Филиппа Грегори Хозяйка Дома Риверсов 15 page

Королева не могла скрыть ни радости, ни презрения по отношению к тем, кто настаивал, что она сильно заблуждается. Она так не прислушалась ни к одному предостережению, которые выразили и мой муж, и многие другие люди, верно служившие королю. Хотя ей постоянно напоминали: вокруг шепчутся о том, что король позабыл о необходимости хранить верность своим лордам и коммонерам; вокруг считают, что друг предателя — и сам предатель, и осмеливаются даже рассуждать, как на самом деле следовало бы поступить с королем-предателем. Но Маргарита упрямо пребывала в приподнятом настроении; ее явно тешило то, с каким пренебрежением она и Генрих отнеслись к требованиям парламента. И ни один из моих многочисленных намеков не наводил ее на мысль, что нужно вести себя осторожнее и не показывать подданным своего торжества; ведь они, в конце концов, всего лишь хотят, чтобы король правильно руководил страной, а не отшвыривал ее от себя, точно избалованный ребенок игрушку.

Мне даже казалось, что теперь ничто не сможет омрачить радость молодой королевской четы. Известие о том, что Уильям де ла Поль бежал из Лондона, опасаясь народного гнева, и сперва рассчитывал какое-то время скрываться в своем поместье, но затем все же покинул страну, вызвало настоящую волну негодования. По всей Англии начались мятежи; люди восставали против тех, кто, по их мнению, давал королю и королеве дурные советы и был как-то связан с герцогом Саффолком. А однажды ко мне примчалась одна из фрейлин Маргариты и, едва дыша, сообщила, что я немедленно — немедленно! — должна идти к королеве, которая тяжко больна. Я не стала даже Ричарда искать и бегом бросилась в королевские покои, ураганом пронеслась мимо стражников в дверях, отшвырнула с дороги пажей, однако… несмотря на страшнейший беспорядок, самой королевы так нигде и не обнаружила.

— Где же она? — спросила я, и кто-то, указав на дверь в ее спальню, ответил:

— Только она запретила ее беспокоить.

— Почему? — уточнила я.

Фрейлины дружно помотали головами: они не знали.

— Она одна? — допытывалась я.

— Там еще герцогиня Саффолк, жена Уильяма де ла Поля.

Сердце у меня упало, стоило мне услышать это имя. Что же он еще натворил? Я тихо подошла к двери, постучалась и нажала на ручку. Дверь отворилась, и я шагнула внутрь.

И сразу же вспомнила: Господи, ей же всего двадцать лет! Она совсем еще молоденькая!

Маргарита и впрямь выглядела очень юной и просто крошечной в огромной королевской кровати. Она лежала, свернувшись клубком, словно ее ранили в живот, повернувшись спиной к комнате и лицом к стене. Алиса де ла Поль сидела в кресле у огня, закрыв лицо руками.

— C'est moi, — прошептала я. — Что случилось?

Маленькая королева только головой помотала. Ее головной убор валялся на полу, волосы разметались по постели и совершенно спутались, плечи содрогались от безмолвных рыданий.

— Он мертв, — с трудом вымолвила она, словно всему миру пришел конец. — Мертв. Что мне теперь делать?

Я пошатнулась и вытянула вперед руку, боясь упасть.

— Боже мой, король?

Маргарита с яростью стала биться головой о подушку, выкрикивая:

— Нет! Нет!

— Ваш отец?

— Уильям, Уильям… Боже мой, Уильям!

Тогда я взглянула на Алису, вдову герцога.

— Мне очень жаль, миледи. Я искренне скорблю о вашей утрате.

Она молча кивнула.

— Но как это случилось? — спросила я.

Королева приподнялась на локте и через плечо посмотрела на меня. Ее волосы выглядели как спутанная золотистая грива, глаза покраснели. Ответ ее был краток:

— Его убили.

И я невольно обернулась на дверь, словно оттуда мог снова появиться убийца.

— Кто, ваша милость? Кто его убил?

— Не знаю. Возможно, этот мерзавец, герцог Йоркский. А может, кто-то еще из лордов. Любой из этих трусливых и злобных людишек, которые только и мечтают низвергнуть нас и уничтожить! Любой из тех, кто отрицает наше право распоряжаться страной так, как мы того желаем, и самостоятельно выбирать себе помощников и советчиков! Любой, кто способен тайком отправиться за границу и напасть на ничего не подозревающего невинного человека!

— Его настигли в море?

— Его перетащили на борт чужого корабля и там, прямо на палубе, отрубили голову, — с трудом произнесла она, давясь рыданиями. — Будь они прокляты! Пусть они вечно горят в аду, подлые трусы! Его тело они так и бросили в Дувре на берегу. Ах, Жакетта! — И Маргарита, точно слепая, протянула ко мне руки и, заливаясь слезами, прижалась ко мне. — Они надели его голову на пику! Точно голову предателя! Как мне вынести это? Как это вынести Алисе?

Я не осмеливалась даже посмотреть через плечо на вдову Уильяма де ла Поля, которая, впрочем, хранила полное молчание, пока королева так убивалась по своему фавориту.

— Так все же известно, кто это сделал? — снова осведомилась я.

У меня имелись серьезные опасения, что если кто-то осмелился напасть на любимейшего советника короля, то следующей жертвой может стать любой из нас. Но кто? Королева? А может, я сама?

Маргарита так сильно плакала, что даже говорить не могла, ее хрупкое тело содрогалось в моих объятиях. Потом она все же взяла себя в руки, встала, вытерла глаза и сказала:

— Я должна немедленно пойти к королю. Это известие, разумеется, разобьет ему сердце. Господи, как же мы будем обходиться без Уильяма? Кто сможет стать для нас столь же надежным советником?

Я молча покачала головой. Я не знала, как они будут обходиться без Уильяма де ла Поля. Да и чего можно было ожидать от этого мира, если знатного лорда, плывущего на своем собственном корабле, могут запросто взять в плен и тут же обезглавить ржавым мечом на палубе жалкого пиратского суденышка, качающегося на волнах? А голову несчастного надеть на пику, оставив его тело на берегу?

Графтон, Нортгемптоншир, лето 1450 года

С приходом летнего тепла король с королевой согласились отправиться на север. Они пояснили, что в жару хотели бы оказаться подальше от Лондона, поскольку в это время столицу часто охватывают эпидемии чумы, а заодно выразили желание совершить небольшое путешествие и повидаться «с добрыми жителями Лестершира». Но всем нам — во всяком случае, тем, кто жил во дворце, — было известно, что стража у ворот удвоена, и королевская чета стала прибегать к услугам дегустаторов, прежде чем положить в рот хотя бы кусочек пищи. Генрих и Маргарита боялись лондонцев; они боялись и жителей Кента; они боялись, тех, кто убил Уильяма де ла Поля, боялись, что их обвинят в потере Франции, в непрекращающемся потоке солдат-пораженцев и переселенцев, каждый день толпами прибывавших в английские порты. Денег в казне не было даже на то, чтобы заплатить поставщикам продовольствия; жителям Лондона королева не доверяла. Делая вид, что они на лето переселяются со всем двором в Лестершир, король с королевой на самом деле решили просто сбежать из Лондона и спрятаться в этом северном графстве.

Нам с Ричардом также позволили повидаться с нашими детьми и прожить в Графтоне все то время, пока двор пребывает в Лестершире. Мы сразу же оседлали коней и выехали из Лондона; нам более всего хотелось поскорее покинуть этот угрюмый город, полный скрытных людей, которые вечно о чем-то шептались на перекрестках. Ходили слухи, что король с королевой намерены жестоко отомстить мятежному графству Кент, на побережье которого было брошено обесчещенное тело Уильяма де ла Поля. Лорд Сай и его зять, обладатель могучих ручищ и шериф Кента, заявили, что вместе выследят виновных и предадут их казни, а также казнят и всех членов их семей; они пообещали очистить Кент «от этих мерзавцев», даже если придется превратить его в пустыню.

Покинув столицу и оказавшись наконец вдали от ее мрачных стен, мы с Ричардом скакали бок о бок, держась за руки, точно юные влюбленные, а наш маленький отряд охраны, специально чуть отстав от нас, ехал позади. Дороги были сухими и чистыми, поросшие травой обочины пестрели цветами, в зеленых изгородях распевали птицы, по деревенским прудам плавали утки с выводками утят, и всюду пышно цвели розы.

— А что, если нам никогда больше не возвращаться ко двору? — предложила я мужу. — Что, если стать просто сквайром Графтоном с супругой?

— С целым выводком детишек, — улыбнулся он.

— Да, у нас будет много-много детишек, — с энтузиазмом подхватила я. — Восьмерых мне мало, хотя девятый уже на подходе. Я надеюсь на круглую дюжину!

Он снова улыбнулся и сказал:

— И все-таки меня, скорее всего, опять призовут в армию. Даже если бы я был самым ничтожным и тихим сквайром Графтона, даже если бы я кормил самую большую семью в Англии, все равно нашелся бы тот, кто имел бы право приказать мне воевать.

— Но ведь после войны ты бы снова вернулся домой, — продолжила я эту мысль. — И мы стали бы жить за счет доходов с наших полей и ферм.

Муж вздохнул.

— Это было бы не такое уж богатое житье, миледи. Не такое, какого хотелось бы тебе. А твоим детям пришлось бы брать себе в жены и в мужья детей наших арендаторов, а уж их дети и вовсе бегали бы без присмотра. Желаешь получить в качестве внучка маленького крестьянина с неумытым лицом?

Я показала ему язык. Он прекрасно знал, как я дорожу нашими книгами и музыкальными инструментами, как решительно требую, чтобы все наши дети непременно учились читать и писать на трех языках, а также постепенно овладевали всеми придворными искусствами.

— Нет уж, мои дети должны занять в этом мире подобающее место!

— А ты честолюбива, — заметил Ричард.

— Ничего подобного! Не забывай, что я была первой дамой Франции, я занимала такое высокое положение, о каком любая женщина может только мечтать. И от всего этого с легкостью отказалась ради любви к тебе.

— Нет, милая, ты честолюбива и слишком гордишься своей семьей и своими детьми. И тебе очень приятно, что я стал бароном.

— Ах да! — смеясь, воскликнула я. — Бароном! Еще бы, любая захочет, чтобы ее муж стал бароном. По-моему, это не такое уж сильное проявление честолюбия. Это же просто… очень понятно.

— Ну да, и я тоже это понимаю, — миролюбиво согласился Ричард. — Но неужели ты бы действительно хотела всегда жить в сельском поместье и никогда не возвращаться ко двору?

Минутку я подумала, вспомнив нашего нервного короля и его юную королеву.

— Мы ведь не можем их бросить, да? Не можем? — с тоской спросила я.

Он покачал головой.

— Это наш долг. Мы призваны служить Дому Ланкастеров. И потом, я просто не представляю, как они будут без нас обходиться. Мне кажется, мы не сможем просто их оставить и удалиться к себе в Графтон. Что они тогда будут делать?

Мы прожили в Графтоне неделю. Это было самое лучшее время года: сады в бело-розовом яблоневом цвету, новорожденные телята, пасущиеся на лугу. Ягнят вместе с матерями уже отправили на верхние пастбища, и они бегали по траве, размахивая своими хвостиками, похожими на толстые шерстяные колбаски. Трава в лугах поднялась уже достаточно и колыхалась на ветру, готовая к косьбе; в полях набирала колос пшеница высотой по колено. Мои старшие дети — Элизабет, Льюис, Анна и Энтони — к тому времени уже жили в домах различных наших родственников, учась там манерам и умению вести себя в обществе, но все они, конечно, приехали домой, чтобы побыть с нами. Четверо младших — Мэри, Жакетта, Джон и Ричард — были вне себя от возбуждения, поскольку наконец-то вся наша большая семья собралась вместе, в том числе их старшие братья и сестры. Мэри, семилетняя, была признанным вожаком этого маленького отряда, а остальные ей преданно служили.

Я была несколько утомлена очередной беременностью. Когда начинало пригревать солнышко, я брала маленького четырехлетнего Дикона на руки и, укачав его, ложилась вместе с ним и дремала в полуденном тепле. А когда малыш засыпал, я порой вытаскивала подаренные бабушкой карты и, переворачивая их одну за другой, рассматривала изображения. Я не перемешивала колоду и даже не пыталась гадать. Я просто изучала знакомые картинки и думала о том, что в будущем подарит мне судьба и мои обожаемые дети.

Днем мой муж выслушивал бесконечные жалобы селян: кто-то передвинул изгородь, кто-то позволил своей скотине беспрепятственно забраться на чужое поле и потравить пшеницу. Ричард был хозяином поместья, так что ему приходилось всем этим заниматься, обеспечивая соблюдение законов и справедливость на наших землях; он выяснял также, берут ли взятки наши соседи, и вместе с судом присяжных решал, какой в каждом конкретном случае вынести приговор. Кроме того, он частенько посещал дома местных джентри, напоминая им, что они должны будут в случае необходимости организовать отряд под его командованием; одновременно он пытался заверить их, что король Генрих вполне способен править страной, его суду и совету можно доверять, а наша казна в целости и сохранности и мы непременно удержим те земли, что у нас еще остались во Франции.

Я подолгу возилась в своей кладовой вместе со старшей дочерью Элизабет, моей преданной ученицей. Мы с ней заливали травы маслом или высушивали их, постоянно проверяя, хорошо ли они высохли, а потом превращали их в порошок и засыпали на хранение в различные закрытые сосуды. Все это я делала в соответствии с расположением звезд, тщательно сверяясь по всем этим вопросам с книгами милорда герцога. Время от времени я находила в доме книги, которых вроде бы раньше не замечала; в них объяснялось, например, как приготовить aqua vitae, «воду жизни», или как устранить нечистоту предмета, слегка омыв его дистиллированной водой. Эти книги приносила из библиотеки Элизабет. Но я, хорошо помня Элеонору Кобэм, томившуюся за холодными стенами Пилкасла, подобные книги у Элизабет всегда отнимала и убирала на самую высокую полку. Я никогда не выращивала и не сушила никаких иных трав, кроме тех, которые известны всякому, умеющему хорошо готовить. Впрочем, наступили такие времена, когда любые знания следовало скрывать как можно тщательнее.

У меня были надежды, что мы еще месяц по крайней мере сможем провести в Графтоне; я не очень хорошо переносила эту беременность, и мне, конечно же, хотелось все лето прожить в деревне. Пусть себе король с королевой продолжают путешествовать по северу, а нас оставят в покое, думала я. Мы с Ричардом иногда выезжали верхом и навещали кое-кого из соседей. И вот однажды мы уже на закате вернулись домой после такой поездки и увидели, что возле колодца нас поджидает королевский гонец. Заметив нас, он вскочил и передал Ричарду письмо, запечатанное печатью короля.

Ричард рывком раскрыл письмо, быстро пробежал его глазами и тут же сообщил:

— Я должен срочно уехать. Мне придется буквально на ходу собирать отряд.

— Что случилось? — спросила я, осторожно спешиваясь.

— В Кенте мятеж. Собственно, любой дурак мог это предсказать. Король требует, чтобы я немедленно мчался к нему и вместе с ним возглавил войско. Он хочет, чтобы именно я нес королевский штандарт.

— Король намерен возглавить войско? И он сам поведет его в Кент?

Я просто ушам своим не верила. Отец нашего короля действительно был замечательным полководцем и еще в ранней молодости проявил это свое качество. А вот нынешний король ни разу и доспехов-то не надевал, разве что во время турниров.

— Он был очень разгневан тем, что случилось с герцогом Саффолком, — напомнил мне муж, — упокой, Господи, его душу, и поклялся отомстить. А королева поклялась, что увидит убийц герцога мертвыми. Теперь эта возможность у них появилась.

— Ты уж будь осторожен. Тебе ведь придется ему советовать…

Взяв мужа за руку, я заглянула ему в лицо. Мы оба, не говоря ни слова, думали об одном и то же: на этот раз командовать армией будет молодой человек, никогда даже близко не видевший войны, никогда даже в отдаленной осаде не участвовавший.

— Ничего, я буду очень осторожен, — грустно усмехнулся мой муж. — И постараюсь, если смогу, конечно, и его избавить от всякой опасности. Кстати, король с королевой велели шерифу Кента превратить это графство в олений парк, изгнав оттуда всех — и взрослых, и детей; вот за это, боюсь, нам действительно придется ответить. В общем, мне надо торопиться: может, удастся каким-то способом привести их в чувства, взывая к их разуму, и убедить короля, что править государством можно, лишь гармонично учитывая и сочетая интересы разных сторон. Они ведь наживают себе врагов каждый раз, как только обращаются к парламенту. Королева ездит по улицам Лондона с таким видом, словно ей ненавистны даже его булыжные мостовые! И все же нам придется служить им, Жакетта. Нам придется им помогать, направлять их, чтобы они следовали тем курсом, который наиболее выгоден для них же. Нам надо каким-то образом возродить в душах людей любовь к этой королевской чете. Это наш долг. И наша главная задача. Именно этого и хотел бы от нас милорд Бедфорд.

В ту ночь я не выпускала Ричарда из объятий, а ранний холодный рассвет и вовсе наполнил мою душу тревогой.

— Значит, ты просто будешь нести королевский штандарт? Ты все время будешь рядом с королем? И вы не станете въезжать в Кент?

— Надеюсь, что в Кент никто въезжать не станет, — мрачно буркнул он.

Быстро позавтракав, он сразу пошел на конюшенный двор, и я потащилась следом, гонимая своими страхами.

— Но скажи: если король соберет значительный отряд и все-таки вздумает наказать жителей Кента, ты будешь вмешиваться?

— И, ворвавшись туда, поджигать тростниковые крыши? Заживо сжигать коров, принадлежащих беднякам? — насмешливо произнес он. — Я на такое уже насмотрелся во Франции, но никогда не думал, что это удачный способ завоевать чью-то преданность. Как считал герцог Бедфорд, единственный способ завоевать сердца людей — это обращаться с ними справедливо, по-человечески, и беречь их от опасностей. Такой же совет и я могу дать каждому, кто у меня его попросит. Но если скомандуют идти в бой именем короля, я буду вынужден подчиниться.

— Я примчусь к тебе сразу же, только дай мне знать, — заверила я; мой голос дрожал от тревожных предчувствий, хотя я и пыталась говорить спокойно.

— Приезжай, я буду с нетерпением тебя ждать, — промолвил он с внезапной теплотой, явно заметив, что я боюсь за него. — Но прежде всего ты должна позаботиться о себе и о ребенке, которого носишь. И не тревожься понапрасну: я всегда буду ждать тебя. Помнишь, я ведь обещал, что тебе никогда не придется напрасно искать меня и не находить.

Я привела дом в порядок и отдала слугам распоряжение подготовиться к моему отъезду. До меня долетали слухи, что король и королева вернулись в Лондон, и король, встав во главе войска, направился усмирять жителей Кента. Затем мне принесли письмо от Ричарда, написанное его собственной рукой:

«Любимая!

Прости, что тревожу тебя. Королева убедила короля, чтобы сам он в Кент ни в коем случае не входил, однако мне он приказал преследовать всех нарушителей закона, возглавив отряд королевской стражи. Ослушаться я не могу. Поверь, со мной все будет хорошо, и вскоре, как только это закончится, я приеду домой, к тебе.