Глава 21. — Не могу поверить! — взорвалась Рахин, вскочив на ноги и сделав несколько быстрых шагов по кофейной комнате главного евнуха

— Не могу поверить! — взорвалась Рахин, вскочив на ноги и сделав несколько быстрых шагов по кофейной комнате главного евнуха. Это было одно из многочисленных помещений вблизи от входа в гарем, находившихся в распоряжении Хаджи‑аги, но далеко не самое большое. С занимавшими почти все пространство круглым столиком и диваном, скользким полом из отполированного мрамора, комната оказалась явно не приспособленной для того, чтобы в ней успокаивать нервы с помощью беспорядочных передвижений. Не прошло и секунды, а лалла Рахин уже задела ногой столик, расплескав кофе на поднос с пирожными и кальян главного евнуха Затем она вновь плюхнулась на диван. Хаджи‑ага никак не прокомментировал эту вспышку, хотя она была весьма необычной для этой женщины.

— Ну так скажи, что ли, наконец, что я не правильно истолковала твои слова! — буквально потребовала она.

Хаджи улыбался. Перед ним была прежняя юная Рахин с ее горящим взглядом и непредсказуемыми поступками, а не нынешняя, всегда спокойная, контролирующая все свои движения, самая влиятельная женщина Барики. С этой женщиной он подружился тридцать лет назад, и ему было приятно вспоминать о тех временах.

— Не думаю, что ты что‑то перепутала, Рахин. Джамиль действительно распорядился, чтобы время ее подготовки сократили наполовину. Он хочет, чтобы она была готова к встрече с ним как можно скорее.

— И все равно не могу поверить, — повторила она, правда, уже не так уверенно.

— Ты думала, что она предназначается не ему? Рахин скорчила гримасу, передразнивая выражение его лица.

— Я думала именно так — после того как увидела ее. А ты разве с первого взгляда на нее не думал то же самое?

Хаджи пожал плечами и потянулся к мундштуку своего кальяна — Возможно, — сказал он. — Но сегодня утром он вызвал меня лично, не доверив распоряжение посыльному.

Женщина откинулась на расшитую серебром диванную подушку.

— Не понимаю, Хаджи. Неужто я ослепла от блеска волос этой девушки и не смогла как следует разглядеть ее?

— Она недокормлена, это правда. Но достаточное количество вымоченного в сиропе хлеба быстро излечит этот недостаток.

— Мне она даже понравилась, — как бы размышляя вслух, медленно заговорила Рахин. — У нее язвительный ум настоящей английской аристократки. Это так много напомнило мне… Но ты же знаешь, что я имею в виду. — Мать дея пристально посмотрела на Хаджи своими изумрудными глазами. — Она — блондинка, да еще так худа…

— А ей самой Джамиль не понравился.

— Что?

— Правда, — усмехнулся главный евнух. — Вначале она, безусловно, не могла не отдать должное его красоте. Но потом одна из ее спутниц совершила большую глупость, осмелившись плюнуть в дея, и, конечно, была наказана. Вид порки произвел страшное впечатление на Шахар и настроил ее против Джамиля. Она сказала ему в лицо, что не желает оставаться у него, и попросила отправить ее назад к работорговцу.

— И как он на это прореагировал?

— Мне кажется, он был заинтригован. Так вот в чем дело! Джамиль впервые встретил женщину, которая не поддалась его обаянию, не влюбилась в него с первого взгляда. Она как бы бросила ему вызов этим, и он не мог не принять его.

— Не знаю, — задумчиво сказал Хаджи. — С одной стороны, он действительно был с ней очень предупредителен. Позволил спорить с собой, даже выполнил две ее просьбы. Но с другой — в его глазах не было даже искорки теплоты, когда он разговаривал с ней. Я бы побился об заклад, что третья девушка показалась ему более привлекательной, чем эта блондинка.

— А теперь он не может дождаться, когда заполучит ее?

— Не так уж и не может. Я не чувствую этого. Когда я пришел, мне пришлось напоминать, зачем он меня вызывал. Оказалось, что сам он об этом уже забыл, а когда вспомнил, просто отдал это необычное распоряжение, как и всякое другое, и вернулся к разговору с Омаром.

— Что ж, ладно, — вздохнула Рахин. — Видимо, нам с тобой не удастся выяснить, зачем она нужна ему и как он к ней относится. По крайней мере она развлечет его на пару ночей, и это уже неплохо.

— Она не такая, как другие, — озабоченно сказал Хаджи.

— Я знаю.

— С ней будет трудно.

— Это я тоже знаю, — резко ответила женщина. — Почему ты думаешь, что это может огорчать меня? Единственная проблема заключается в том, чем все это кончится. Не исключено, что это просто причуда Джамиля, которая быстро пройдет.

— А может, он просто решил в конце концов, что ограничение количества женщин в гареме выглядит немного смешно? — предположил главный евнух.

— Ты так думаешь? — с надеждой спросила Рахин, но тут же махнула рукой. — Ах, Хаджи, какая в конце концов разница? Для нас главное, чтобы он был доволен. Что бы и по каким бы причинам он ни хотел, он должен получить.

Пока мать дея и главный евнух только говорили о возможных трудностях, для Софии они уже начались. Желая не оставаться в долгу после полученного от Шантель щедрого подарка, она решила организовать первое посещение новой невольницей бани пораньше утром, пока туда не хлынут другие женщины. Она была уверена, что девушке будет приятнее мыться в одиночестве, нежели под прицелом дюжин глаз, следящих за каждым ее движением.

Однако вся благодарность Шантель свелась к выражению надежды, что нынешняя ванна — исключение, а впредь она будет мыться днем вместе с остальными.

— Но тебе это сможет доставить удовольствие лишь в том случае, если ты сумеешь забыть о своей стыдливости. Многие женщины сидят там часами, даже обедают там, — сказала на это немного обиженная София.

Попав в хаммам — так называли бани дворцового гарема, Шантель поняла этих многих. Хаммам не имел ничего общего с тем гулким невзрачным помещением, в котором она мылась вместе с другими рабынями у Хамида Шарифа. Он представлял собой целую анфиладу смежных комнат. Имелись комнатка, целиком заполненная паром, комнаты с горячим и холодным душем, с бассейнами и ваннами, специальные палаты для массажа.

Выйдя из вестибюля, где она оставила свою одежду, Шантель оказалась в самом большом помещении бань.

Красота его была столь поразительна, что она почти забыла о своей наготе, разглядывая восьмиугольный зал с высоким куполообразным потолком. Солнечные лучи, проникающие через его многочисленные отверстия, придавали фантастические очертания поднимающимся им навстречу облакам пара и разбегались в стороны, заставляя светиться зеленый кафель стен. Казалось, что, входя сюда, попадаешь в какое‑то волшебное подводное царство. Здесь любили собираться наложницы, чтобы вволю посплетничать, пока служанки трудились над их прическами и ногами. Женщины часами сидели на принесенных с собой турецких ковриках, остывали на холодных мраморных скамьях или нежились на сделанной из такого же мрамора и подогреваемой снизу круглой плите в центре зала.

Шантель, однако, надолго задержаться здесь не пришлось. Три выделенные для нее Софией служительницы бань провели ее в комнату поменьше и начали натирать куском твердого мыла так, что вскоре она почувствовала, что ее кожа стала тугой и упругой. Девушка позволила делать это, поскольку они убедили ее, что именно так всегда и начинается процедура омовения. Поверив, она не стала особо сопротивляться даже тогда, когда они с помощью какого‑то специального вещества удалили с ее рук и ног мельчайшие волоски. Ей объяснили, что так делают здесь все. Неужели она хочет отличаться в этом от других?

Нет, она совершенно не хотела. Наоборот, сейчас она больше всего стремилась стать такой же, как все, раствориться среди других, выглядеть совершенно незаметно. Ведь только тогда появится шанс, что о ней забудут. Если бы они остановились на этом, процесс первого омовения прошел бы нормально. Но оказалось, что проделанного с ее кожей было недостаточно. Сделав ее гладкой, банщицы принялись за лобковые волосы, чтобы аккуратно выщипать их прядку за прядкой. Это было уже слишком! Шантель подняла страшный шум, вырываясь из рук мучительниц.

Когда вошла рассерженная внезапным вызовом София, готовая к сопротивлению девушка прижалась к углу с кувшином горячей ваксы в одной руке и с жаровней с раскаленными углями — в другой.

— И ты думаешь, этого достаточно? — почти закричала София. — Да стоит Мне только позвать пару евнухов, и они в момент сделают тебя покорной, как овечка.

— Они не хотят оставить меня в покое, — сердито ответила Шантель, бросая испепеляющий взгляд на заметно нервничающих рабынь.

— Поэтому ты решила сжечь их?

— Это уж как получится, мадам. Эта произнесенная спокойным тоном фраза окончательно вывела из себя Софию.

— Ты сумасшедшая! — буквально зашипела она. — Сумасшедшая! Что ты собираешься защищать, упрямая девчонка? Удалят только твои волосы, не девственности же тебя лишают!

Шантель покраснела, но не отступила.

— Я уже позволила им удалить достаточно волос. Больше не дам.

— Это не зависит от твоего желания. Твое тело больше тебе не принадлежит. А волосы на лобке — это вообще грех. Они должны…

— Кто это сказал? — требовательно спросила девушка. — Мое тело таково, каким его задумал Бог. Как, же может то, что растет на нем, быть грехом?

— Неплохой аргумент, — неожиданно раздался спокойный голос лаллы Рахин, которая, как оказалось, успела подойти сюда незамеченной и стояла в дверях, прислушиваясь к разговору. — А когда ты обучишься здешней жизни, Шахар, ты, надеюсь, поймешь и нас. Но и сейчас в этом шуме, который ты устроила, нет никакой нужды. — Мать дея пожала плечами и заботливо добавила:

— Посмотри, ты же обожгла руки. — Она щелкнула пальцами, и рабыни помчались за целебным бальзамом. — Успокойся, Шахар, положи эти горящие вещи, давай‑ка лучше мы займемся твоими ожогами, пока не появились волдыри.

При этих словах боль наконец ощутила и сама Шантель.

— Но пусть они больше не выдергивают у меня волосы, — продолжала она тем не менее настаивать на своем.

— Они не будут. Ты просто помоешься и потом пойдешь к себе. Обучать тебя будут в твоей комнате.

— Но… — хотела что‑то сказать София, но тут же смолкла под направленным на нее взглядом изумрудных глаз.

И только теперь, когда противостояние разрешилось миром, девушка вдруг поняла, как нелепо она выглядит в своем углу: совершенно голая, с огнедышащим «оружием» в обеих руках.

— Можно мне накинуть что‑нибудь…

— Конечно, дорогая. — Рахин чуть повела ладонью, и еще одна рабыня выбежала из комнаты. — Однако что тебе действительно необходимо, так это постараться избавиться от излишней застенчивости. Хаммам для этого самое подходящее место. Обнаженные одалиски часами валяются здесь в лучшее время дня. А сейчас иди с банщицами и позволь им уж выполнить свои обязанности.

Как только Шантель с рабынями ушла в соседнее помещение, мать дея заговорила с Софией совсем другим тоном, холодным и недовольным.

— Дура! — хлестала она словами. — До того как она будет вызвана к моему сыну, еще достаточно времени, чтобы она успела изменить свое мнение о дворце, а уж тем более чтобы проделать эту процедуру. Совершено ни к чему было доводить ее до необходимости бороться с нами. Если Шахар вновь будет протестовать против чего‑либо, решать, как поступать, буду я сама. — Рахин резко повернулась и вышла из комнаты, не дав Софии сказать хоть слово в свое оправдание.