Деревенская проза”(белов,Абрамов,Распутин,астафьев,шукшин,Можаев)

Деревенская проза - значительное, духовно и эстетически действенное тематическое направление в лит-ре 1960 — нач. 1980-х гг., осмысляющее драматич. судьбу крест-ва, рус. деревни в 20 в., отмеченное обостренным вниманием к вопросам традиции, нар. нравственности, к взаимоотношениям человека и природы. Заявившая о себе в «Вологодской свадьбе» (1962) А. Яшина, особенно сильно в рассказе А. Солженицына «Матренин двор» (1963), эта проза представлена произведениями В. Белова, В. Шукшина, Ф. Абрамова, В. Астафьева, Е. Носова, Б. Можаева, В. Распутина и др. авторов.

Создаваемая в эпоху, когда страна стала преимущественно городской и уходит в небытие веками складывавшийся крест. уклад, ДП пронизана мотивами прощания, «последнего срока», «последнего поклона», разрушения сельского дома, а также тоской по утрачиваемым нравств. ценностям, упорядоченному патриарх. быту, единению с природой. В большинстве своем авторы книг о деревне — выходцы из нее, интеллигенты в первом поколении: в их прозе жизнь сельских жителей осмысляет себя.

В центре внимания этой литературы стояла послевоенная деревня — нищая и бесправная. Правдивое изображение такой действительности — в рассказах А.Яшина «Рычаги» и «Вологодская свадьба», повестях «Вокруг да около» Ф.Абрамова, «Из жизни Фёдора Кузькина», Б. Можаева и в других подобных — произведениях являло собой разительный контраст с лакированной соцреалистической литературой того времени и вызывало подчас гневные критические нападки.

«Привычное дело» — так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде — привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа.

Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).

Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». ДП, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни»). Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.

Первый роман Ф. Абрамова «Братья и сестры» положил начало эпическому циклу «Пряслины» (другие романы «Две зимы и три лета» и «Пути-перепутья»), полностью изданному в 1974 и отмеченному Государственной премией СССР. В 1978 Абрамов дополнил цикл романом «Дом».

Действие тетралогии «Пряслины» происходит в деревне Пекашино на севере России и охватывает период от Отечественной войны до начала 1970-х годов. После гибели на фронте отца главой семьи становится четырнадцатилетний Михаил Пряслин. На подростка ложатся не только заботы о младших братьях и сестрах, но и обязанность наравне со взрослыми работать в колхозе.

Повествование о Пряслиных – типичной русской крестьянской семье, испытавшей на себе все жестокие перипетии 20 в., – сделало Абрамова одним из наиболее заметных представителей «деревенской прозы». Для тетралогии характерен эпический стиль, скрупулезное описание деревенского быта и судеб героев.

Публикация повести «Привычное дело» поставила имя Белова в первый ряд авторов «деревенской прозы». Главный герой повести, крестьянин Иван Африканович, пройдя войну простым солдатом, живет в родной северной деревне. Свою жизненную философию он выражает словами: «Везде жись. И все добро, все ладно. Ладно, что и родился, ладно, что детей народил. Жись, она и есть жись». Как неизбежную данность воспринимает Иван Африканович и колхозное бесправье. В повести описано, как главный герой работает, пьет от беспросветной жизни и от собственной беспечности, как в поисках лучшей доли уезжает из дому, но затем возвращается в деревню и вновь погружается в привычный быт.

Оценка его поступков в категориях «хорошее – плохое» оказывается невозможной, как невозможна подобная оценка всей многообразной жизни человека и природы, в которой буквально «растворен» герой. «Текучесть» образа Ивана Африкановича особенно ярко проявляется в его отношении к жене Катерине: он горячо любит ее и вместе с тем спокойно относится к тому, что, еще не оправившись от родов, она принимается за тяжелый физический труд.

Смерть Катерины становится для него большим потрясением, чем страх, испытанный во время войны. Финал повести просветленно-символичен: с трудом удержавшись после смерти жены от самоубийства, Иван Африканович понимает, что жизнь идет независимо от его воли. Стилистический строй повести, ее интонация соответствуют ровному ритму крестьянской жизни.

Шукшин – занимает особое место в этом ряду. В 1960-е гг., когда а литературной периодике появились первые произведения писателя, критика поспешила причислить его к группе писателей-«деревенщиков». На то были свои резоны: Шукшин действительно предпочитал писать о деревне, первый сборник его рассказов так и назывался — «Сельские жители».

Однако этнографические приметы сельской жизни, внешность людей деревни, пейзажные зарисовки не особенно занимали писателя — обо всем этом если и заходила речь в рассказах, то лишь попутно, бегло, вскользь. Почти не было в них поэтизации природы, авторских раздумчивых отступлений, любования «ладом» народной жизни. Рассказы Ш. являли вереницу жизненных эпизодов, драматизированных сценок, внешне напоминавших ранние чеховские рассказы с их краткостью, стихией беззлобного смеха.

Персонажами Шукшина стали обитатели сельской периферии, незнатные, не выбившиеся «в люди», — одним словом, те, кто внешне, и по своему положению вполне соответствовали знакомому по литературе XIX века типу «маленького человека». Однако каждый персонаж в изображении Шукшина имел свою «изюминку», противился усреднению, являл особый образ существования или оказывался одержимым той или ивой необычной идеей.

Шукшин создал целую галерею запоминающихся персонажей, единых в том, что все они демонстрируют разные грани русского национального характера. Этот характер проявляется у Шукшина чаще всего в ситуации драматического конфликта с жизненными обстоятельствами. Его герой, живущий в деревне и занятый привычной, по-деревенски монотонной работой, не может и не хочет раствориться в сельском быту «без остатка».

Ему страстно хочется хоть ненадолго уйти от обыденности, душа его жаждет праздника, а неспокойный разум ищет «высшей» правды. Их воображение занято проблемами отнюдь не районного масштаба (герой рассказа «Микроскоп» приобретает дорогостоящий предмет в надежде найти способ борьбы с микробами; персонаж рассказа «Упорный» строит свой «перпетуум мобиле»).

Характерная для рассказов Шукшина коллизия — столкновение «городского» и «деревенского» — не столько выявляет социальные противоречия, сколько обнаруживает конфликтные отношения мечты и реальности в жизни «маленького человека». Исследование этих отношений и составляет содержание многих произведений писателя.

Русский человек в изображении Шукшина — человек ищущий, задающий жизни неожиданные, странные вопросы, любящий удивляться и удивлять. Он м/б трогательно-наивным, как в рассказе «Чудик», невероятным выдумщиком, как в «Миль пардон, мадам!», или агрессивным спорщиком, как в рассказе «Срезал».

Высоким порывам шукшинских героев, увы, не дано реализоваться в жизни, и это придает воспроизведенным ситуациям трагикомическую тональность.

«Просто»» человек в изображении Шукшина оказывается совсем «непростым», а деревенская жизнь — внутренне конфликтной, толщей за повседневной маеты - нешуточные страсти.

По форме рассказы Шукшине отличаются сценографичностью: как правило, это небольшая сценка, эпизод из жизни, — но такой, в котором обыденное сочетается с эксцентрическим и в котором открывается судьба человека. В развертываемом сюжете нет внешнего плана: рассказы часто тяготеют к форме фрагмента — без начала, без конца, с незавершенными конструкциями. Композиция сюжета подчиняется логике беседы или устного рассказывания, а потому допускает неожиданные отклонения и «лишние» уточнения и подробности.