Глава 10. Мне казалось, что я проспал много дней, но было всего половина двенадцатого

Мне казалось, что я проспал много дней, но было всего половина двенадцатого. Я не сразу вспомнил, почему мне так скверно, и несколько минут смотрел на золоченую корону, которую и во сне не выпускал из рук, стараясь понять, что это такое и откуда она взялась. Когда печальные события этого утра прояснились, я стал думать, как же быть дальше. Первым делом нужно дотащиться до аптеки и принять что‑нибудь от головной боли. Что я и сделал. Потом утолил терзавшую меня жажду у уличной колонки. Утолять жажду – одно из самых острых наслаждений; просто безобразие, что никто до сих пор не придумал, как его продлевать. Затем я сел на скамью у ворот Хайд‑парка и, потирая виски, попробовал выработать какой‑то план.

Мне было ясно, что с прежней жизнью покончено навсегда. Я умею понимать намеки судьбы. Какова будет новая жизнь, которой суждено возникнуть на обломках старой, – этого мне не угадать. А между тем нужно хотя бы попытаться разрешить кое‑какие проблемы, иначе они не дадут мне покоя. Возникла мысль – немедля мчаться на Холборнский виадук. Но я одернул себя: прежде чем говорить с Хьюго, нужно немножко очухаться, я пока еще был не в себе. Да и вряд ли Хьюго днем сидит дома. По первой из этих причин не стоило разыскивать его и на студии. Лучше я проведу день спокойно, после обеда, может быть, сосну, а потом уже снова пущусь по следам Хьюго. Гораздо охотнее я бы занялся поисками Анны. Но теперь я понятия не имел, где ее искать. И хотелось поскорее заглушить ужасное подозрение, что там, где я найду Хьюго, окажется и Анна. Думать об этом было невыносимо, и я не стал об этом думать.

Я стал перебирать в уме события последних дней и вдруг с досадой сообразил, что, второпях покидая квартиру Сэди, забыл взять с собой экземпляр «Молчальника», который решил конфисковать для собственных нужд. Чем больше я об этом думал, тем больше досадовал. Смогу ли я когда‑нибудь снова беседовать с Хьюго – это покажет будущее; но мне представлялось, что так или иначе пришло время свежим глазом взглянуть на эту книгу и решить, есть ли в ней что‑нибудь, что стоило бы сохранить для потомства. Нельзя же в самом деле так швыряться своим прошлым. Человек, написавший этот любопытный диалог, еще живет во мне и, как знать, возможно, напишет и еще что‑нибудь. Да, «Молчальник» – вот одно из неоконченных дел.

Где бы мне добыть эту книгу? В библиотеках и книжных магазинах ее не найдешь. Проще всего пойти к Сэди и взять ее там. Видеть Сэди мне не хотелось, но едва ли она сейчас дома. Проникнуть в квартиру я могу по способу Финна. Этот план очень мне понравился. Я займусь чем‑то нужным и увлекательным и перестану терзаться мыслями об Анне и Хьюго. Утвердившись в своем решении, я поехал 73‑м автобусом на Оксфорд‑стрит, сдал корону Анны в камеру хранения на Оксфорд‑Сэркус, выпил изрядное количество черного кофе и купил у Вулворта пачку шпилек.

Я принадлежу к тому разряду людей, которые лучше пройдут двадцать минут пешком, чем станут ждать пять минут на автобусной остановке, чтобы потом пять минут ехать автобусом. Когда я не нахожу себе места от тревоги, бездействие и ожидание – сущая пытка. Но стоит мне взяться за что‑нибудь конкретное, пусть даже и безнадежное, как я снова доволен и на все остальное закрываю глаза. Теперь, шагая по Уэлбек‑стрит, я чувствовал, что делаю полезное дело, и, хотя у меня болела не только голова, но и сердце, я вполне владел собой. Я свернул в проулок между домами, с легкостью отыскал пожарную лестницу Сэди и стал подниматься, нашаривая в кармане шпильку. Я твердо надеялся, что все обойдется без затруднений.

Однако, приближаясь к цели, я услышал голоса, несомненно доносившиеся из кухни Сэди. Неприятный сюрприз. Я приостановился. Потом подумал, что, может, это уборщица заболталась с какой‑нибудь знакомой и я уговорю их впустить меня. Поднявшись еще на две‑три ступеньки, я как будто узнал голос Сэди и хотел уйти, и вдруг кто‑то произнес имя Хьюго. Интуиция подсказала, что речь идет обо мне. Я решил, что не мешает послушать дальше. Еще несколько ступенек – и я оказался в двух шагах от площадки Сэди, а голова моя пришлась чуть пониже матового стекла двери. Послышался смех, мужской и женский. Потом голос Сэди сказал: «Те, кто плюет на документы, – воск в руках тех, кто на них не плюет». Опять смех… звон как от кусочков льда в стаканах. Мужской голос что‑то ответил. Слов я не разобрал, потому что слишком разволновался, узнав этот голос. Говорил Сэмми.

Я сел на ступеньку и сдвинул брови. Значит, Сэди и Сэмми – друзья? Почему‑то я сразу усмотрел в этом подвох, и мне стало больно за Мэдж. Впрочем, сейчас, да еще с такой тяжелой головой, нечего было и пытаться додумать все до конца. Можно было только собрать побольше впечатлений, а подумать успею и позже. Но оказалось, что, сидя, я не слышу слов, а стоять утомительно, особенно если стоять придется долго. Я переполз через последние ступеньки, отделявшие меня от площадки, и уселся скрестив ноги, спиной к двери. Здесь я был всего в нескольких футах от говоривших, и в то же время они не могли меня увидеть, если только им не вздумается отворить дверь; я, понятно, надеялся, что этого не случится.

Сэди сказала:

– Нужно его поймать, как только он приедет в Лондон. Он из тех, кому подавай fait accompli.[10]Важно не упустить инициативу.

Сэмми:

– Думаешь, клюнет?

Сэди:

– Либо клюнет, либо нет. Если нет, хуже не будет, а если да…

– Если да, – сказал Сэмми, – тогда держись!

Они опять рассмеялись. Возможно, они были навеселе. И, уж конечно, были одни.

– А ты уверена, что Белфаундер не станет скандалить? – спросил Сэмми.

– Говорю же тебе, это джентльменское соглашение.

– А ты не джентльмен! – сказал Сэмми и долго потом хохотал.

Я уже убедился, что правильно поступил, решив подслушивать. Сэди и Сэмми явно что‑то замышляли. Но что? И кого нужно поймать в Лондоне? Вполне естественно, что Сэди хочет околпачить Хьюго – потому, без сомнения, что ревнует его к Анне. «Послушаем дальше», – подумал я и продолжал сидеть неподвижно, широко раскрыв глаза. Но тут дело приняло не совсем приятный оборот. Задняя стена дома смотрела на заднюю стену другого дома, выходившего на параллельную улицу. В том доме, прямо напротив меня, тоже была пожарная лестница, от которой меня отделяло всего каких‑нибудь пятнадцать футов. Заслушавшись, я устремил взгляд прямо в одно из окон этого дома. Вернее, лицо мое было повернуто в ту сторону, но я был так поглощен другим, что ничего не замечал, пока не обнаружил, что из комнаты напротив за мной внимательно наблюдают две женщины. Одна из них была в красном переднике, другая, мощного сложения, – в шляпе. Я быстро отвел глаза и тут же вновь переключил внимание на разговор, который шел у меня за спиной, потому что услышал свою фамилию.

Фразы я не разобрал. Следующую реплику подал Сэмми:

– Для сценария там есть все, что нужно.

– Молодчина Мэдж! – сказала Сэди. – Сумела угадать победителя.

– Зря она на него не поставила! – сказал Сэмми. Снова смех.

– Ты уверена, что он не может опротестовать? – спросил Сэмми.

– А чем он докажет? Документа у него наверняка нет, если и был, так он его потерял.

– И все‑таки он может не разрешить нам его использовать.

– Как ты не понимаешь, – сказала Сэди. – Это же не важно. Он нам нужен только для того, чтобы заставить Г.К. подписать контракт.

Все это было захватывающе интересно, но о чем речь, я, хоть убей, не мог понять.

И тут меня снова отвлекли. Женщины в доме напротив растворили окно и смотрели на меня с явным подозрением. Очень трудно не встретиться глазами с человеком, находящимся в пятнадцати футах от тебя и старающимся поймать твой взгляд, когда поблизости нет ничего такого, на что можно бы смотреть, не вызывая удивления. Я вежливо улыбнулся.

Они посовещались между собой. Потом та, что была в шляпе, крикнула:

– Вы хорошо себя чувствуете?

Я струхнул. Только железная дисциплина удержала меня от того, чтобы встать и обратиться в бегство. Ведь Сэмми и Сэди вполне могли ее услышать, думал я, а сам тем временем энергично кивал головой и радостно улыбался обеим дамам.

– Правда? – крикнула та, что в шляпе.

Я продолжал кивать что было сил, а к улыбке добавил жесты, выражающие отличное самочувствие, насколько они доступны человеку, который сидит, подпирая спиною дверь. Я пожал сам себе руку, поднял большой палец и заулыбался еще радужнее.

– Сдается мне, что он сбежал из желтого дома, – сказала вторая женщина. Они отошли от окна.

– Пойти сказать мужу, – донесся до меня голос одной из них.

Сэди и Сэмми все разговаривали. Уши мои, можно сказать, отскочили от головы и приклеились к двери.

– И чего ты нервничаешь? – говорила Сэди. Было совершенно ясно, кто играет первую скрипку в этом гнусном дуэте. – Предложи ему звезду, сценарий и контракты – и дело в шляпе. Юридически мы перед Белфаундером чисты, а если он вздумает жаловаться, так у меня сколько угодно контржалоб на его обращение со мной. А Донагью всегда можно купить.

Это меня так взбесило, что я чуть не ударил в дверь кулаком.

Но Сэмми быстро возразил:

– Ну, не знаю. Эти юнцы иногда до того щепетильны, что даже смешно.

«Спасибо, Сэмми!» – подумал я и, почувствовав, что сейчас расхохочусь, судорожно зажал рот ладонью.

Женщина в переднике опять появилась у окна, и в ту же минуту женщина в шляпе, очевидно проживавшая над нею, появилась у другого окна, повыше, в сопровождении мужчины.

– Вот он! – указала она на меня. Они вышли на свою лестницу.

– Наверно, он глухонемой, – сказала женщина в переднике.

– Вы что, слова сказать не можете? – крикнул мужчина.

Час от часу не легче! Я злобно воззрился на него, вложил палец в рот и замотал головой. Я вполне допускал, что точнее передал бы свою мысль кивками, но возможности для недоразумений были столь безграничны, что, так ли, этак ли, все уже не имело значения.

– Он голоден, – сказала женщина в переднике.

– Да сделай же что‑нибудь! – накинулась на мужа женщина в шляпе. Я от души пожалел беднягу.

Он почесал в затылке.

– Оставьте вы его в покое. Он ничего плохого не делает.

Слова его были так разумны, что я не мог не помахать ему в знак благодарности и сочувствия. Должно быть, это произвело жуткое впечатление. Он отпрянул.

– Нельзя оставлять его там, – сказала женщина в переднике. Она тоже вышла на лестницу. – Он смотрит прямо к нам в комнату. Ну́ как дети увидят?

– Говорю вам, он откуда‑то сбежал, – сказала верхняя соседка.

Тут отворилась третья дверь, пониже, из нее выглянула уборщица, и женщинам пришлось объяснять ей, что происходит. Я между тем обливался холодным потом от страха, что вся эта суета привлечет внимание Сэди и Сэмми, но либо они были слишком пьяны, либо слишком поглощены своим заговором – они пока ничего не заметили.

– Я бы его еще раз просмотрела перед встречей с Г.К., ‑ говорила Сэди. – Где он, между прочим?

– У меня дома, – отвечал Сэмми.

– Давай сейчас же позвоним, пускай привезут.

– Там никого нет, разве что прибыла наша новая звезда, Но едва ли. – Он рассмеялся.

– Знаешь, по‑моему, это была отнюдь не блестящая идея, – сказала Сэди. – Такие вещи нынче не в моде.

– Ревнуешь? – сказал Сэмми. – Ладно, зайду туда сегодня вечером и сам принесу. Идет?

– Идет, – сказала Сэди.

– Поздно вечером! – сказал Сэмми.

– Все равно идет! – сказала Сэди.

Смех и возня. Я пожелал им много радостей. Но самым большим моим желанием было понять, что они замышляют.

– Рассчитываться с Донагью предоставляю тебе, – сказал Сэмми.

– У нас неважные отношения, – сказала Сэди. – Я тебе говорила, что хотела посадить его сторожить квартиру, а он удрал?

– Пока Белфаундер лезет в бутылку, тебе нужна вооруженная охрана, сказал Сэмми. – Зачем было нанимать такого остолопа, как Донагью? Это надо же было додуматься.

– Он милый, – сказала Сэди просто, чем глубоко меня тронула.

– Ну так и возись с ним.

– Да перестань ты трусить! – сказала Сэди. – Что один перевод, что другой, не все ли равно? Если он заартачится, завтра же можем купить другой перевод. Нам что нужно? Чтобы Г.К. увидел его по‑английски. А француз – тот за доллары родную бабушку продаст.

У меня в глазах помутилось. Я уже нащупывал разгадку, но внезапно услышал ее от Сэмми.

– А название симпатичное, верно? «Деревянный соловей».

Я только рот разинул. Но на размышления мне не дали времени. Опять пришлось переключить внимание на соседний дом: события там развивались стремительно.

– Самое милое дело – позвать полицию, – сказала уборщица. – Полиция с такими лучше управляется, верное слово.

Дом напротив боком выходил на мощенный булыжником переулок, который вел к Куин‑Энн‑стрит. Я увидел, что на углу этого переулка собирается небольшая толпа, привлеченная дискуссией на пожарной лестнице.

– Глядите, вниз смотрит! – сказала уборщица. – Все понимает.

– Пойди набери девять‑девять‑девять, – сказала мужу женщина в шляпе.

И тут уборщица, ненадолго исчезнув в доме, появилась, вооруженная длинной щеткой, какой обметают потолки.

– Вот я ткну его щеткой, посмотрим, что он будет делать, – сказала она. Поднявшись по лестнице, она нацелила щетку и больно ткнула меня в лодыжку.

Это было слишком. Но я слышал уже вполне достаточно. У меня были все данные, необходимые для решения задачи, а мысль, что Сэмми и Сэди в любой момент могут выйти на лестницу, вселяла в меня ужас.

Грациозно и неторопливо, под восхищенным взглядом множества глаз, я распрямил ноги и сполз на животе с первых трех‑четырех ступенек. Потом встал, растер затекшие колени и не спеша пошел вниз по лестнице.

– Говорила я вам, что он сумасшедший, – сказала женщина в переднике.

– Он уходит! Сделай же что‑нибудь! – сказала женщина в шляпе.

– Да пусть себе уходит, несчастный, – сказал муж.

– Живо! – сказала уборщица. И все они поспешили по своей лестнице вниз, к ожидавшей там кучке зевак.

Добравшись до земли, я быстро оглянулся, чтобы удостовериться, не вышел ли кто из квартиры Сэди. Никого. Мои мучители сбились в кучу в узком проулке. Мы молча поглядывали друг на друга.

– Тихонько к нему подбирайтесь, – сказала уборщица.

– Осторожней, он может наброситься, – сказал кто‑то.

Они стояли в нерешительности. Я оглянулся. Путь на Уэлбек‑стрит был свободен. С пронзительным шипеньем я сделал выпад в их сторону, и они в панике разбежались – кто назад, на лестницу, кто в проулок. Тогда я круто повернул к Уэлбек‑стрит и пустился наутек.