ДАИШ и Центральная Азия

Исламское государство в январе 2015 года объявило о переносе боевых действий в страны Центральной Азии. Такой шаг и последующие события за прошедшие месяцы только подтверждают, что данное действие в значительной степени является стратегической пропагандистской и пиар-акцией. В ближайшие годы ДАИШ не может перейти к широкомасштабной экспансии, в том числе и в Центральной Азии, пока не будут достигнуты кардинальные изменения в отношении трёх ключевых региональных целей — в Сирии, Иордании и Саудовской Аравии.

Смарт-стратегия ИГ исходит из того, что дестабилизация внутренней социально-экономической ситуации (на фоне обездоленности широких народных масс, коррупционного произвола, массовых репрессий в обществе, обострения межклановых противоречий и т.д.) должна достигнуть такой качественной степени, при которой рано или поздно сформируются местные пассионарные группы, способные целенаправленно вести вооружённую борьбу. Только в таком случае ДАИШ может приступить к предоставлению информационно-идеологической, пропагандистской, консультативной, финансовой, политико-силовой поддержки местным моджахедам. Это не означает, что руководство ИГ отказывается от соответствующего политического прогнозирования и планирования. Во-первых, исходя из накопленного опыта, ДАИШ должна приступить к формированию своей агентурной сети в этом регионе. Главная задача соответствующих ячеек — сбор информации, мониторинг текущей ситуации, постепенное формирование горизонтальной сети по принципу «от родственника к родственнику, от соседа к соседу», постепенное внедрение в силовые институты.

Во-вторых, определение иерархии стратегических целей. Геополитическое понятие «Центральная Азия» включает и Афганистан, где ДАИШ только приступил к наращиванию своего присутствия. Самым слабым звеном в Центральноазиатском регионе является Таджикистан. Затем идут Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан и Казахстан. Значительная часть так называемых элит этих постсоветских стран (прежде всего, Кыргызстана и Таджикистана) в той или иной мере интегрирована в евразийскую наркосистему. Степень критической бедности в Таджикистане, Киргизии и Узбекистане достигает 80-85 процентов: уровень доходов на душу населения на многих, прежде всего сельских, территориях этих стран не превышает 50 долларов в месяц.

В-третьих, потенциальной социальной базой наступления на постсоветскую Центральную Азию могут стать мигранты в странах Аравийского полуострова. Там в настоящее время могут находиться от 700 до 900 тысяч граждан Узбекистана и более полумиллиона выходцев из Таджикистана. Значительная часть таких трудовых мигрантов по определению уже восприимчива к религиозному радикализму.

В-четвёртых, ДАИШ и другие радикальные джихадистские структуры поддерживаются и подпитываются двумя основными социальными группами. С одной стороны, это количественно увеличивающиеся социально обездоленные слои с крайне высоким уровнем безработицы и отсутствием каких-либо перспектив на улучшение своего социально-экономического положения. С другой стороны, это многочисленные представители городских средних и образованных слоёв населения, для которых всё более острой становится проблема смысла жизни. В постсоветской Средней Азии и тех и других вполне достаточно. Поэтому мобилизационный потенциал для быстрого распространения джихадистского движения здесь очень высок. В своей пропаганде на среднеазиатское население ДАИШ делает упор на жертвы среди гражданского населения от рук правительственных сил в Сирии и Ираке. Далее акцент делается на то, что выходцы из Центральной Азии «должны присоединиться к тому, что считают легитимным сопротивлением против деспотических режимов». Выражение этой идеи является чрезвычайно важным для ИГ, поскольку это помогает группировке «создать своего рода долгосрочный позитивный имидж среди потенциальных новобранцев в Центральной Азии».

В-пятых, для руководства ДАИШ не секрет, что в регионе среди населения крайне низок авторитет властей этих государств, погрязших в коррупции и межклановых склоках.

Особенно актуальна данная проблема для двух стран. Речь идёт, прежде всего, об Узбекистане, чья властная элита пребывает в состоянии практически открытого раскола, который пока сглаживает наличие президента Ислама Каримова. Однако уже в ближайшие год-полтора по чисто физическим причинам ему придётся передать власть в другие руки. И борьба за неё уже началась, в том числе внутри местных спецслужб. Сложнейшая ситуация в этом отношении складывается и в Таджикистане. Президент Рахмон, окружённый выходцами только из своего родного Кулябского района, всё больше и больше отчуждается от реалий своего общества.

В-шестых, под очень большим вопросом находится компетентность местных силовиков для борьбы с принципиально новыми вызовами. Коррумпированные силы безопасности правящих режимов, активно занимающиеся переделом экономических ресурсов, неоднократно демонстрировали свою неспособность, как в случае с Таджикистаном, действительно бороться с действующими там отрядами оппозиции. Усиливается реальная угроза и режиму Ислама Каримова. Например, в городах страны, в том числе и в самом Ташкенте, неоднократно неизвестные вывешивают в открытом доступе чёрные флаги «джихада» в поддержку ИГ.

В этих условиях страны региона рискуют уже в ближайшие год-два получить «критическую массу» недовольных. Не случайно, что уже в ходе саммита СНГ 10 октября 2014 г. президент Таджикистана Эмомали Рахмон запросил помощи у Москвы в борьбе с ИГ и повышения координации спецслужб для парирования данного вызова. Особенно с учётом того, что в северном Афганистане на границе с Таджикистаном и Туркменистаном всё заметнее присутствие группировок, которые соотносят себя с ИГИЛ. Например, религиозные экстремисты, обосновавшиеся в афганском Бадахшане, также присягнули на верность Исламскому государству, заменив свои прежние флаги на чёрный стяг ДАИШ. Осенью на таджикской границе располагаются до семи тысяч, а на туркменской — порядка трёх тысяч боевиков. Афганские провинции Кундуз, Баглан, Сари-Пуль, Фарьяб, Джуазджан стали местом скопления радикальных джихадистов из Таджикистана, Узбекистана, Северного Кавказа, Саудовской Аравии и Пакистана. По всей видимости, именно по этой причине Владимир Путин в начале саммита членов Организации договора о коллективной безопасности в Москве в декабре 2014 года заявил: «Приоритетное значение необходимо отдать таджико-афганской границе и оказать финансовую и техническую помощь Таджикистану с целью модернизации его вооружённых сил».

Уже в настоящее время на своей военной базе в Таджикистане Россия разместила беспилотники «Застава», «Гранат» и «Лир». Эти самолёты спроектированы для выполнения разведывательных полётов в любое время суток, способны вести аэрофотосъёмку, улавливать источники радиоволн и при необходимости выполнять штурмовые операции. Помимо этого в рамках вооружения и оснащения вооружённых сил Таджикистана Россия разместила на территории находящейся там базы 201-й мотострелковой дивизии ракеты «Град», танки Т-72 «Урал» и учебное оборудование для отработки прицельной стрельбы, а также приступила к подготовке отрядов снайперов. Проблема, однако, в том, что чисто военными средствами и методами кардинально сломить тенденцию усиления системных угроз региону уже не удастся. Продуманная целостная стратегия Москвы по защите своих интересов в Центральной Азии отсутствует. Тем не менее лидеры стран этого региона, понимая, что надеяться на Пекин и Вашингтон практически нельзя, почти открыто прикрываются российским заступничеством.

Логично предположить, что именно на постепенное и долгосрочное втягивание России в многочисленные силовые кризисы и вооружённые конфликты в геополитическом пространстве исламского мира и делается решающаяся ставка многими опытными глобальными игроками.

Цель та же, какой она была в отношении Советского Союза во второй половине 70-х годов ХХ века — максимально истощить внутренний потенциал, вызвать саморазвивающуюся внутреннюю социально-экономическую дестабилизацию и постепенную фрагментацию страны.