Пример: Наташа из пьесы «Три сестры» А. П. Чехова. Прочитайте и прорепетируйте предложенную ниже бо­лее длинную сцену из второго действия

Прочитайте и прорепетируйте предложенную ниже бо­лее длинную сцену из второго действия. Впервые мы ви­дим Наташу в обществе, состоящем в основном из муж­чин, включая Вершинина, барона Тузенбаха, Солёного, Федотика (все армейские офицеры) и Чебутыкина (полко­вого врача). Маша и Ирина, а также няня Анфиса тоже присутствуют.

Это очень сильно энергетически заряженная сцена для Наташи; все эти важные люди — гости в ее доме. Мужа Наташи в комнате нет. Если ей предстоит конкурировать с Машей и Ириной в попытке добиться внимания мужчин, она может попытаться использовать свои «внутренние ре­сурсы» дополнительно к привлекательной внешности. Подумайте над тем, как Наташа может использовать зри­тельный контакт в этих целях. Грубость Солёного, несом­ненно, поколеблет ее уверенность, хотя она может поста­раться скрыть свое замешательство. Несмотря на то, что Наташа мало говорит в этой сцене, использование ею французского языка, чтобы «поставить на место» Машу, позволяет предположить, что Наташа все еще очень стара­ется произвести впечатление на окружающих.

Подают самовар. Анфиса около самовара. Немного по­годя приходит Наташа и тоже суетится около стола. Приходит Солёный и, поздоровавшись, садится за стол.

ВЕРШИНИН:

Однако какой ветер!

МАША:

Да. Надоела зима. Я уже и забыла, какое лето.

ИРИНА.

Выйдет пасьянс, я вижу. Будем в Москве

ФЕДОТИК:

Нет, не выйдет. Видите, восьмерка легла на двойку пик.

(Смеется.) Значит, вы не будете в Москве.

ЧЕБУТЫКИН (читает газету):

Цицикар. Здесь свирепствует оспа.

АНФИСА (подходя к Маше):

Маша, чай кушать, матушка. (Обращается к Вершинину.) Пожалуйте, ваше высокоблаго­родие... простите, батюшка, забыла имя, от­чество...

МАША:

Принеси сюда, няня. Туда не пойду.

ИРИНА:

Няня!

АНФИСА:

Иду-у!

НАТАША (Солёному):

Грудные дети прекрасно понимают. «Здрав­ствуй, говорю, — Бобик. Здравствуй, ми­лый!» Он взглянул на меня как-то особенно. Вы думаете, во мне говорит только мать..., но нет, нет, уверяю вас! Это необыкновенный ребенок.

СОЛЁНЫЙ:

Если бы этот ребенок был мой, то я изжарил бы его на сковородке и съел бы.

(Идет со стаканом в гостиную и садится в угол.)

НАТАША (закрыв лицо руками):

Грубый, невоспитанный человек! МАША:

Счастлив тот, кто не замечает, лето теперь или зима. Мне кажется, если бы я была в Москве, то относилась бы равнодушно к погоде...

ВЕРШИНИН:

На днях я читал дневник одного французско­го министра, писанный в тюрьме. Министр был осужден за Панаму. С каким упоением, восторгом упоминает он о птицах, которых видит в тюремном окне и которых не замечал раньше, когда был министром. Теперь, конеч­но, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не замечает птиц. Так же и вы не бу­дете замечать Москвы, когда будете жить в ней. Счастья у нас нет и не бывает, мы только желаем его.

ТУЗЕНБАХ (берет со стола коробку): Где же конфеты?

ИРИНА:

Солёный съел.

ТУЗЕНБАХ:

Все?

АНФИСА ( подавая чай):

Вам письмо, батюшка.

ВЕРШИНИН:

Мне? (Берет письмо.) От дочери. (Читает.) Да, конечно... Я, извините, Мария Сергеевна, уйду потихоньку. Чаю не буду пить. (Встает, взволнованный.) Вечно эти истории...

МАША:

Что такое? Не секрет?

ВЕРШИНИН (тихо):

Жена опять отравилась. Надо идти. Я прой­ду незаметно. Ужасно неприятно все это. (Целует Маше руку.) Милая моя, славная, хорошая женщина... Я здесь пройду поти­хоньку... (Уходит.)

АНФИСА:

Куда ж он? А я чай подала... Экой какой.

МАША (рассердившись):

Отстань! Пристаешь тут, покоя от тебя нет... (Идет с чашкой к столу.) Надоела ты мне,

старая!

АНФИСА:

Что ж ты обижаешься? Милая!

Голос Андрея: «Анфиса!» (Дразнит.) Анфиса! Сидит там...

(Уходит.)

МАША ( в зале у стола, сердито):

Дайте же мне сесть! (Мешает на столе кар­ты.) Расселись тут с картами. Пейте чай!

ИРИНА:

Ты, Машка, злая.

МАША:

Раз я злая, не говорите со мной. Не трогайте меня!

ЧЕБУТЫКИН (смеясь):

Не трогайте ее, не трогайте...

МАША:

Вам шестьдесят лет, а вы, как мальчишка, всегда городите черт знает что.

НАТАША (вздыхает):

Милая Маша, к чему употреблять в разгово­ре такие выражения?

При твоей прекрасной наружности в приличном светском

обще­стве ты, я тебе прямо скажу, была бы просто

очаровательна, если бы не эти твои слова. Jevous prie pardonnez

moi, Maree, mais vous avez des ma- nieres unpeu grossieres¹.

ТУЗЕНБАХ (сдерживая смех):

Дайте мне... дайте мне... Там, кажется,

¹ Прошу извинить меня, Мари, но у вас несколько грубые манеры (фр.).

НАТАША:

Il parait, que mon Бобик déjà ne dort pas¹. про­снулся. Он у меня

сегодня нездоров. Я пой­ду к нему, простите... (Уходит.)