Глава 12. Гаррик размашистой походкой вошел в вестибюль лондонского дома Стэнхоупов

Гаррик размашистой походкой вошел в вестибюль лондонского дома Стэнхоупов. Судя по всему, отец уже ждал его, потому что тотчас появился в противоположном конце вестибюля. Его лицо хранило каменное выражение, хотя в глазах мелькнула тревожная озабоченность.

– Это неудачная шутка? – жестко спросил Гаррик.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что я способен шутить подобным образом? – возмутился граф, двинувшись навстречу сыну. – Он появился в моем доме еще вчера утром, но тебя в городе не оказалось. Зачем ты уехал в Стэнхоуп‑Холл?

– Так, каприз, – сухо ответил Гаррик, стараясь не думать об Оливии.

Граф был обуреваем противоречивыми чувствами. Взяв сына под локоть, он повел его в библиотеку.

– Гаррик, очень может быть, что этот человек действительно твой брат Лайонел, – негромко сказал он, потом вдруг закрыл глаза и еще тише произнес: – Это он. Великий Боже!

Гаррик недоверчиво уставился на графа:

– Отец, неужели у вас помутился рассудок? Лайонел погиб четырнадцать лет назад! Кто бы ни был явившийся к вам человек, он самозванец!

Убеждая отца в невозможности возвращения живого и невредимого Лайонела, Гаррик все же с тревогой думал о том, что тело Лайонела так и не нашли, его по‑настоящему так и не похоронили.

– Сначала и я решил, что он самозванец, – тяжело вздохнув, проговорил граф. – Но он так много знает о нашей семье… Ему известны такие подробности, какие не могут быть известны постороннему человеку. К тому же… – Граф сделал томительную паузу. – К тому же он и внешне очень похож на Лайонела.

Как мог отец оказаться столь легковерным? Ведь несмотря на все свои недостатки, граф, бесспорно, был очень умным и проницательным человеком.

Недоуменно размышляя об этом, Гаррик смотрел на отца, который теперь уже не казался таким высоким, как прежде, да и плечи его как‑то безвольно опустились, как это бывает у стариков, уставших от жизни. Очевидно, граф верил в чудесное возвращение старшего сына потому, что очень хотел в это верить.

– Лайонелу было четырнадцать, когда он… исчез. Разве можно сказать наверняка, каким он был бы в двадцать восемь? – сказал Гаррик, в последний раз пытаясь воззвать к здравому смыслу.

– Ты последним видел его живым, – неожиданно сурово произнес граф. – Я не верю в исчезновения. Никто не может просто так взять и исчезнуть навсегда. Но если это было похищение с целью выкупа, как все тогда решили, то почему мы так и не получили никакого письма с требованием денег за жизнь Лайонела?

– Письма не было, потому что похитители случайно убили Лайонела! – рассердился Гаррик. – Отец, мы все это обсуждали уже миллион раз! Человек, называющий себя Лайонелом, самозванец! Если бы брат действительно был жив, он давно бы уже вернулся! И сделал бы это еще тогда, четырнадцать лет назад.

Граф поморщился и потер виски.

– Я не глупец, – сказал он, – и у меня были точно такие же опасения, но… он не только похож на Лайонела, но и очень убедителен в этой роли.

– И что же он вам рассказал? Его похитили злодеи, и потом он начисто потерял память? А теперь, спустя четырнадцать лет, он внезапно все вспомнил и явился к вам в дом? Действительно, весьма убедительно! – саркастически заметил Гаррик.

– Он хочет увидеться с тобой. Почему бы тебе самому не поговорить с ним?

– Отлично! Где он? – решительно произнес Гаррик, но на душе у него кошки скребли. Он был уверен, что Лайонел давно умер и что в дом к отцу явился самозванец, но все же у него забилось сердце и сдавило горло.

– Он наверху, в своей бывшей комнате.

Гаррик повернулся было к лестнице, но тут к нему бросилась графиня. Вся заплаканная, она едва держала себя в руках. Обняв ее за плечи, Гаррик мягко спросил:

– Что с вами, матушка?

При виде ее явных страданий в нем закипел гнев. Он должен немедленно вывести мошенника на чистую воду! Этот негодяй вознамерился получить титул и состояние Стэнхоупов!

Вытирая покрасневшие от слез глаза, графиня осипшим голосом прошептала:

– Гаррик, Лайонел вернулся… Так же внезапно, как и исчез когда‑то… Это чудо! – Она не выдержала напряжения и громко разрыдалась.

Гаррик был до глубины души поражен материнскими слезами и просто не знал, что делать.

– Мама, прошу тебя, ступай к себе и отдохни. Мы с отцом разберемся с этим человеком, называющим себя моим братом и твоим сыном.

Графиня кивнула и, уходя, тихо добавила:

– Я, как и твой отец, уверена, что это он, Лайонел…

Когда она ушла, Гаррик повернулся к отцу и гневно сказал:

– Это бесчестно! Зачем вы поощряете в ней бесплодные надежды?

– В данном случае обмануть графиню невозможно.

– Интересно почему?

– Она его мать, – просто ответил граф. – Ни одна мать не может не узнать собственного сына.

Гаррик остановился перед дверью комнаты, где Лайонел жил ребенком. С того самого дня, когда он трагически исчез, эта комната была закрыта. В ней все осталось так, как было при нем. Раз в год прислуга тщательно наводила там порядок.

Сердце Гаррика бешено колотилось от волнения, вызванного известием о неожиданном воскрешении брата.

Наконец он решился и постучал. Дверь оказалась незапертой и тут же распахнулась. Приготовившись увидеть обманщика, Гаррик остолбенел, увидев сидевшего на постели человека.

– Гаррик! – радостно воскликнул тот, оборачиваясь к вошедшему.

Гаррик потерял дар речи. Лайонел!

Поднявшийся ему навстречу молодой мужчина оказался точно таким, каким должен был стать Лайонел в этом возрасте. Сходство было потрясающим! Гаррик пришел в замешательство.

Лайонел нерешительно приблизился, потом сказал, улыбаясь:

– Гаррик, ты смотришь на меня так, словно перед тобой не человек, а привидение.

С трудом переведя дыхание, Гаррик еле выдавил:

– Боюсь, передо мной действительно привидение.

Нет, это не Лайонел! Но откуда же такое поразительное сходство? А может, ему это только кажется?

Впрочем, прошло слишком много лет, чтобы судить с полной уверенностью…

– Нет, я не привидение, – снова улыбнулся Лайонел. – Но твои чувства вполне понятны.

Он протянул руку, словно собираясь похлопать Гаррика по плечу, но тот резко отшатнулся, закипая от ярости и пережитого шока.

– Ты действительно не привидение. Ты – самозванец! – рявкнул он, пристально глядя на незнакомца. – Ты не мой брат! Если бы он был жив, то вернулся бы домой много лет назад, а не сейчас!

Человек, выдававший себя за Лайонела, помрачнел и сказал, не спуская глаз с Гаррика:

– Неужели ты возненавидел меня за эти годы? Я не мошенник и не виню тебя за то, что ты не узнал во мне брата. Окажись я на твоем месте, поступил бы точно так же…

– Но ты не на моем месте! – резко осадил его Гаррик. – Ты вломился в дом моего отца и нагло заявил, что ты и есть его давно оплаканный старший сын! Где же ты был все эти четырнадцать лет?

Лайонел сунул руки в карманы панталон и задумчиво проговорил:

– Выслушай меня, хотя бы раз… Когда‑то ты с радостью слушал все мои рассказы, помнишь?

Гаррик вздрогнул словно от удара. В детстве он беспрекословно подчинялся любимому старшему брату и следовал за ним повсюду, как верный пес.

– Меня никто не похищал, – решительно произнес Лайонел, сверкая синими глазами, – поэтому и выкупа никто не требовал.

– Что‑то я тебя не понимаю, – неуверенно пробормотал Гаррик, чувствуя, как в его душе зарождается страх.

– Я просто убежал из дома, – пояснил брат и, помолчав, добавил: – Ты что же думал, тебе одному опротивела тирания отца? Ах да, я же был его любимчиком и потому не мог позволить себе поступить не так, как считалось правильным! Но ведь отец любил меня только потому, что я умел подлаживаться под его суровые и порой бессмысленные требования, а не за то, каким я был на самом деле. С каждым днем для меня становилось все невыносимее подчиняться прихотям отца, и я решил сбежать…

Гаррик был ошеломлен. Неужели Лайонел действительно страдал под тяжким гнетом отцовского воспитания до такой степени, что решил сбежать из дома?

– Лайонел никогда не был бунтарем. Он никогда не жаловался ни на отца, ни на свои отношения с ним. Ему нравилось радовать отца. Это я был паршивой овцой в глазах графа! Это меня всегда бранили и наказывали! Лайонел был вполне счастлив, ему незачем было убегать из дома.

– Ты ошибаешься, я не чувствовал себя счастливым в этом доме, поэтому и убежал! Чем старше я становился, тем невыносимее было для меня постоянное и беспрекословное подчинение воле отца! Я устал быть его лакеем. – В глазах Лайонела блеснул гнев.

Гаррик молчал, потрясенный до глубины души. А что, если это и впрямь Лайонел?!

– Нет, настоящий Лайонел непременно рассказал бы мне о задуманном побеге, – хрипло проговорил он наконец. – Брат никогда не оставил бы меня в мучительной неизвестности.

– Я не мог сказать тебе об этом. Ты бы захотел убежать вместе со мной, разве нет? Гаррик, почему ты мне не веришь?

Черт побери! Он прав! Гаррик действительно стал бы настаивать на побеге вдвоем! Этот человек слишком много знал о Лайонеле. Откуда?

– Кстати, я убежал не куда‑нибудь, а в Индию, – продолжал Лайонел, – и под вымышленным именем поступил в кавалерию.

На его лице появилась усмешка, до боли знакомая Гаррику. У него перехватило дыхание. Неужели этот человек действительно его любимый старший брат Лайонел?! На Гаррика нахлынула волна детских ярких воспоминаний, и Лайонел, словно прочитав его мысли, сказал:

– Помнишь то морозное, снежное Рождество в Стэнхоуп‑Холле? Мы тогда спрятались за сугробами и кидали снежками в того толстяка, барона Марджери, и его еще более толстого и неповоротливого сына? Отец еще сильно рассердился, и мы целый день прятались в конюшне…

Гаррику показалось, что он вот‑вот потеряет сознание. Если этот человек не Лайонел, откуда же он знает такие подробности из детства и отрочества братьев Стэнхоупов?

Внезапно в его мозгу мелькнула идея.

– Монета! – торжествующе произнес он. – Испанская монета, талисман на счастье! Ты хотел отдать ее мне в день своего… исчезновения. Где она?

– Несколько лет назад я подарил ее одному молодому человеку, но она все же не спасла его от смерти, – ничуть не смутившись, ответил Лайонел.

Его объяснение показалось Гаррику вполне правдоподобным.

– Хорошо, тогда скажи, что заставило тебя вернуться домой именно теперь?

– Все это время я не переставал думать о тебе, Гаррик, – понизив голос, сказал Лайонел и пристально посмотрел на него. – О тебе и о матери… Я ужасно тосковал, но у меня не было иного выбора. А недавно я встретился со смертью… Вернее, с бенгальским тигром. Я спасся чудом и потом чуть не умер от ран. Лежа в постели и медленно поправляясь после схватки со зверем, я думал только о семье. Окончательно оправившись, я решил, что настало время вернуться.

Глаза Лайонела неожиданно наполнились слезами, и он поспешно отвернулся.

Гаррик был потрясен. Мысли путались, он не знал, как отнестись к рассказу человека, называвшего себя его братом. Неожиданно вспомнив об Оливии, он пожалел, что не может рассказать ей обо всем и попросить ее совета.

– Хорошо, предположим, все, что ты рассказал, правда… Тогда… тогда расскажи мне о своей первой женщине, – попросил Гаррик, стараясь не выказывать особой заинтересованности.

Лайонел вздрогнул и повернулся к Гаррику. Потом на его лице появилась дьявольски знакомая усмешка.

– Как? Я и это должен привести тебе в подтверждение того, что я действительно твой брат?

– Может, ты просто не знаешь? – без тени улыбки произнес Гаррик.

– Ну хорошо, раз ты настаиваешь… Это была леди Марианна Комптон, если мне не изменяет память. Рыжеволосая, двадцатилетняя, она только что вышла замуж и вместе с виконтом Комптоном гостила в Стэнхоуп‑Холле. Мне тогда было, кажется, тринадцать, не больше.

Облизнув пересохшие губы, Гаррик произнес:

– Ее звали Мадлен Комден, она была замужем не за виконтом, а за бароном.

– У тебя память гораздо лучше моей, – беспечно улыбнулся Лайонел.

Гаррик лихорадочно пытался вспомнить, кто из посторонних мог знать о проделке со снежками… Что касалось его первой связи с женщиной, то Лайонел безудержно хвастал об этом чуть ли не каждому встречному. Сплетни о том, что он стал мужчиной, дошли и до самого графа Стэнхоупа, который, не скрывая радости от столь недвусмысленного доказательства мужественности старшего сына и наследника, все же слегка побранил его за слишком длинный язык.

А тот барон‑толстяк, которого мальчики закидали снежками, громогласно возмущался их нахальством, и это слышала все дворня.

Этот человек мог лгать. Он вполне мог быть мошенником, а не Лайонелом.

Но с таким же успехом он мог говорить и правду. Что тогда?

– Расскажи мне подробности того дня, когда ты исчез, – попросил Гаррик. – Помнишь наш последний разговор?

– Честно говоря, не очень, – сказал Лайонел. – Ради Бога, Гаррик, это же было четырнадцать лет назад! Я только помню, что мы с тобой были в развалинах старинной крепости на берегу моря, шел дождь, ты не хотел взять мою испанскую монету…

У Гаррика перехватило дыхание. Он усиленно напоминал себе, что эти факты известны доброй половине Англии, и все же… Нет, он не должен питать пустых надежд, не должен верить мошеннику!

– А помнишь свой тринадцатый день рождения? Что тебе подарил тогда отец?

– Фитильное ружье, – улыбнулся Лайонел.

Гаррик вспотел от волнения. Лайонел действительно получил тогда в подарок отличное фитильное ружье. Великий Боже!

– Можно теперь задать вопрос тебе? – вкрадчиво произнес Лайонел.

Гаррик настороженно кивнул.

– Помнишь, когда мы были еще совсем мальчишками, тебе было лет шесть‑семь, не больше, мы отправились на верховую прогулку и сбежали от гувернера, а потом по‑настоящему заблудились и никак не могли найти дорогу домой. Нас нашли всего через четверть часа, но мы оба ужасно перепугались, особенно ты. В тот день нас обоих оставили без ужина. В наказание, – улыбнулся Лайонел.

– Нет, этого я не помню, – глухо отозвался Гаррик. Он был настолько сбит с толку и совершенно ошарашен, что вряд ли вспомнил бы столь давний эпизод, если бы даже захотел.

– Вот видишь, – довольно улыбнулся Лайонел, – разве упомнишь в точности все, что произошло с тобой в детстве.

И тут он приблизился к Гаррику почти вплотную.

– Я так рад видеть тебя, Гаррик…

Тот пристально смотрел в голубые дружелюбные глаза незнакомца, не в силах принять окончательное решение. Неужели и впрямь свершилось чудо и Лайонел воскрес из небытия?! Ему очень хотелось, чтобы это оказалось чистейшей правдой, но его продолжали терзать сомнения.

Человек, стоявший перед ним, вполне мог быть его братом. Рассказанная им история была невероятной, но вполне правдоподобной.

– Ну хорошо, давай будем хотя бы друзьями до тех пор, пока ты не определишься на мой счет, – предложил с улыбкой Лайонел.

– Не знаю, что и ответить, – произнес Гаррик в замешательстве и, помолчав, добавил уже гораздо решительнее: – Если я выясню, что ты самозванец, тебе придется дорого заплатить за свой обман!

В нем снова закипал гнев. Он вспомнил страдания матери и поспешил к выходу, но уже у самой двери Лайонел вновь тихо окликнул его:

– Гаррик, тебе не о чем волноваться. Я – твой старший брат Лайонел.