Механики человеческих судеб

Нобелевский Урок. Теория помогает увидеть то, чего не замечают практики

Хеллоуин в Америке – детский праздник. В 2004 году, пока мои дети пели и плясали под окнами других сотрудников Института передовых исследований, я работал дома. Прибегают, набрав сладостей в пакеты, в ужасе: самое страшное, что они видели, – это не тыквы с горящими глазами, а живой Эйнштейн. Он же давно умер, это даже маленькие знают! А тут бродит по кампусу. Как потом выяснилось,

это был Эрик Маскин, знаменитый специалист по экономической теории. Нацепил маску великого физика, чтобы развлечь детишек. А может быть, примерялся к роли нобелевского лауреата.

Когда профессор Маскин принял приглашение Института передовых исследований и переехал из Гарварда в Принстон, он поселился в доме Альберта Эйнштейна. Ждать Нобелевской премии в таком доме было, конечно, приятнее. Впрочем, Маскину, как и его однокурснику по Гарварду Роджеру Майерсону, ждать пришлось относительно недолго. Не то что Леониду Гурвицу, родившемуся аж в 1917 году. Гурвиц, самый пожилой нобелевский лауреат за все годы среди всех категорий, уже и надеяться перестал. Так, во всяком случае, он сказал корреспондентам, которые позвонили ему сразу после присуждения премии. «Ты рад, что прожил так долго?» – спросила его жена, взявшая другую трубку.

В экономике ситуации, когда один лауреат учился по статьям другого, – редкость. Два года назад Роджер Майерсон, профессор из Чикагского университета, посвятил свой почетный доклад на конгрессе Эконометрического общества Гурвицу, который когда‑то работал в Университете Миннесоты, где проходила конференция. К концу лекции Майерсон приберег эффектный сюрприз. Удивлению слушателей не было предела, когда он вдруг объявил, что Гурвиц присутствует на лекции! По изумленным лицам можно было догадаться, о чем думали присутствующие: «Гурвиц? Неужели он еще жив?»

Впрочем, Майерсон нередко поступал нестандартно. Я делал доклад на семинаре по экономической теории в Чикагском университете 31 марта 2003 года. Прошло чуть больше недели с начала вторжения в Ирак. На Майерсоне, который руководил семинаром, был значок с надписью «Остановить войну!». За обедом он сказал, что был на демонстрации. Один. Полтора часа ходил перед зданием факультета. Спешившие мимо него на работу профессора тоже были в принципе против войны – поддержка иракской войны среди университетской публики в Америке была минимальной, но ходить по улице с «непатриотическим» значком было как‑то несолидно. Но, видимо, ученому, на счету которого революционные изменения в своей академической науке, и должно быть все равно, что о нем скажут.