Движение и множества

Ж. Дельоз.

[...] И вот третий тезис Бергсона, по-прежнему из «Твор­ческой эволюции». Если бы мы попытались выразить его в Грубой форме, мы сказали бы: не только мгновение пред­ставляет собой неподвижный срез движения, но еще и дви­жение - подвижный срез длительности, т. е. Целого или ка-кого-либо целого. А это подразумевает, что в движении вы- ражается нечто более глубокое, относящееся к изменению в длительности или в целом. То, что длительность является изменением, вытекает из самого ее определения: она изме­няется, и изменяется непрестанно. К примеру, материя дви­жется, но не изменяется. А вот движение выражает измене­ние в длительности или в целом. Проблема здесь возникает, с одной стороны, из-за этой выразительности движения, с

* Или: экстериорности. — Прим. ред.

** О важности «пустого времени» для анализа события, см. В. Groethuysen, «De quelques aspects du temps» (Recherches philosophiques), 5, 1935 -1936); «Каждое событие, так сказать, суще­ствует во времени, где ничего не происходит»; и есть постоянство пустого времени, охватывающего [проницающего. - Прим. ред.] все, что происходит. Книга Жо Боске [надо: Жоэ Буске. - Прим. ред.] Les Capitales интересна тем, что в ней поднимается проблема языка в связи с единоголосием Бытия, начиная с Дунса Скота.

*** Лат. — кое-как, до некоторой степени. — Прим. ред.

другой же - из-за отождествления целого с длительностью.

Движение - это перемещение тела в пространстве Но ведь всякий раз, когда имеется перемещение частей в прост- ранстве, наличествует и качественное изменение в целом, куда входят эти части. Бергсон приводит массу тому приме­ров в «Материи и памяти». Так, животные движутся, но не просто так, а для того, чтобы добывать пищу, совершать ми­грации и т. д. Похоже, движение предполагает нечто вроде разности потенциалов и ставит себе целью ее ликвидиро­вать. Так, если я возьму абстрактные места или части А и В то движения, связывающего их между собой, я не уразумею. Но вот я проголодался и нахожусь в А, а в В находится пи­ща. Если я доберусь до А и поем, изменится не только мое состояние, но и состояние целого, включающего в себя В, А и все, что между ними наличествовало. Когда Ахиллес обго­няет черепаху, изменяется состояние целого, включающего черепаху, Ахиллеса и расстояние между ними. Движение всегда предполагает изменение, миграцию, поочередность варьирования. Аналогичное утверждение можно сделать и о телах: так, падение некоего тела предполагает другое тело, притягивающее первое, и в этом падений выражается изме­нение в целом, охватывающем оба тела. Если же мы перей­дем к атомам, то их движения, свидетельствующие о взаи­модействии различных частиц материи, с необходимостью выражают модификации, пертурбации и энергетический обмен в Целом. За пределами перемещения тел Бергсон об­наруживает вибрацию и излучение. И мы ошиблись бы, ес­ли бы полагали, что движутся произвольно взятые элемен­ты, внешние по отношению к качествам. Ведь сами качест­ва - это попросту вибрации, и они изменяются одновремен­но с движением так называемых элементов*.

* Обо всех этих проблемах см. Matiere et memoire, ch. IV, p. 332-340 (220-230). [Рус. пер.: «Материя и память». - М., 1992. С. 278-300. - Прим. пер.}

В «Творческой эволюции» Бергсон приводит один пример, столь знаменитый, что мы уже не замечаем в нем ничего неожиданного. Он говорит, что когда я кладу сахар в стакан с водой, «мне придется ждать, пока сахар растает»*. И все же утверждение это любопытно, поскольку Бергсон, на первый взгляд, забыл о том, что помешивание воды ложкой может ускорить процесс растворения. Но что он имеет в виду в пер­вую очередь? А дело в том, что движение ложки в воде, под­нимающее частицы сахара и превращающее их в суспензию, само выражает изменение в целом, т. е. в содержимом стака­на, качественный переход от воды, где есть сахар, к воде «за­сахаренной». Если же я помешиваю сахар ложкой, я ускоряю это движение, но я изменяю также и целое, которое теперь включает и ложку, а непрерывное ускоренное движение про­должает выражать изменение целого. «Чисто поверхностные перемещения масс и молекул, изучаемые физикой и хими­ей», стали бы «по отношению к жизненно важному движе­нию, совершающемуся в глубине и представляющему собой, уже преобразование, а не перемещение, тем же, чем является остановка движущегося тела по отношению к его движению в пространстве»**. И поэтому Бергсон в своем третьем тезисе приводит следующую аналогию: неподвижные срезы/движе­ние = движение как подвижный срез/качественное измене­ние. Между двумя отношениями различие в том, что левое вы­ражает иллюзию, тогда как правое - реальность.

Прежде всего Бергсон своим примером со стаканом воды хочет сказать то, что каким бы ни было мое ожидание, оно выражает длительность как ментальную и духовную реаль­ность. Но с чего это вдруг духовная реальность дает показа­ния не только от моего лица, от лица человека ожидающего,

* ЕС, р. 502 (9-Ю). [Рус. пер., с. 46; «Творческая эволюция» ци­тируется по изданию М., 2001. — Прим. пер.] ** ЕС, р. 521 (32). [Рус. пер., С. 65. - Прим. пер.]

но и еще от изменяющегося целого. И Бергсон утверждает следующее: целое не дано и не задаваемо (и заблуждением как современной, так и древней науки было задавать целое -хотя и двумя различными способами). Правда, многие философы и до Бергсона говорили, что целое не дано и не задаваемо, но только из этого они делали вывод, что целое есть понятие, лишенное смысла. И совсем иное заключение делает Бергсон: если целое не задаваемо, то причина здесь в том, что оно является Открытым, и что ему свойственно не­престанно изменяться или же способствовать возникнове­нию чего-то нового, словом, длиться. «Длительность все­ленной должна поэтому составлять единое целое со свобо­дой творчества, которая может иметь в ней место».* И выхо­дит, что всякий раз, как мы оказываемся лицом к лицу с длительностью или же в некоей длительности, мы можем сделать вывод о существовании какого-то изменяющегося и где-то незамкнутого целого. Известно, что Бергсон вначале открыл длительность как нечто идентичное сознанию. Од­нако же более продвинутое изучение сознания привело его к доказательству того, что длительность существует не иначе, как открываясь в сторону некоего целого либо совпадая с открытостью этого целого. Также обстоят дела с живыми ор­ганизмами: когда Бергсон сравнивает живое с неким или же вселенским целым, он, по-видимому, пользуется старым как мир сравнением**. И все-таки он радикально переворачива­ет смысл термов этого сравнения. Ибо если живое представ­ляет собой некое целое, а, стало быть, уподобляемо целому вселенскому, то означает это не то, что живое является та­ким же закрытым микрокосмом, каким представляют целое, а, напротив, то, что живое открыто миру, а мир, вселенная, сам по себе является открытым. «Повсюду, где что-нибудь

* ЕС, р. 521 (32). [Рус. пер., с. 323. - Прим. пер.} ** ЕС, р. 507 (15). Рус. пер., с. 51.

живет, всегда найдется раскрытый реестр, в котором время ведет свою запись»*. Если бы потребовалось определить це­лое, мы определяли бы его через Отношение. И объясняет­ся это тем, что отношение не является свойством объектов и всегда экстериорно собственным термам. К тому же, оно не-

отделимо от Открытого и связано с духовным или менталь­ным существованием. Отношения принадлежат не объек­там, а целому, если только не совпадают с закрытым множе­ством объектов**. Благодаря движению в пространстве объ­екты из того или иного множества изменяют соответствую­щие позиции. Но посредством отношений преобразуется или изменяет свои качества целое. И о той же длительности или о времени мы можем сказать, что они являются целым для отношений.

Мы не должны путать целое или «целые» с множествами. Ведь множества закрыты, а все закрытое замкнуто искусст­венным путем. Множества всегда представляют собой сово­купности частей. Но всякое целое не закрыто, а открыто; вдо­бавок в нем нет частей, если только не в весьма специальном смысле, — ибо оно не может делиться, не меняя своей приро­ды на каждом этапе деления. «Реальное целое вполне может быть неделимой непрерывностью»***. Целое не является за­крытым множеством; напротив, оно способствует тому, что множество никогда не бывает абсолютно закрытым, никогда

* ЕС, р. 508 (16). Рус. пер., с 52. Единственное, хотя и значительное, сходство между Бергсоном и Хайдеггером именно в этом и состоит: оба объясняют специфичность времени концепцией открытости.

** Мы добавляем сюда проблему отношений, хотя она и не была поставлена Бергсоном эксплицитно. Известно, что отношение между двумя вещами не может быть сведено к какому-либо атрибуту одной или другой из них, и тем более - к одному из атрибутов множества. Зато возможность связывать отношения с неким целым остается, если это целое мы мыслим как "континуум", а не как заданное множество. *** ЕС, р. 520 (31). Рус. пер., с. 64.

не находит надежного приюта, и благодаря этому свойству остается где-то открытым и как бы привязанным тоненькой нитью к остальной вселенной. И вот, стакан воды - это на­стоящее закрытое множество, которое замыкает в себе собст­венные части: воду, сахар, возможно, даже ложку; но целого здесь нет. Целое творится и непрестанно созидается в другом, лишенном частей, измерении; целое есть то, что передвигает множество из одного качественного состояния в другое, как чистое бесперебойное становление, которое через эти состо­яния проходит. Именно в этом смысле оно бывает духовным или ментальным. «Стакан воды, сахар и процесс растворения сахара в воде являются только абстракциями, а Целое, из которого они были выделены моими чувствами и моим ра­зумом, развивается, быть может, тем же способом, что и со­знание»*. Тем не менее, это искусственное членение любого множества, или закрытой системы, не является чистой ил­люзией. Оно имеет веские основания, и если связь всех ве­щей с целым (эту парадоксальную связь, которая сочетает вещи с Открытым) разорвать невозможно, то ее можно, по крайней мере, «удлинить», до бесконечности «растянуть», постепенно сделать все тоньше. Дело тут в том, что органи­зация материи способствует возникновению закрытых сис­тем, или множеств, обусловленных собственными частями; а развертывание пространства даже делает такой процесс необходимым. Но вот, эти множества находятся в простран­стве, а целое или целые - в длительности, являются самой длительностью, коль скоро та непрестанно изменяется. И получается, что две формулы, соответствовавшие первому тезису Бергсона, теперь обретают гораздо более строгий ста­тус: «неподвижные срезы + абстрактное время» отсылает к закрытым множествам, чьи части фактически являются не­подвижными срезами и последовательными состояниями,

* ЕС, р. 502-503 (10-11). Рус. пер., с. 47.

высчитываемыми по абстрактному времени; а вот «реальное движение > конкретная длительность» отсылает к открыто­сти некоего длящегося целого, движения которого соотно­сятся с соответствующим количеством подвижных срезов, проницающих закрытые системы.

Итак, в результате анализа этого третьего тезиса мы фактически вышли на три уровня: 1) множества или закрытые системы, которые можно определить по раз­личимым объектам или же отчетливым частям;

2) перемещающее движение, устанавливающееся между
этими объектами и модифицирующее их положение;

3) длительность или целое, духовная реальность, непрестан­-
но изменяющаяся сообразно присущим ей отношениям.

Выходит, что у движения как бы две грани. С одной сторо­ны, движение есть то, что происходит между объектами или частями, с другой же - то, что выражает длительность или це­лое. Движение способствует тому, что длительность, изменяя свою природу, делится в объектах, а объекты, обретая глуби­ну и теряя очертания, — воссоединяются в длительности. Стало быть, можно сказать, что движение соотносит объекты некоей закрытой системы с открытой длительностью, а саму длительность - с объектами системы, которую она вынужда­ет открыться. Движение соотносит объекты, между которыми оно устанавливается, с изменяющимся целым, каковое оно выражает, и наоборот. Благодаря движению целое делится между объектами, а объекты объединяются в целое: и изме­няется именно «целое», а не объекты. Объекты или части не­коего множества мы можем считать неподвижными срезами, но между срезами происходит движение; оно соотносит объ­екты или части с длительностью изменяющегося целого, а стало быть, выражает изменение целого по отношению к объ­ектам; оно само — как бы подвижный срез длительности. И те­перь в наших силах понять глубочайший тезис из первой гла­вы «Материи и памяти»: 1) моментальных образов, т. е. мгно­венных срезов движения, не бывает вообще; 2) существуют

«образы-движения», которые представляют собой подвиж­ные срезы длительности; 3) существуют, наконец, «образы-время», т. е. образы-длительность, образы-изменения, обра­зы-отношения, образы-объемы - и все это за пределами са­мого движения...

«Образ-движение», пер. Б. Скуратова.

L'Image-mouvement,

Editions de Minuit, 1983, p. 18-22.