Весна. Воскресенье. На сопке

Мы шли вверх по склону сопки. То там, то здесь над ней поднимались клубы сизого, еле заметного дыма от костров. По щекам уже текли редкие слезинки, а ноздри жадно ловили этот дымок среди ароматов весны. В нем чувствовался уксусный привкус — народ жарил первые шашлыки, в первое по-настоящему теплое воскресенье. Весна! Воздух все сильнее пах дымком и еще звонкими ручьями и солнышком.

Сумка тяжелая. Иду, тащусь. Ее ручки больно врезаются в руки, несмотря на частую их смену. Но это моя ноша. Я — настоящий мужчина и путешественник! В ней большой термос с горячим чаем, бутерброды с колбасой и красной рыбой. Эту сумку тащу я, мама — Таню, а папа несет из зеленого брезента рюкзак. Я знаю, в нем настоящий топор, чтоб рубить деревья на дрова, маринованное мясо на шампурах и еще много других интересных вещей, которые есть только у моего папы, — армейский фонарик, охотничий нож, транзисторный приемник, его сам спаял мой папа, и фотоаппарат… Выйдя за границу последних домов и углубляясь в заросли дикой рябины, которой покрыт крутой склон сопки, мы вышли на заветную тропинку, еле различимую среди выбивающейся уже из холодной земли травы, и отец пересадил Таню себе на шею поверх рюкзака. Она явно этому рада. Еще бы, наконец-то папа выступает в роли лошадки. Она периодически кричит «и-и-го-го» и делает ногами движения, как будто его пришпоривая. Ему не обидно, он улыбается и левой рукой тащит на «буксире» маму, мама — меня, взяв вторую ручку моей тяжелой сумки.

В горку идти трудно и жарко. Солнце уже нагрело одежду, тело вспотело, дышать тяжело. Но вот она, спасительная вершина. Грудь разрывается частым дыханием, но на душе весело и хорошо. Мы останавливаемся на несколько минут на небольшой привал. Папа спускает на ближайший камень юную наездницу, и мы любуемся открывшейся панорамой — снежные вершины, отражающиеся вместе с небом в синеве глади бухты, солнце, опять слепящее глаза своими зайчиками на ней, военные корабли и рыболовецкие сейнеры… и город лежащий у нас под ногами. Отсюда был виден наш дом, наша улица, моя школа. Наблюдая, как мальчишки соседские лазят по заборам, мне почему-то делается смешно и одновременно гордо за то, что мы здесь с отцом, и мы занимаемся куда более интересным делом.

Передохнув, мы продолжили наше путешествие. Удалившись немного вглубь леса и найдя укромную, скрытую от еще прохладного ветерка с бухты, но очень живописную полянку, мы разбили наш лагерь. Потом такие краски весны с яркими пятнами солнышка на зеленой молодой траве я увижу только на картинах Моне.

Усадив Таню на извилистый ствол камчатской березы, мы с мамой собрали хворост, и наконец папа, показывая мне, как это надо делать, разжег костер. Я рядом, чтоб никому не мешать, учась, пытаюсь разжечь свой. Таня наблюдает за хлопотами мамы. Такой экзотики на Украине не было — мама с видом опытной натуралистки на светлых полянках просыпающегося от зимнего сна леса собрала немного дикой черемши, которая позволит нам почувствовать себя окончательно героями настоящих приключений, прямо как в «Детях капитана Гранта». Я по указанию паны сбегал к ближайшей лесной ложбинке и набрал в большую алюминиевую кружку последнего снега ушедшей зимы. Пока жарятся шашлыки из маринованной говядины, пьем чай. Такого чая я больше не пил никогда, он пах весной, лесом, растущими вокруг и пошедшими на дрова ветками кедрача и его шишками, а вкус, вкус был сладкий и без сахара, потому что, чтоб не обжечься, мы топили в нем снег. А снег на Камчатке не только чистый, конечно же, не такой, как в Москве, он еще и сладкий… Ну, так нам казалось в детстве. А еще мы пили березовый сок. И вообще, разве передашь словами все чувства, которые возникали в душах нас — детей замечательных родителей, тогда, когда весна, скоро каникулы, настоящий поход, костер, чай со снегом, и мы все вместе, и нам от этого хорошо.