Идеи межрегионального взаимодействия и интеграции в Евразийском регионе: проекты А. Букейханова, Г. Н. Потанина, М. Чокая

Проблематика межрегионального, межгосударственного взаимодействия и разноуровневой интеграции применительно к Казахстану и пространству сопредельной России и Центральной Азии рассматривается, как правило, на материале 1990-х - 2000-х годов, то есть в новейшем международно-политическом контексте.

Актуальность темы заключается в проблеме межгосударственного, межрегионального взаимодействия и разноуровневой интеграции в сопредельном Евразийском регионе на основе идей А. Букейханова, Г. Н. Потанина, М. Чокая.

Учитывая политические и экономические тенденции на­чала XXI века, обострившиеся в последнее время в условиях глобального финансово-экономического кризиса, такая прагматическая, и вместе с тем активная позиция Казахстана на межрегиональном и приграничном уровне представляется весьма перспективной и требует глубокого осмысления со стороны научного сообщества.

Целью данной статьи является анализ и интерпретация теории, истории и практики межрегиональ­ного, межгосударственного взаимодействия в Евразийском регионе.

Также необходимо выделить следующие задачи данной работы:

v Раскрыть предпосылки образования межрегионального взаимодействия и интеграции в евразийском регионе;

v Выделить основные проблемы реализации программы интеграции Казахстана с сопредельными государствами;

v Обозначить всю актуальность идей межрегионального взаимодействия деятелей Алаша;

v Формирование гражданственной и нравственной позиции среди молодого поколения, воспитание казахстанского патриотизма.

Исследованием данной темы занимались такие выдающиеся деятели, как Аманжолова Д. А., Джумабаев Н. И, Исхаков С. М., Садыкова Б. И., Аккулыулы С., Мартыненко Н., Кусаинова А. К., Григорьева В.К., Кул-Мухаммед М., Тахан С. Ш., Хасанаев М. и др.

Немаловажное значение для понимания тенденций межрегионально­го взаимодействия и сотрудничества имеет исторический опыт, который и является объектом научного анализа. С этой точки зрения, интерес вызывают истоки идеи межрегионального взаимодействия и интеграции,в том числе в конце 1910-х годов, - в период интенсивных общественно-политических трансформаций и в Казахстане, и в Евразийском регионе в целом. Особое значение здесь, на наш взгляд, имеют идеи, воззрения авто­ритетных национальных деятелей того времени.

Общественно-политическая мысль того времени имеет немаловажное значение для осмысления межрегиональных и интеграционных процессов
в большом Евразийском регионе, является ценным источником, позволяю­щим не только удовлетворить конкретно-исторический исследовательский интерес, но и способствует позитивному переосмыслению вопроса о меж­региональной интеграции на более широком интеллектуальном, концепту­альном материале. Учитывая многообразие Евразийского пространства, рас­смотрим взгляды трех выдающихся деятелей Казахстана, Сибири и Центральной Азии - А. Букейханова, Г.Н. Потанина и М. Чокая, в частности, их представления о путях межрегионального взаимодействия и интеграции в переломном 1917 году.

С 8 по 17 октября 1917 года в Томске проходит Первый Сибирский об­ластной съезд, на котором делегаты обсуждают важнейший вопрос о бли­жайшем будущем Сибири, о ее устройстве и положении в составе новой Российской республики. В работе Сибирского съезда принимает участие и казахская делегация во главе с Алиханом Букейхановым, что свидетель­ствует о начале взаимоотношений между сибирскими областниками и ка­захскими лидерами на новом этапе межрегиональной истории. Одним из первых, кто обратил внимание на эти новые, уже постимперские казахско-сибирские отношения, был Г.Н. Потанин, опубликовавший 14 ноября 1917 года в «Сибирской жизни» статью «Киргизы после переворота».

Г.Н. Потанин, лично близко знакомый с А. Букейхановым и хорошо знающий жизнь Степного края, отмечает, что у казахов в последнее время «поднялся интерес к своему национальному». В отличие от других народов Сибири, «интерес к своей народности жил в умах киргиз и ранее и даже уже мелькали искры национального пробуждения в европейском смысле», - указывает авторитетный сибирский мыслитель. По мнению Г. Н. Потани­на, казахское движение - «это здоровое национальное движение». Убедить­ся в этом общественность смогла, — пишет он, - на сибирском областном съезде в Томске в октябре 1917 года, где присутствовала делегация казахов четырех областей - Акмолинской, Семипалатинской, Тургайской и Семиреченской [1, с. 414,416].

Г.Н. Потанин отмечает, что «киргизская территория и киргизское на­селение составляет одно цельное тело» и примыкает к Сибири «только сбоку». В этой ситуации кажется естественным, чтобы «киргизский народ образовал отдельную автономную область со своей областной думой». Од­нако пока, — пишет он, - «вожди киргизского народа не решаются на такой шаг», так как считают казахское общество еще не готовым. Именно поэто­му, указывает Г.Н. Потанин, лидеры казахского общества «решили первые годы республиканской жизни провести в плотном союзе с какой-нибудь со­седней русской автономной областью и только уже впоследствии, когда новые порядки в киргизском народе наладятся, автономная власть укрепит­ся,.. киргизы могут поднять вопрос об образовании отдельной киргизской области и об учреждении своей областной думы» [1, с. 419]. И вот казах­ские вожди, в частности, А. Букейханов, опираясь на объявленное Россий­ской республикой право народов на самоопределение, задумались, «в какой части русского племени им искать себе союзника, на западе или на вос­токе» [1, с. 417]. На западе Казахской степи-земля Уральских казаков, а на востоке - Сибирь. По мнению Г.Н. Потанина, уральская казачья община, настроенная на обособление, вряд ли обнаружила бы для казахов «притя­гательную силу».

В Сибири же, где вопрос об областной автономии был поставлен за­долго до 1917 года, отношение русского общества к многочисленным на­родам иное и основывается на гуманной публицистике Н.М. Дринцева и (но об этом Г.Н. Потанин, разумеется, не пишет) - его самого. Он, кста­ти, расценивает сибирские съезды как начало «братания» различных со­предельных народов[1, с. 417,419]. Г.Н. Потанин - убежденный противник национальной и расовой вражды между народами. И для него естественно, что лидеры казахского общества склоняются к союзу с той полиэтнической российской областью, которая лежит к северо-востоку от Казахской степи - то есть с Сибирью.

Следует отметить, что Г.Н. Потанин мыслит весьма широко и не сводит все к Сибири. Он понимает, что есть еще и среднеазиатский юг и тюрко-мусульманский, поволжский запад. Каковы, на его взгляд, здесь могут быть перспективы казахского общества? Г.Н. Потанин со своей точки зрения по­лагает, что «киргизы от своих западных соплеменников, а также от южных туркестанских, могут ожидать только нездоровые влияния». В частности, «из Туркестана к ним идут панисламистские идеи», однако казахская ин­теллигенция, стремясь к европейскому просвещению, опирается «на кир­гизские предания и вырабатывает свои положения в согласии с духом свое­го народа» [1, с. 421-422].

Таким образом, позиция Г.Н. Потанина по вопросу о межрегиональной и цивилизационной ориентации Казахской степи в пространстве Евразии в 1917 году заключается в целесообразности межрегиональный интеграции (на начальном этапе автономного развития) с Сибирью. В 1910 году лидер национального общественно-политического движения казахского народа А. Букейханов опубликовал в Петербурге работу «Киргизы» [2], где указывает, что с 1905 года, когда «вся степь была вовлечена в сферу политики», в казахском обществе выявились два мыслительных течения. С одной стороны, это «интеллигенция, воспитанная на русской литературе, верующая в европейскую культуру, видящая счастье родины в здравом претворении плодов западной культуры». С другой стороны, «интеллигенция, воспитанная в духе восточной ортодоксальной и национально-религиозной исключительности». Для пояснения идейной ситуации А. Букейханов считает возможным провести «некоторую аналогию с русской интеллигенцией», и тогда «первую группу киргизской интеллигенции можно было бы назвать западниками, а вторую тюркофилами, поборниками панисламизма» [3, с. 75-76]. Думается, отношение казахских «западников» к России не было однозначным. Проблемность ситуации была в том, что образовательно-культурное вхождение в Европу осущест­влялось в начале XX века преимущественно через Россию, которая была, одновременно, и европеизированным социо-культурным пространством, и холодной, нечуткой к народам империей, во многом именно в силу своей официальной европейскости и колониальных интересов не учитывавшей интересы азиатских народов.

По свидетельству А. Букейханова, в тюрко-казахской общественной мысли того времени в цивилизационном плане выделяются два направле­ния: одно можно условно обозначить как тюрко-восточное, а другое - как тюрко-западное. Симпатии самого А. Букейханова на стороне казахских за­падников, фактически, сторонников европейско-российского образования, науки и культуры. Таковыми его убеждения оставались, разумеется, и во второй половине 1910-х годов. Но какова ориентация А. Букейханова в по­стимперский период в межрегиональном плане?

Как известно, 1917 год - это время активизации казахского националь­ного движения и оформления партии Алаш, стоявшей на автономистско-федералистских позициях [4].

Выступая 12 октября на Сибирском съезде в Томске, о чем и писал Г.Н. Потанин, А. Букейханов еще не отде­ляет казахский автономизм от сибирского областничества, и указывает, что «самоопределение мы хотим получить вместе с Сибирью» [5, с. 202]. При этом народам необходимо предоставить возможность «жить не по Марксу, не по готовым формулам, а так, как они захотят» [6]. Как указывается в документах Сибирского съезда; автономная Сибирь может включить «Кир­гизский край» только при одном условии — «при свободном на то волеизъ­явлении населяющего эти пределы населения» [7, с. 506]. После завершения Сибирского съезда А. Букейханов вернулся из Том­ска в Казахстан, и уже 21 октября в газете «Казах» публикуется проект про­граммы партии Алаш, под которым первой стоит подпись А. Букейханова. В ней указывается: «Все казахские земли объединяются в единое целое, об­ладают суверенитетом и входят в Российскую Республику на федеративных началах». Однако: «В первое время Казахская автономия может составить единое образование вместе с другими заинтересованными в этом народа­ми, а если нет, то с самого начала может стать самостоятельной единицей» [7, с. 439, 504]. Что же конкретно имеется в виду под возможными «заинте­ресованными народами»? Север или Юг? Сибирь или Туркестан?

А. Букейханов указывает, что в России проживают народы, говорящие на 105 языках. В этой ситуации не может быть одного закона, удовлетворяюще­го все народы: «Такой закон может издать для себя каждый отдельный народ только сам». Поэтому казахские депутаты должны отстаивать в Учредитель­ном собрании идею автономии. Автономии могут основываться либо на един­стве крови, либо территории, либо хозяйства. По его мнению, необходимо взять за основу «общность территории», а потому, - указывает он, - «казахам выгодно вхождение в Сибирскую автономию». Являясь приверженцем авто­номной, суверенной страны казахов - Алаш, А. Букейханов, тем не менее, не считает возможным спешить с «отдельной казахской автономией», так как в настоящий момент управленческих кадров еще недостаточно. А когда «до­статочно подготовимся к управлению, тогда и будем требовать от Сибири автономию, задержки не будет», - подчеркивает А. Букейханов и ссылается при этом на решения томского съезда, - «на Сибирском съезде это включено в программу». В Сибирской Думе казахи, отмечает он, вместе с другими на­родами, якутами, бурятами займут достойное место [7, с. 456-457].

Что же касается возможного объединения с Туркестанским регионом, где также получила распространение идея автономии, то А. Букейханов, интеллигент-западник, европеист, не видит здесь особых перспектив. Мне­ние его весьма откровенно. Он отмечает, что «большинство нашего народа в данную эпоху, надев бухарские очки, смотрит на жизнь глазами сартов». В такой ситуации вхождение в Туркестан «равносильно тому, что, набрав полную пазуху и голенища камней, броситься в р. Иртыш и потонуть». По его мнению, положительного примера от Туркестана «ждать нечего», а по­тому слияние с ним - «это обреченность на неудачу» [7, с. 457-458].

Таково мнение А. Букейханова о перспективах межрегионального взаи­модействия, интеграции Казахской степи, проектируемой автономии Алаш в Евразийском регионе в 1917 году. И эта позиция, предпочитающая Си­бирь Туркестану, на наш взгляд, не просто конъюнктурное тактическое мнение политика, но оно отражает его концептуальные, цивилизационные, мировоззренческие представления. При том, А. Букейханов не был сторон­ником присоединения к Сибири любой ценой, ведь даже в октябре в Томске он заявил именно о самоопределении, о необходимости предоставления ка­захам «права самим решать, как нам управляться и жить». И если «нельзя управлять страной из Петрограда», то тоже самое можно сказать и про Си­бирь - «нельзя ею управлять из одного места» [5, с. 202].

5 декабря 1917 г. начался Общеказахский съезд в Оренбурге, где А. Букейханов выступил с докладом об автономии Сибири и Туркестана. К сожалению, в существующих публикациях протокола оренбургского съезда отсутству­ет изложение этого доклада. Предполагаем, что его ноябрьская позиция по межрегиональным делам, отраженная в газете «Сарыарка», вряд ли мог­ла кардинально измениться к 5 декабря. По данным Д.А. Аманжоловой, А. Букейханов на съезде «горячо доказывал, что при современных условиях социальной жизни и состояния культуры и просвещения среди киргиз обо­собиться им политически и взять самостоятельный курс чисто автономного управления было бы нецелесообразно и неблагоразумно» [8]. Да, истори­ческий процесс создания территориально-национальной автономии Алаш в декабре 1917 года был запущен, но как показали дальнейшие события, А. Букейханов ив 1918-1919 годах не исключал возможности тесного взаи­модействия Алаш и Сибири.

А. Букейханов отстаивает идею суверенитета Казахской степи, суверенитета Алаш через взаимодействие и интеграцию с соседним европеизированным пространством, каким в известном смысле и была российская Сибирь. И здесь присутствует не только прагматизм в выборе временного межрегионального партнера, А. Букейханов не отходит от своей главной идеи - ориентации на европейскую, в самом широком смысле, культуру. Но «Европа» для Казахстана в 1917 году, как ни парадок­сально, начиналась в сопредельной Сибири.

Однако в тюрко-казахском сообществе в 1917 году имелась и дру­гая позиция - наиболее ярким выразителем ее является Мустафа Чокай (1890-1941), представитель нового поколения общественно-политических деятелей. Он выдвинулся среди тюркской интеллигенции в 1916 году, ког­да его, выпускника Петербургского университета, по рекомендации А. Бу­кейханова приняли в бюро мусульманской фракции Государственной Думы [9, с. 25]. Весьма вероятно, что М. Чокая ожидала впереди депутатская ка­рьера. Как пишет его супруга Мария Чокай, «не будь переворота 17-го, Мус­тафа стал бы членом Думы», - «однако переворот изменил все» [9, с. 25].

После февральской революции М. Чокай в апреле едет в Ташкент, чтобы «добиваться автономного режима» для Туркестанского региона [10, с. 114]. Как и А. Букейханов, он исходит преимущественно из светской националь­ной концепции. В последствии, вспоминая 1917 год, он отмечает: «Нам ка­залось, что приличная автономия в пределах Российской демократической республики, дающая возможность развитию здоровых национальных на­чал, куда лучше широчайших свобод на основе шариата...» [11, с. 17].

В сложной региональной политической ситуации осени 1917 года, ког­да власть в Ташкенте захватили большевики, в Коканде 26-29 ноября на чрезвычайном мусульманском съезде края, проходившем под председа­тельством М. Чокая, создается Туркестанская автономия. Правительство новой автономии возглавили высокообразованные казахские и узбекские интеллигенты [12].

На съезде в Коканде возникла дискуссия об отношениях с Россией, и было заявлено мнение, что необходимо воспользоваться сложившейся си­туацией и «объявить об отделении Туркестана от России». М. Чокай занял сдержанную позицию и высказался так: «Вы хотите с ходу построить пол­нокровное государство, но для этого у нас нет ни кадров, ни опыта, ни воз­можностей, да и армии нет. Как бы ни была ослаблена Россия, она гораздо сильнее нас. Вы задумывались о будущем? Легко объявить автономию, но в наших условиях очень трудно ее сохранить» [9, с. 27]. Дальнейшее разви­тие событий показало, что М. Чокай был прав. Мы видим, что его позиция относительно России в 1917 году близка позиции А. Букейханова, который также со своей стороны не считал возможным настаивать в тот момент на абсолютной независимости. В результате кокандский съезд объявил Турке­стан «автономной территорией в составе демократической федеративной Российской республики» [13].

Но, какими были представления М. Чокая об оптимальном государственном устройстве Центральной Азии? Как известно, для него понятие «Туркестан» шире, нежели пространство Туркестанского генерал-губернаторства. Для него это, именно, «страна тюрков». Туркестанская республика должна была, таким образом, распространиться «в пределах наших национальных территорий» [11, с. 18]. Для второй половины 1910-х годов такой подход охватывал Туркестанский, Закаспийский, Степной край, Бухару и Хиву. Однако реальные гра­ницы нового туркестанского автономного объединения установлены не были. В этой ситуации руководители национального движения полагали, — отмечал впоследствии М. Чокай, - что «вопрос о границах автономии должен быть определен решением Учредительного Собрания России» [13].

В 1949 году Мария Чокай опубликовала в специальном выпуске журнала «Яш Туркестан» («Молодой Туркестан») рукопись «Туркестан», датирован­ную 1941 годом. В этой работе Мустафа Чокай раскрывает свое понимание Туркестана как региона. С этногеографической точки зрения Туркестан включает в себя, по его мнению, три неравные по величине части - Запад­ный, Восточный (китайский) и Южный (афганский). Примечательно, что в Западный Туркестан М. Чокая не входит Азербайджан. При этом Туркестан, в политическом смысле, который и являлся всегда предметом интересов М. Чокая, - это только Западный (как он пишет, «русский, ныне советский») Туркестан [15, с. 120], расположенный между Каспием и Китаем. То есть Средняя (Центральная) Азия - это и есть реальный Туркестан М. Чокая.

Особенностью общественно-политических взглядов М. Чокая является то, что он всегда рассматривает Западный Туркестан в целом, в единстве проживающих здесь тюркских народов (включая ираноязычных таджиков). В конечном счете, он трактует население Туркестана как «единый турке­станский народ, который имеет свое отечество» [15, с. 132]. Что же лежало в основе туркестанского единства, с точки зрения М. Чокая? Б.С. Садыкова реконструирует диалог М. Чокая в Берлине в начале декабря 1941 года с Герхардом фон Менде, где немецкий профессор, ссылаясь на работы М. Чокая, выделяет «два объединяющих фактора: общетюркский культурный пласт, восходящий к кочевой культуре, и единую религию - ислам» [14].

Историческим ретро-идеалом для М. Чокая является единый Туркестан в эпоху эмира Тимура. Однако в послетимуровское время Туркестан рас­падается на несколько ханств, «отдельное самостоятельное существова­ние которых, - по его мнению, - имело единственным основанием лишь личные амбиции» [15, с. 120]. В результате, перспективным идеалом для тюрка-европеиста М. Чокая стала Швейцарская конфедерация. Он видел Туркестан как независимое конфедеративное (федеративное) государство тюркских республик [9, с. 27-28].

В Туркестанской конфедерации было, с точки зрения М. Чокая, место и для Казахстана, для страны Алаш. Казахская степь уже в 1917 году имела определенную возможность войти в общетуркестанскую региональную ав­тономию, создаваемую в Коканде. Как известно, Туркестанская автономия была создана 27 ноября, за неделю до казахского съезда в Оренбурге (5 де­кабря). Следовательно, его участники обязательно должны были определить свое отношение к Туркестанской автономии. Это было важно, потому, что, во-первых, в областях бывшего Туркестанского генерал-губернаторства, на которые должна была распространяться власть нового кокандского прави­тельства, проживала значительная часть казахского народа. И, во-вторых, по­тому, что активные деятели Туркестанской автономии, в первую очередь М. Чокай, приехавший из Коканда в Оренбург по «особому приглашению» ор­ганизаторов казахского съезда [7, с. 472], выдвигали и отстаивали в 1917 году идею объединения тюрков и, по существу, общетуркестанской автономии.

В целом, отношение к автономии Туркестана на съезде в Оренбур­ге было позитивное, о чем и свидетельствует приветствие в ее адрес [7, с. 474]. Однако, как известно, казахский съезд единогласно высказался за создание собственной территориально-национальной автономии с «казах-киргизским» населением, имеющим «единое происхождение, единую куль­туру, историю и единый язык» [7, с. 477]. Таким образом, в ситуации конца 1917 года «народ Алаша», его интеллектуальная элита никак не стремится к тому, чтобы регионально-политически идентифицировать себя только с Туркестаном, а настаивает на собственном автономном месте в формируе­мой федеративной Российской республике, а значит и в Евразийском регио­не в целом. Общеказахский съезд в преамбуле резолюции признал «отделе­ние некоторых киргизских областей и присоединение их к Туркестанской автономии недопустимым» [7, с. 479].

Так закончился первый раунд межрегиональных взаимоотношений между автономией Алаш и автономией Туркестана. Конечно, можно толь­ко предполагать, как развивались бы отношения между этими автономно-суверенными образованиями, если бы они в дальнейшем сохранились в том виде, в каком были задуманы основателями, и если бы проект широкой Российской республики - демократической и федеративной - реализовался в действительности. Но все же, думается, что проект общетуркестанской автономии имел в конце 1910-х годов не так много шансов, чтобы стать межрегиональной политической реальностью. И дело не только в так и несостоявшейся «демократической» позиции Петрограда или в «недемо­кратичности» послереволюционной Москвы. Лидеры Алаша, в частности, А. Букейханов и его сподвижники, исходя из реальной ситуации и конкрет­ных интересов казахского народа, проявили лишь весьма сдержанный ин­терес к интеграции в общетуркестанском направлении, так как подобный вариант мог ограничить перспективные суверенные возможности автоно­мии Алаш. Конечно, определенный потенциал для взаимодействия и инте­грации Алаш как на северном (сибирском), так и на южном (туркестанском) направлении в дальнейшем сохранялся, однако региональные обстоятель­ства 1918-1920 годов, как известно, не способствовали ни последовательному национально-государственному строительству, ни осмысленным, сбалансированным межрегиональным отношениям.

Таким образом, позиции А. Букейханова и Г.Н. Потанина в переходном 1917 году, по вопросу о межрегиональной ориентации Казахской степи в пространстве Евразии, в целом солидарны и представля­ют собой вариант постимперского, по существу, евразийского, казахско-сибирского межрегионального взаимодействия. Позиция М. Чокая альтернативна и может быть охарактеризована как общетуркестанский (пантуркестанский) регионализм и интеграционизм. В любом случае, в 1917 году в условиях начинающейся дезинтеграции Евразийского пространства, ответственные национальные мыслители, общественно-политические деятелиАлаша, Сибири и Туркестана стремятся не к автаркии и изоляционизму, а к поиску взаимоприемлемых вариантов межрегионального взаимодействия и своеобразной (по обстоятельствам того времени) интеграции.

С тех пор прошло более девяноста лет, и можно констатировать, что сегодня, в принципиально изменившихся условиях, суверенные, независимые субъек­ты международной жизни - Республика Казахстан, Российская Федерация и страны Центральной Азии успешно решают на совершенно новом уровне проблему межрегиональных, межгосударственных взаимоотношений и разноуровневой интеграции в Евразийском пространстве.

Значение вклада представителей национальной интеллигенции в историю казахского края в наивысшей мере значительна. Зачатие новых идей, построение совершенно иных концепций А. Букейхановым, М. Чокаем, и остальными представителями данного направления является, несомненно, одним из важных факторов в истории Казахстана и определило, во многом, судьбы народов, проживающих на территории казахского края. Алихан Букейханов, Мустафа Чокай, Ахмет Байтурсынов, Мыржакып Дулатов, Сакен Сейфуллин, Халел Досмухаммедов и другие выдающиеся деятели казахского народа, которые на протяжении всей своей жизни отстаивали идею независимого и суверенного Казахстана, и отдали свои жизни ради незыблемости своих идей, навсегда останутся гордостью для нас и наших детей.

Примечания:

1. Потанин Г.Н. Киргизы после переворота //Потанин Г.Н. Избранные произведения: В 3 т. 2.— Павлодар, 2005 г.;

2. Букейханов А. Киргизы //Избранное /Гл. ред. Р. Нургалиев. Алматы, 1995 г.;

3. Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш. М., 1994 г.;

4. Кул-Мухаммед М. Генезис и этапы становления партии Алаш. Алматы, 2000 г.;

5. Нам И. В. Национальные проблемы в работе первого съезда областников // Актуальные вопросы истории Сибири. Барнаул, 1998 г.;

6. Движение Алаш. Сб. документов и материалов. Апрель 1901 г. -декабрь 1917 г. Алматы, 2004. Т. 1. С. 506;

7. Движение Алаш: Сб. документов и материалов. Апрель 1901 г. - декабрь 1917 г.-т. 1.- Алматы, 2004 г.;

8. Аманжолова Д.А. Казахское общество в 1-й четверти XXвека: проблемы этноидентификации, Алматы, 1998 г.;

9. Режим доступа: http://www.kyrgyz.ru

10. Воспоминания о Мустафе Чокае I/ Чокай М. Я пишу Вам из Ножана... Алматы, - 2001 г.;

11. Джумабаев Н. И. Наш вождь // Чокай-оглы М. Туркестан под властью советов. Статьи, воспоминания. -Алма-Ата, 1993 г.;

12. Мустафа Чокаев. Революция в Туркестане. Февральская эпоха //Вопросы истории. – М., 2001.- №2.

13. Исхаков С. М. Русская революция 1917 года и тюрки Центральной Азии [Электрон, ресурс]. - Режим доступа: http://hislory.luad.nsk.ru/A uthor/Russ/I/hhakovSM/revolution.html

14. Садыкова Б.И. Мустафа Чокай [Электрон, ресурс]. - Режим доступа: http://www.continent.kz/ Hbrary/mustafa_chokay/04.html

15. Чокай М. Туркестан /I Яш Туркестан. Париж, 1949-1950/ Чокай-оглы М. Туркестан под властью со­ветов. Статьи, воспоминания. А.-А., 1993 г.