Во славу отечества 1 page

Подвергнув репрессиям большинство участников революции и тем самым вычеркнув их имена из истории, Сталин в то же время прекрасно понимал, что оставлять историю вообще без каких‑либо имён невозможно. Поэтому ряд деятелей революции был им тогда же канонизирован, в том числе и посредством кинематографа. Из умерших это в первую очередь коснулось вождя мирового пролетариата Владимира Ульянова‑Ленина и председателя ВЦИК Льва Свердлова. Из живых – лично Сталина, а также Климента Ворошилова, Михаила Калинина.

Начался этот процесс с Ленина. Весной 1936 года правительство объявило конкурс на создание киносценариев и пьес об Октябрьской революции, 20‑летие которой было уже не за горами. На конкурс были представлены сотни произведений, однако победу в нём одержал сценарий Алексея Каплера «Восстание», где автор впервые в советском кинематографе не только изображал живого вождя мирового пролетариата, но выводил его на авансцену своего сюжета. Отметим, что известный драматург Константин Тренёв в своей пьесе «На берегу Невы» первым отобразил образ Ленина в советской драматургии, но тот появлялся там мельком и при этом не произносил ни одного слова. Так что Каплер стал первым, кто пошёл гораздо дальше устоявшихся канонов. Отметим, что в том же конкурсе участвовал будущий известный драматург‑«лениновед» Николай Погодин, но его пьесу «Ноябрь» жюри конкурса отвергло (из этого сценария потом родится пьеса и сценарий фильма «Человек с ружьём»).

Уже по ходу работы над сценарием Каплер стал прикидывать, кто из режиссёров мог бы его поставить. И в итоге все его мысли сошлись на Михаиле Ромме. Когда Каплер встретился с ним и поделился своими мыслями на этот счёт, тот согласился участвовать в проекте, хотя на самом деле уже взялся за другую работу – «Пиковую даму». Объяснялся сей парадокс просто: Ромм не верил в затею Каплера и соглашался с ним только из дружеских побуждений. Каково же было его удивление, когда в апреле 1937 года ему сообщили, что именно он будет снимать фильм по сценарию Каплера. Позднее он узнал, что сценарий Каплера покорил жюри конкурса, и хотя оно сделало в нём 82 замечания, но главный зритель – товарищ Сталин – собственноручно дал отмашку запускать картину в производство. Он же чуть позже попросил изменить название картины: из «Восстания» оно было переименовано в более содержательное – «Ленин в Октябре».

Фильм был снят в рекордные сроки и вышел на экраны страны к 20‑летию Великого Октября. Успех был ошеломляющий. В итоге уже в марте 1938 года свет увидел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении создателей картины высокими орденами. Самая высшая награда – орден Ленина – досталась трём участникам съёмок: Михаилу Ромму, Алексею Каплеру и актёру Борису Щукину, первым в советском игровом кинематографе сыгравшему Ленина.

Фильм был рождён триумвиратом из представителей еврейской национальности: Алексеем Каплером (сценарист), Михаилом Роммом (режиссёр) и Борисом Волчеком (оператор). К этому же списку следует добавить и актёра Семёна Гольдштаба, который впервые в советском кино сыграл роль Сталина. Но его игра не слишком вдохновила самого вождя. Поэтому, когда этот же триумвират выпустил на экраны страны продолжение фильма – «Ленин в 1918 году» (1939), роль вождя всех народов играл уже другой актёр – его соплеменник грузин Михаил Чиаурели (в 1941 году вся дилогия будет удостоена Сталинской премии).

Вообще практически все наиболее значительные фильмы, посвящённые Великой Октябрьской революции и Гражданской войне, снятые в конце 30‑х, были сделаны руками евреев. Так, в фильме «Последняя ночь» (1937) это были: Евгений Габрилович (сценарист), Юлий Райзман (режиссёр), Дмитрий Фельдман (оператор); в «Депутате Балтики» (1937) – Леонид Любашевский (сценарист), Александр Зархи и Иосиф Хейфиц (режиссёры), Михаил Каплан (оператор); в «Возвращении Максима» (1937) и «Выборгской стороне» (1939) – Лев Славин (сценарист), Григорий Козинцев и Леонид Трауберг (режиссёры); в «Мы из Кронштадта» (1937) – Всеволод Вишневский (сценарист), Ефим Дзиган (режиссёр), Наум Наумов‑Страж (оператор); в «Году девятнадцатом» (1938) – Иосиф Прут (сценарист), Илья Трауберг (режиссёр), Вениамин Левитин, Владимир Данашевский (операторы); в «Человеке с ружьём» (1938) и «Якове Свердлове» (1940) – Борис Левин (сценарист), Сергей Юткевич (режиссёр), Жозеф Мартов (оператор); в «Великом гражданине» (1939) – Михаил Блейман (сценарист), Фридрих Эрмлер (режиссёр), Аркадий Кольцатый (оператор).

Таким образом, несмотря на те репрессии, которые обрушились на многих высокопоставленных евреев в конце 30‑х, их вельможные соплеменники в кинематографе чувствовали себя вполне благополучно. Поэтому странно читать строки из «Книги о русском еврействе», где говорится, что «без преувеличения можно сказать, что после „ежовщины“ не осталось на свободе ни одного сколько‑нибудь авторитетного имени в советской еврейской общественности, журналистике, культурной работе и даже науке». А Михаил Ромм, Сергей Юткевич, Григоргий Козинцев, Леонид Трауберг, Юлий Райзман, Фридрих Эрмлер и другие известные деятели кино – это не авторитетные имена? Между тем они все не только были на свободе, но и снимали фильмы во славу советской власти.

В таком же фаворе у режима были и другие вельможные евреи той поры: например, руководитель Государственного еврейского театра (ГОСЕТ) Соломон Михоэлс, который в 1939 году был удостоен звания народного артиста СССР, награждён орденом Ленина и избран депутатом Моссовета. Такой же орден получил тогда и поэт П. Маркиш. Спустя год в Государственном издательстве художественной литературы вышли книги Шолом‑Алейхема, Д. Бергельсона, С. Галкина, Л. Квитко и других известных еврейских поэтов и прозаиков. Поэтому совершенно прав А. Солженицын, когда пишет, что «официальная советская атмосфера 30‑х годов была абсолютно свободна от недоброжелательства к евреям. И до самой войны подавляющее большинство советского еврейства оставалось сочувственным к советской идеологии, согласным с советским строем…»

В то время как самым именитым режиссёрам‑евреям была отдана на откуп революционная тема, их коллегам славянского происхождения отдали такие жанры, как комедия и патриотическое кино. Например, Григорий Александров снял искромётную комедию «Волга‑Волга» (1938), которая стала одним из любимых фильмов Сталина (он знал наизусть все реплики её героев), Иван Пырьев – комедию «Трактористы» (1939), Константин Юдин – комедию «Девушка с характером» (1939).

Отдельная тема – историко‑патриотическое кино. Становление его выпало на середину 30‑х, когда руководство страны взяло курс на державную политику. И первой ласточкой подобного рода кинематографа стала лента Владимира Петрова «Пётр I» (1937–1939) по сценарию Алексея Толстого (параллельно сценарию Толстой писал и роман с тем же названием). Отметим, что до этого образ Петра I подавался советскими историками скорее в отрицательном плане, нежели положительном: дескать, тиран, западник, пьяница, кровопийца (душил простой народ поборами, на костях простых людей построил Петербург). С середины 30‑х годов эта точка зрения изменилась: теперь этот царь представал в образе прогрессивного деятеля, державостроителя, укрепителя Государства Российского. А известное западничество Петра I рассматривалось сквозь призму слов П. Вяземского: «Он мог и должен был пользоваться чужестранцами, но не угощал их Россиею».

Именно таким и рисовал Петра I А.Н. Толстой. А антиподом царя был его сын Алексей – рефлексирующий молодой отрок, живущий вопреки наставлениям отца, который неоднократно говорил ему: «Ты должен любить всё, что служит благу и чести отечества, не щадить трудов для общего блага; а если советы мои разнесёт ветер, я не признаю тебя своим сыном».

Точка зрения на Петра I, которую изложил в своём сценарии А.Н. Толстой, встретила бурный отпор у сторонников прежней точки зрения на деяния этого царя. Как писал сам писатель сразу после публичной читки сценария, устроенной 10 мая 1935 года: «Множество всевозможных штатных „теоретиков“ от кино обрушили на нас (имеется в виду и режиссёр В. Петров. – Ф.Р.) самые разноречивые требования. Вихляющийся, истеричный Пётр, которого нам навязывали, никак не совпадал с нашими замыслами. От нас требовали показать конечную неудачу, провал всей преобразовательной деятельности царя. Эти требования сводили, по существу, на нет наше стремление показать прогрессивное значение Петровской эпохи для дальнейшего развития русской истории».

Как много позже напишет критик М. Любомудров: «Толстой и его соавтор в работе над сценарием Петров стояли на своём. Центральную идею фильма они видели в изображении „мощи великого русского народа, показа непреоборимости его созидательного духа“, но при этом вовсе не собирались умалять роль самого Петра.

– Совершенно ясно, – категорически заявил Петров, – что мы должны решительно покончить с пренебрежительным отношением к этой исключительной личности своего времени и категорически отбросить вульгарно‑социологические воззрения некоторых наших историков… Мы должны создать образ не болезненного выродка императорской фамилии, не дебошира и пьяницы, каким часто изображали Петра I, а образ крупнейшего государственного деятеля и реформатора своей эпохи. Нельзя забывать также, что это человек чрезвычайно многогранный, наделён многими и внутренне и внешне неповторимыми чертами. Задача трудная, тяжёлая, но мы – я уверен – её решим…».

По своему постановочному размаху и сложности подготовительного периода «Пётр I» представлял исключительное явление для советского кинематографа. Мало кто знает, но вначале предполагались три серии, причём сниматься они должны были с участием зарубежных кинематографистов – французов, с привлечением ряда европейских киноартистов. Однако и в Кинокомитете, и на «Ленфильме» у фильма было множество противников, которые всячески торпедировали процесс его создания. В итоге лента была сокращена до двух серий (вылетела серия «Юность Петра», которую спустя 40 лет снимет С. Герасимов), потом от сотрудничества отказались зарубежные представители. Понимая, что одним им эту махину не поднять, создатели фильма обратились за помощью к Сталину. И тот помог. Встретился с Толстым и Петровым, выслушал их концепцию фильма и дал отмашку Кинокомитету всячески помогать продвижению картины.

На роль Петра I пробовались около полутора десятков разных актёров, однако победу в итоге одержал актёр Ленинградского театра драмы имени А. Пушкина Николай Симонов. Отметим, что в его театре в это же время ставился спектакль о Петре I (но не по А. Толстому), где главную роль играл актёр Милютин, а Симонов остался за бортом. В этой постановке образ царя рисовался скорее в чёрных красках, с позиций осуждения его характера и деяний. Поэтому Симонов, когда был утверждён на роль в фильме, своей игрой как бы бросал вызов театральной интерпретации этого образа. Чуть позже он так опишет свою работу над этой ролью: «Очень интересной и увлекательной была работа над ролью Петра I. Этот образ сложен, многогранен. Мне хотелось показать историческую прозорливость Петра, его патриотизм, преданность исконным интересам России. Хотелось, чтобы в годы осложнившейся международной обстановки перед Отечественной войной, когда снимался фильм, каждый советский человек почувствовал величие и силу своей Родины».

Цели своей постановщики фильма достигли. Когда в сентябре 1937 года первая серия картины вышла на всесоюзный экран (в Ленинграде её показывали сразу в девяти кинотеатрах, в Москве – более чем в полутора десятках), ажиотаж царил неимоверный – очереди выстраивались километровые. Достаточно сказать, что только в Москве за первые 11 дней показа фильм посмотрели 1 миллион 600 тысяч человек. Одновременно фильм показали и на Международной выставке в Париже, где он получил Гран‑при. Ещё спустя некоторое время – в марте 1938 года – главные создатели фильма были награждены орденами Ленина. Среди награждённых были: А. Толстой, В. Петров, Н. Симонов, М. Жаров, Н. Черкасов, А. Тарасова.

Вторая серия фильма вышла на экраны страны в начале марта 1939 года, демонстрировалась с таким же размахом и была встречена с не меньшим ажиотажем, чем первая.

Именно с «Петра I» в советском кинематографе взяла старт череда историко‑патриотических картин, где речь шла о выдающихся представителях русской истории – государственных деятелях, полководцах, учёных и т.п. Главное, что объединяло все эти ленты, – патриотическое воодушевление, гордость за героических предков, глубокое уважение к их заслугам. Среди подобных фильмов значились следующие: «Минин и Пожарский» (1939) и «Суворов» (1940) В. Пудовкина и М. Доллера, «Богдан Хмельницкий» (1941) Игоря Савченко.

Однако самый грандиозный патриотический кинопроект в этом списке выпало создать еврею, а именно – Сергею Эйзенштейну, который снял «Александра Невского» (1938). Отмечу, что в последние годы Эйзенштейн ничего заметного в кино не создал, и многие уже поспешили списать его в тираж. После «Броненосца „Потёмкин“» (1925) и «Октября» (1927) его следующие фильмы («Стачка», 1928; «Старое и новое», 1929) большинство зрителей и критиков разочаровали, а съёмки «Бежина луга» (1937) были и вовсе прекращены в самом начале (по мнению властей, в этом фильме, должном рассказать о трагедии пионера Павлика Морозова, режиссёр исказил факты). В итоге, когда в 1935 году Сталин наградил большую группу советских кинодеятелей высокими орденами и званиями, Эйзенштейну досталось всего лишь отличие четвёртой степени – звание заслуженного артиста. Поэтому, когда осенью 1937 года именно Эйзенштейну власти доверили снимать фильм про героя русского народа Александра Невского, многие кинематографисты восприняли это с недоумением – им тогда казалось, что Эйзенштейн «запорет» и этот проект. Однако тот с честью вышел из этой ситуации, создав шедевр, равный другому своему шедевру – «Броненосцу „Потёмкин“».

Между тем фильм хотя и создавался евреем, однако окружали его сплошь одни славяне. Так, сорежиссёром Эйзенштейна выступал Дмитрий Васильев, сценаристом был Пётр Павленко, композитором – Сергей Прокофьев, а главные роли исполняли Николай Черкасов, Николай Охлопков, Андрей Абрикосов, Дмитрий Орлов, Василий Новиков, Владимир Ершов, Сергей Блинников. Только оператором фильма был латыш Эдуард Тиссэ, который снимал с Эйзенштейном уже четвёртый фильм (до этого были: «Броненосец „Потёмкин“», «Стачка» и «Октябрь»).

Мало кто знает, что в окончательной версии фильма русский князь погибал, отравленный во дворе татаро‑монгольского хана. Причём этот яд ему втёрли свои же, русские. Однако после просмотра фильма с подобным финалом Сталин лично распорядился выкинуть этот эпизод, так как он разрушал тот идеологический посыл, который вкладывался в картину: великий патриот своей страны Александр Невский должен был победить врага и остаться живым, несмотря ни на какие козни недругов. Имелись в фильме и другие исторические ошибки, а то и вовсе сознательные искажения истории (вроде единения народа и княжеской дружины в борьбе с псами‑рыцарями), которые уже тогда вызвали определённые нарекания у историков (отметим, эти нарекания сохранились и поныне). Однако заказчики фильма и его авторы сознательно шли на эти искажения, поскольку творили не чисто исторический фильм, а фильм мифологический, агитационный.

Жизнь показала, что подобный подход полностью себя оправдал. Такого взлёта патриотизма, какой советские люди испытали после просмотра «Александра Невского» (премьера его состоялась 1 декабря 1938 года), в стране давно не было. В прессе было опубликовано около ста (!) положительных статей о фильме. В одной из них, принадлежащей перу известного драматурга В. Вишневского, отмечалось следующее: «Смотришь на экран и с гордостью говоришь себе: „Вот она, Русь! Вот как эта Русь много веков назад била полчища немецких псов‑рыцарей!“ Эмоции зрителя усиливаются ещё тем, что этот фильм, построенный на фактах древней истории, смело перекликается с современностью… Собирание русского народа во имя защиты родной земли показано в фильме необычайно просто. Но эта простота не от бедности, а от умения создателей фильма найти синтетическое выражение глубокой идеи произведения…»

Об этом же и слова другого человека – историка В. Кожинова: «Только с середины 1930‑х годов слово „отечество“ начинает обретать в официальной идеологии свой истинный смысл. Вместе с тем широкое утверждение патриотического сознания свершилось тогда чрезвычайно, исключительно быстро, и это означало, что оно жило в душах миллионов людей и только не имело возможности открыто выразиться. Считаю уместным сказать, что я сам – хотя в то время по возрасту находился между детством и отрочеством – хорошо помню, как легко, прямо‑таки мгновенно совершался переход к патриотическому русскому сознанию, – и вот уже в 1938 году завораживающе звучал над страной призыв из кинофильма „Александр Невский“ с мелодией возвратившегося из эмиграции Сергея Прокофьева:

Вставайте, люди русские…

Ещё совсем недавно о благоверном князе Александре Невском или молчали, или изрекали нечто поносящее его.

Сегодня можно услышать или прочитать, что русский патриотизм в те годы „насадил“ Сталин. В действительности он только „санкционировал“ то, что жило и нарастало в душах миллионов русских людей…».

В годы горбачёвской перестройки случится обратное – патриотизм будет не в чести и многие герои русской и советской истории потеряют свой героический ореол. Тот же Александр Невский будет изображаться как предатель, раболепствующий перед Золотой Ордой. Но вернёмся на полстолетия назад.

Во второй половине 30‑х годов на всесоюзном экране стало заметным преобладание и национального кинематографа, который следовал в русле тех же тенденций, что задавала Москва: то есть создавал фильмы, возрождавшие национальный и советский патриотизм. Поэтому большое значение и там придавали выпуску фильмов на историко‑революционную тему. Например, в Украине режиссёр Александр Довженко создал ленту «Щорс» (1939), повествующую о герое Гражданской войны Николае Щорсе, героически воевавшем против немцев, петлюровцев и поляков. По степени воздействия этого фильма на зрителей он был похож на «Чапаева» братьев Васильевых.

В Белоруссии свет увидели сразу несколько революционных картин: «Одиннадцатое июля» (1938; реж. Ю. Тарич), «Балтийцы» (1938; реж. А. Файнциммер), «Огненные годы» (1939; реж. В. Корш‑Саблин).

Армянские кинематографисты сняли фильм «Зангезур» (1938; реж. А. Бек‑Назаров), где речь шла о том, как армянские большевики выбили дашнаков из горной крепости Зангезур.

В Азербайджане вышли фильмы «Бакинцы» (1938; реж. В. Турин) о революционном движении на бакинских нефтепромыслах в 1905 году и «Кендилляр» (1940; реж. С. Марданов) о борьбе рабочих и крестьян с мусаватистами.

В Грузии были сняты фильмы «Арсен» (1937; реж. М. Чиаурели) и «Дарико» (1937; реж. С. Долидзе), где речь шла о революционной борьбе грузинского пролетариата в условиях деревни.

Эта же тема исследовалась в узбекских фильмах «Клятва» (1937; реж. А. Усольцев) и «Азамат» (1940; реж. А. Кордюм).

В Туркмении в те годы вышло два фильма на военно‑патриотическую тему: «Умбар» (1937; реж. А. Маковский) и «Советские патриоты» (1939; реж. Г. Ломидзе).

У казахов в 30‑е годы ещё не было своей киностудии по выпуску игровых кинофильмов (там снимали только документальное кино), поэтому руку помощи им протянул «Ленфильм»: именно там в 1939 году режиссёром М. Левиным был снят художественный фильм «Амангельды», где речь шла о национальном герое казахского народа Амангельды Иманове, одном из руководителей Среднеазиатского восстания 1916 года и борьбы за советскую власть в Казахстане.

Все эти фильмы были очень популярны у населения и способствовали тому, что люди, видевшие их, проникались пафосом социалистического строительства и веры в то, что их родина – самая лучшая и справедливая в мире. Но это одно мнение. Другое исповедуют авторы «Еврейской энциклопедии» (им вторит и писатель А. Солженицын), которые до сих пор считают, что советский кинематограф в те годы играл далеко не благовидную роль. Что одураченными были все: и миллионы советских зрителей, кому «душу прокатывали ложью и грубой дидактикой», и режиссёры‑постановщики, «создававшие фальсифицированные кинобиографии, ложноисторические и мнимоактуальные пропагандистские фильмы» с их «дутой монументальностью и внутренней пустотой».

Однако сама история наглядно доказала, кто оказался прав в этом споре. Когда грянула война, самая страшная в истории человечества, миллионы тех самых «одураченных кинозрителей» взяли в руки оружие и дали отпор хорошо организованному, лучше вооружённому и обученному врагу. И чаще всего в бой их вели образы именно тех героев, которых в течение последнего пятилетия перед войной пропагандировал советский кинематограф. А именно: образы Петра I, Александра Невского, Чапаева, Щорса, Пархоменко, Амангельды Иманова и многих других героев, кто нёс в себе патетику героизма и жертвенности во имя своей родины. В этом советский кинематограф оказался куда более эффективным оружием пропаганды, чем весь европейский, вместе взятый.

Например, во Франции после провала фашистского путча в феврале 1934 года и победы два года спустя на выборах Народного фронта, объединившего левые силы страны, некоторые кинематографисты взялись за постановку пропагандистских картин. Так, Жан Ренуар снял антивоенный фильм «Великая иллюзия» (1937) и ленту «Марсельеза» (1938), в которой призывал французов к всенародному единению для борьбы с реакцией. В Чехословакии угроза фашизма также повлияла на появление фильмов, мобилизующих общественное сознание: режиссёр Фрич поставил сатирическую комедию «Мир принадлежит нам» (1937), а его коллега Хас экранизировал антифашистскую пьесу К. Чапека «Белая болезнь» (1937). Однако усилия прогрессивных кинематографистов обеих стран оказались напрасными: обе страны сдались фашистам практически без боя (Франция, к примеру, на 44‑е сутки), а Чехословакия, армия которой была не слабее германской, и вовсе стала союзницей Третьего рейха, отдав под его нужды чуть ли не всю свою промышленность.

Собственно, то же самое происходит и с нынешней Россией. Сегодня даже трудно себе представить, какие российские фильмы смогут вдохновить нашу молодёжь на подвиги, если вдруг, не дай бог, на Россию кто‑то нападёт. За минувшие после развала СССР двадцать с лишним лет либералы создали такой кинематограф, который наплодил миллионы хлюпиков и нытиков, явно неспособных на героическое сопротивление внешнему врагу. Исключения, конечно, есть, но это именно исключения, а не магистральная линия в отечественном кинематографе, как это было в том же СССР на протяжении долгих лет.

Но вернёмся в начало 40‑х годов.

Читателю наверняка будет интересно узнать, какое кино было особенно популярно у советских людей накануне войны. В целях удовлетворения этого интереса приведу данные по кассовым сборам за последний предвоенный год – 1940‑й.

Лидером проката стала именно военно‑патриотическая лента «Истребители» Эдуарда Пенцлина, которая собрала 27 миллионов 100 тысяч зрителей. Среди других кассовых хитов кинопроката‑40 значились следующие ленты: комедия «Аринка» Юрия Музыканта и Надежды Кошеверовой (22 миллиона 900 тысяч), фильм‑сказка «Василиса Прекрасная» Александра Роу (19 миллионов 200 тысяч), мелодрама «Моя любовь» Владимира Корш‑Саблина (19 миллионов 200 тысяч), фильм о шахтёрах «Большая жизнь» Леонида Лукова (18 миллионов 600 тысяч), комедия «Музыкальная история» Александра Ивановского и Герберта Раппапорта (17 миллионов 900 тысяч), комедия «Подкидыш» Татьяны Лукашевич (16 миллионов 900 тысяч), военно‑патриотическая лента «Моряки» Владимира Брауна (14 миллионов 800 тысяч), патриотическая киноповесть «Член правительства» Александра Зархи и Иосифа Хейфица (14 миллионов 400 тысяч).

В 1941 году в СССР были учреждены Сталинские премии 1‑й и 2‑й степеней. В кинематографе в тот год было вручено 92 Сталинские премии, из них больше 30 достались евреям: Сергею Эйзенштейну (1‑й степени за «Александра Невского»), Михаилу Ромму (1‑й степени за «Ленина в 1918 году» и «Ленина в Октябре»), Фридриху Эрмлеру (1‑й степени за «Великого гражданина»), Леониду Траубергу и Григорию Козинцеву (1‑й степени за трилогию о Максиме), Михаилу Доллеру (1‑й степени за «Минина и Пожарского» и «Суворова»), Николаю Эрдману (1‑й степени за сценарий к «Волге‑Волге»), Исааку Дунаевскому (1‑й степени за музыку к «Волге‑Волге»), Алексею Каплеру (1‑й степени за сценарии к «Ленину в 1918 году» и «Ленину в Октябре»), Александру Зархи и Иосифу Хейфицу (2‑й степени за «Депутата Балтики»), Леониду Лукову (2‑й степени за «Большую жизнь»), Марку Донскому (2‑й степени за «В людях» и «Детство Горького»), Юлию Райзману (2‑й степени за «Последнюю ночь»), Сергею Герасимову (2‑й степени за «Учителя»), Ефиму Дзигану (2‑й степени за «Если завтра война» и «Мы из Кронштадта»), Герберту Раппапорту (2‑й степени за «Музыкальную историю») и др.

Из представителей славянского клана этой чести удостоились: из режиссёров – Сергей и Георгий Васильевы (1‑й степени за «Чапаева»), Григорий Александров (1‑й степени за «Волгу‑Волгу» и «Цирк»), Александр Довженко (1‑й степени за «Щорса»), Владимир Петров (1‑й степени за «Петра I»), Всеволод Пудовкин (1‑й степени за «Минина и Пожарского» и «Суворова»); из актёров – Любовь Орлова (1‑й степени за «Цирк», «Волга‑Волга»), Николай Черкасов (1‑й степени за «Александра Невского»), Борис Чирков (1‑й степени за трилогию о Максиме), Николай Охлопков (1‑й степени за «Ленина в 1918 году» и «Ленина в Октябре»), Николай Симонов (1‑й степени за «Петра I»), Михаил Жаров (1‑й степени за «Петра I»), Николай Крючков (1‑й степени за «Трактористов»), Марина Ладынина (1‑й степени за «Трактористов»), Евгений Самойлов (1‑й степени за «Щорса»), Тамара Макарова (2‑й степени за «Учителя») и др.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ «РУСЬФИЛЬМ»

Великая Отечественная война оказалась той лакмусовой бумажкой, которая наглядно продемонстрировала всему миру правильность всей предыдущей политики Сталина. Причём во всех сферах жизни общества: в экономике, политике, культуре. Не начни вождь народов в начале 30‑х годов строительство индустриально‑централизованного государства, и Советский Союз прекратил бы своё существование в 1941 году. И что бы ни говорили критики Сталина, как бы ни ругали его за просчёты и ошибки первых месяцев войны, в общем и целом действия будущего генералиссимуса оказались правильными.

Благодаря Системе, созданной им в предвоенные годы, в короткие сроки удалось мобилизовать население огромной страны для отпора врагу, а почти всю промышленность перебросить за Урал, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение армии и тыла всем необходимым. Был эвакуирован из центра (осенью 41‑го) и кинематограф – его путь лежал на юг. В столице Казахской ССР была организована Центральная объединённая киностудия художественных фильмов, вобравшая в свой коллектив многих ведущих мастеров киноискусства Москвы («Мосфильм») и Ленинграда («Ленфильм»). Часть киноработников московских студий переехала в Узбекистан (Ташкент), Грузию (Тбилиси) и Азербайджан (Баку). В столице Таджикской ССР городе Сталинабаде на базе местной киностудии стал работать коллектив «Союздетфильма» (будущая Киностудия имени Горького). В столицу Туркменской ССР город Ашхабад были направлены работники Киевской киностудии.

Вспоминает актриса Лидия Смирнова: «Пришло время, когда работать в Москве стало невозможно даже днём, тем более ночью (из‑за сплошных авианалётов. – Ф.Р.). Правительство приняло решение эвакуировать кинематографистов. Первой уехала „Машенька“ (фильм снимал Юлий Райзман. – Ф.Р.), следом отправился „Парень из нашего города“ (фильм снимали Александр Столпер и Борис Иванов. – Ф.Р.). Потом эвакуировался весь „Мосфильм“ и ещё немного погодя – „Ленфильм“, выскочивший из города буквально в последнюю секунду перед блокадой. Большинство кинематографистов приехало в Алма‑Ату, а Ромм, Луков – в Ташкент, „Мосфильм“ и „Ленфильм“ образовали ЦОКС, Центральную объединённую киностудию.

Меня утвердили на роль Вари в фильме „Парень из нашего города“ как раз перед отъездом. Осенью 1941 года мы с Николаем Афанасьевичем Крючковым, Столпером, Ивановым, операторами Ураловым и Рубашкиным ехали в одном вагоне. По дороге состав бомбили, мы надолго останавливались…

Мы ехали долго‑долго. Продуктов пока хватало. У нас у всех скверно работал желудок. Мы занимались усиленной гимнастикой – ничего не помогало. У меня был чуть ли не заворот кишок и поднялась температура…

Было много и забавных эпизодов. Все покупали или меняли соль на вещи. Соль была в дефиците. Наш гримёр, например, купил два мешка. Вдруг прошёл слух, что идёт какая‑то комиссия разоблачать „спекулянтов“. Тогда директор картины приказал: „Всем ссыпать соль в туалет!“. Выстроилась длинная очередь. Потом я специально посмотрела в окно хвостового вагона – весь путь был усеян солью. Только Иванов, известный гримёр „Ленфильма“, не захотел расстаться со своим богатством. Никакой комиссии не было, и он один выиграл…

В Алма‑Ате нас встретила удивительная осень. Ах, какой это был город на фоне белых, заснеженных вершин, как прекрасны были золотые кроны деревьев, арыки, бегущие с гор, аллеи знаменитых яблонь „апорт“! А казахи? Я всю жизнь испытываю благодарность к этому народу, такому гостеприимному. Они потеснились, подвинулись, поделились всем, чем могли.