Тайм‑аут

Последняя неделя до открытия. Все работы, кроме детских, оформлены и сгруппированы, картины принесены из архива. Стол и стулья – на месте. Тексты на рейки разрезаны на полосы и разложены по местам. Витринные ящички готовы для заполнения фотографиями, тексты в большие витрины отпечатаны. Витрины для кукол сделаны, три экрана для писем Кина установлены, чертеж для объекта в центре двора утвержден начальством, Франте осталось напечатать огромные фотографии на водонепроницаемой бумаге. Зеркало, на котором будет написано «Ты подумай о том, кто, в зеркало глядя, безотрывно рисует себя самого», вырезано по формату.

Пора «капитально оттянуться», как говорит Маня. Она едет в Прагу на чемпионат по снукеру, а я – в Брно, где мы встречаемся с моим давним приятелем и его друзьями и все вместе идем в поход – двадцать пять километров по горам и долинам. Лет десять тому назад с ним же и его студентами, которые, наверное, за это время стали докторами наук, мы из Брно ехали до Микулова и оттуда шли двадцать пять километров по направлению к австрийской границе. Первые десять километров – сплошные скалы. Рядом со мной оказался студент из Голландии. Он изучал цыганский вопрос в Чехии и вообще был озабочен ростом националистических тенденций в Европе. Сам он был метисом, усыновленным ребенком в добропорядочной голландской семье. Как и я, он не умел лазать по горам. Истекая потом, с высунутыми языками, мы брали очередной рубеж.

Под вечер мы выбрались на асфальтированную дорогу. Я летела по ней, едва касаясь ступнями тверди. Никогда прежде не испытывала я такого состояния легкости.

«Капитальный оттяг» начался с поездки в битком набитом автобусе. Он привез нас из Брно на центральную площадь какого‑то города с булыжной мостовой, барочным костелом и скульптурой местного святого. Здесь мы позавтракали и отправились на смотровую площадку, буквально утопающую в лиловой и белой сирени. Завороженная буйным цветением, я не заметила гор вдалеке, однако обратила внимание на то, что многие явились с лыжными палками. Мой приятель тоже. И обувь на всех была основательная.

– Это специальные палки для ходьбы, – объяснил он мне. – Те, кто без них, будут идти медленней, вот и все.

– Но я могу потеряться.

– Держись вон той женщины, – указал он на толстую тетку в красной кофте. – Если что, позвони мне по мобильнику.

Если такая глыба решилась идти в поход без снаряжения, мне беспокоиться не о чем, подумала я заносчиво.

Поначалу дорога была приятной – перелески в цветочках, узкие тропинки в уже высокой траве, родник, где все по очереди наливали воду в пластмассовые бутылочки, десятиминутные передышки на полянах, под развесистыми деревьями, женская болтовня, в которую я не вникала, пиво, которое я не пью, – и снова в путь.

Потом начались овраги. Дороги разветвились, люди с палками скрылись из виду, женщина в красной кофте тоже куда‑то пропала. Ни души. Один лес – густой, лиственный, темный, земля в старых листьях, буераки, поломанные ветки, стволы деревьев, лежащие поперек, через которые надо перелезать… Где‑то через час у меня кончилась вода, а просвета все не было. Тропинка забирала вверх, по обе ее стороны возвышались молодые папоротники, их яркая зелень радовала глаз, но дышать среди них становилось все тяжелей. Я вспомнила, как в парке секвой потеряла сознание от переизбытка кислорода, и прибавила шагу – выбраться бы поскорей из этого оазиса зелени на проторенную дорогу.

Тропинка стала пошире, под ногами была уже не трава, а мягкая влажная земля. Тропический участок остался позади, и начался разреженный сосновый лес, земля устлана иголками, почти никакой зелени. Где же дорога? Куда идти? Вперед и вверх. Если это поросшая лесом гора, значит, у нее должен быть пик, откуда пойдет спуск. Сосны молчали, их кроны не продувал ветерок, как бывало в Прибалтике.

На «сиреневой площадке» я краем уха слышала про какие‑то колышки с кружками… Скорее всего, речь шла о дорожных указателях. О том, где ставить машину тем, кто не ехал автобусом.

Никаких колышков с кружками я не видела. В любом случае, сначала надо выйти на какую‑нибудь дорогу, а уж потом искать колышки.

Сосны отступали, лиственный лес распростер свои объятия, на этот раз не столь удушливые. Когда он расступился, я увидела дорогу. Настоящую. По ней недавно проходили люди – свежий окурок, зеленая пачка от сигарет с ментолом… Я так обрадовалась этим признакам цивилизации, что и про колышки забыла.

Дорога круто забирала вверх. Но куда бы ни забирала, с нее я уже не сверну.

Неба становилось больше. Или, может, деревья становились ниже и уже не застили свет.

Добравшись до вершины, я перевела дух: отсюда открывались и впрямь необозримые дали. Внизу был крутой обрыв. Вдоль хребта вела хорошо утоптанная тропинка. Невыносимо хотелось пить, но как назло – ни ручейка, ни лужи. Я бы и из лужи выпила. Вдруг впереди мелькнуло что‑то красное.

– Ау!!!

Это была та самая тетка в красной кофте.

– Жизень… – проговорила я, что означало «жажда».

Она протянула мне бутылку, воды в ней было на донышке.

– Пей, пей!

Я выпила.

Оказалось, она потеряла меня из виду в самом начале пути. Собиралась звонить приятелю, узнать мой телефон. Шла она строго по колышкам. Километр за километром. Досюда вышло восемь. Скоро должен быть еще один.

– То есть мы идем правильно?!

– Да, вот он, смотри!

На моем пути это был первый колышек с красным кружком.

– Как же ты шла?

– Не знаю.

Мы шли по тропинке вдоль хребта. Откуда она знает, что это правильная дорога?

– Если бы впереди был поворот, на кружке был бы указующий перст.

– Это говорили на той площадке?

– Ну да.

Выходит, пропустив мимо ушей походную инструкцию, я продиралась сквозь овраги и всевозможные леса в правильном направлении!

Вскоре перед нашим взором открылась поляна, на которой возлежали путешественники. Нам выдали по рюмке сливовицы, а воды – сколько хочешь, пожалуйста.

Раздался телефонный звонок. Грустная, почти плачущая Маня сказала, что она все проиграла и что если парень, у которого болит живот, покинет турнир, она останется в списке на второй раунд, на последнем месте.

Пока я тут покоряю природу, моя дочь продувает турнир? Такого быть не может!

– Мань, иди в туалет, посмотри на себя в зеркало и скажи себе: я сейчас всех обыграю.

– В туалете нет зеркала.

– А где есть?

– В холле.

– Пойди в холл.

Вскоре она перезвонила и сказала, что парень покинул турнир. Есть шанс. Не выиграть, конечно, но хотя бы не уйти с позором.

– Позвони, когда всех обыграешь, – сказала я ей и нажала на отбой.

Наш поход продолжался по сосновому лесу, но не такому густому и гористому, как предыдущий, идти было куда приятней. Лес кончился, и мы оказались в деревне. Плетни, увитые хмелем, старушки, в три погибели согнувшиеся над грядками, – родные картины. В каком‑то дворе мой приятель разжился бочонком домашнего пива, и, выйдя из деревни, все залегли у перелеска – выпить и закусить.

Я думала про Маню и про выставку.

Пошли поля – ярко‑зеленые, отороченные клевером, кашкой и меленькими анютиными глазками. В поле была тропинка. Мы или гуськом. Люди с дорожными палками под мышкой походили на кузнечиков. Солнце палило, приятель нахлобучил мне на голову свою шляпу. Миновав еще несколько нескончаемых полей со злаковыми, мы вышли на какую‑то улицу; с одной ее стороны стояли добротные виллы, с другой был пустырь с видом на поле. Внизу вилась речка, по ней плыли утка с селезнем. Торжественно, словно под венец, проплывали они под низкими корягами.

Оказывается, это и есть конечный пункт похода. Опять винный погреб, опять лучшее вино в Моравии. В прошлый раз наше путешествие тоже завершилось лучшим вином в Моравии. Памятуя это, я решила выпить чуть‑чуть. В порядке дегустации.

Мы прошли семнадцать километров. Отсюда до ближайшей станции около семи. Все как обещано.

В погребе был туалет с зеркалом. Я смотрела в него, думая о Мане. Позвонить? Если играет, не ответит.

Позвонила. Она не ответила.

Мы выпили вина, действительно очень вкусного, что‑то съели. За кем‑то приехала из Праги машина. Но для меня в ней места не было.

Садилось солнце. Мы вышли на асфальтированную дорогу. Пройдя несколько километров быстрым шагом, я ощутила некоторую летучесть, но того чувства, что тебя несет дорога, так и не возникло.

Поезд опаздывал. Я позвонила Мане. Она не ответила и на сей раз.

Стемнело. Приехала какая‑то таратайка, и мы каким‑то образом все туда поместились. Во всяком случае, когда мы отъезжали, платформа была пуста.

Я по сей день не знаю, где была и кто были все эти люди.

Поезд прибыл в Брно. В город, где жил Кин с десяти до шестнадцати лет. Мы с Ирой обошли все места, связанные с Кином, даже балкон нашли, с которого он снимал родителей, идущих по улице. Дом был неподалеку от главного вокзала.

До поезда на Прагу оставалось сорок минут. Мой приятель оставался в Брно, и он вызвался проводить меня на улицу Сейл. Хотя тут я бы точно не потерялась.

Мы подошли к дому с балконом, и раздался звонок. Это была Маня. Она выиграла турнир и получила кубок чемпиона.