Моя рубашка сразу промокла до последней нитки. Но это была мелочь по сравнению со всей этой красотой, которую можно встретить только здесь, на Земле, и нигде более во вселенной. Мне показалось, что я лег в ванну, наполненную запахами цветов, травы и земли. А со всех сторон меня окружили цветы. Их простой и незатейливый вид перенес меня сразу в мир мечтаний. А запах закружил голову в водовороте удовольствия. Несмотря на то, что я промок, я получал истинное удовольствие, которое испытывали мои далекие предки.

Удивительно, все, что создавали художники, писатели и просто обыватели, не могло передать всей полноты мира цветов. Сколько ни изображали их люди, эти простые дикие полевые цветы всегда были верхом совершенства. Художники не могли передать всю их красоту и цвет. Чтобы в полной мере насладиться этой красотой, нужно быть здесь. Здесь, когда солнце только поднимается, когда нет еще безжалостной жары, когда утренняя прохлада дарит тебе ощущение безмятежности, легкости и бодрости.

Я поднялся как будто из рая. И огляделся. В цветах промелькнул соловей, который спешил по своим важным делам. А пчелы уже начали собирать нектар. Солнце уже почти поднялось, а облака создавали из света неповторимые узоры в небе, которые расстилались по полю столбами света.

Я стоял на этом поле в окружении земной красоты, созданной природой. Я буквально чувствовал, как красота цветов заряжает меня энергией жизни. Или просто я, живущий в современном городе, где природа была культивирована и загнана в клетку, истосковался по жизни, по чистому воздуху и настоящему небу, не отравленному выхлопами автомобилей и бытовой химии.

Незабудки и васильки кивали мне своими отяжелевшими от росы головками, как бы подтверждая мои мысли. Я не мог оставаться тут. Хотя у меня и было неодолимое желание остаться здесь навсегда и слушать эти звуки настоящей жизни, жизни, не закованной в металл и пластик.

Но мне надо было идти назад. Мне очень хотелось унести хоть капельку этих прекрасных цветов с собой. И я, мысленно движимый самыми древними инстинктами, извинился перед цветами и аккуратно, чтобы не сделать цветам лишней боли, начал набирать их в свои мокрые от росы руки.

Находясь уже в современном городе, наполненном людьми и всеми благами цивилизации, я подарил своей любимой частичку того, что смог унести с того поля, – живые полевые цветы с еще не высохшей росой и свежестью настоящей жизни.

(440 слов)

По А. Наумову