Странная история Доктора Джекила и Мистера Хайда

Краткое содержание повести

Читается за 20 мин

Оригинал — 2 ч

Действие повести происходит в Лондоне, в конце XIX века.

Мистер Аттерсон, нотариус, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, и всё-таки очень симпатичным. Он был строг с собой, однако к слабостям ближних проявлял снисходительность, предпочитая помогать, а не порицать. А потому ему часто приходилось быть последним порядочным знакомым многих опустившихся людей и последним добрым влиянием в их жизни. Именно такого рода были и те узы дружбы, которые связывали мистера Аттерсона с его дальним родственником мистером Ричардом Энфилдом, известным лондонским бонвиваном. Оба они очень любили совместные воскресные прогулки, ради которых жертвовали другими делами.

В одно из воскресений случай привёл их в некую улочку одного из деловых кварталов Лондона. Её обитатели преуспевали, поэтому улочка выглядела чистенькой и нарядной. Эту опрятность нарушало только одно здание, имеющее угрюмый, нежилой вид. Мистер Энфилд рассказал Аттерсону странную историю, связанную с этим зданием.

Как-то раз Энфилд возвращался домой в три часа ночи через эту улочку. Вдруг он увидел какого-то невысокого мужчину, который быстро шёл по улочке. По поперечной улице опрометью бежала девочка лет девяти. На углу они столкнулись, мужчина наступил на упавшую девочку и даже не обернулся на её стоны. Энфилд бросился вперёд и схватил мужчину за ворот. Вокруг девочки уже собрались люди — родные девочки. Энфилд заметил, что внешность мужчины вызвала у всех чувство ненависти и омерзения. Чтобы наказать мужчину, его заставили заплатить сто фунтов родным девочки. Он отпер дверь этого самого дома и вынес чек, подписанный фамилией Хайд. С той ночи Энфилд занялся наблюдением за этим зданием и выяснил, что кроме Хайда там больше никто не живёт. Больше всего Энфилда поразила наружность Хайда. В нём не было явного уродства, но во внешности его была какая-то неуловимая необычность, которая вызывала омерзение и ненависть.

В этот вечер мистер Аттерсон вернулся домой в тягостном настроении. После обеда он отправился в кабинет и достал из сейфа документ, на котором значилось: «Завещание д-ра Джекила». Согласно воле доктора Джекила, всё его имущество переходило его другу Эдварду Хайду не только в случае смерти доктора Джекила, но и в случае его исчезновение или необъяснимого отсутствия больше трёх месяцев. Это завещание старого друга давно беспокоило Аттерсона. Теперь же он стал подозревать, что за ним скрывается какое-то преступление или шантаж. Знаменитый друг мистера Аттерсона, доктор Лэньол, давно не виделся с Джекилом и ничего не знал о Хайде.

С этих пор мистер Аттерсон начал вести наблюдение за дверью в торговой улочке. Ему было известно, что это здание принадлежит доктору Джекилу. Аттерсон хотел увидеть лицо Хайда. Наконец его терпение было вознаграждено. Даже на расстоянии нотариус почувствовал в нём что-то отталкивающее. Хайд был бледен и приземист, он производил впечатление урода, хотя никакого явного уродства в нём заметно не было. Улыбался он крайне неприятно, а голос у него был сиплый, тихий и прерывистый, но всё это не могло объяснить, почему мистер Аттерсон почувствовал дотоле ему неизвестное отвращение, гадливость и страх. «Мой бедный Генри Джекил, на лице твоего нового друга явственно видна печать Сатаны» — тихо пробормотал Аттерсон.

Сразу после встречи с Хайдом Аттерсон свернул за угол и постучался в дверь дома доктора Джекила. Встретиться с другом нотариусу так и не удалось. Встретивший его дворецкий Пул сказал, что хозяина нет дома. Аттерсон с тяжёлым сердцем побрёл домой, размышляя о странном завещании своего друга.

Две недели спустя доктор Джекил дал один из своих обедов, на котором присутствовал и мистер Аттерсон. После обеда, оставшись наедине с другом, мистер Аттерсон завёл разговор о завещании. Джекилу была неприятна эта тема. Он отказался обсуждать своё решение, попросил Аттерсона не вмешиваться и помочь Хайду, когда придёт время. Аттерсону пришлось согласиться.

Одиннадцать месяцев спустя, в октябре 18** года, Лондон был потрясён зверским преступлением, жертвой которого оказался человек, занимавший высокое положение. Единственным свидетелем убийства оказалась служанка, остававшаяся одна в доме неподалёку от реки. В тот вечер ей не спалось. Она выглянула в окно и увидела, как под её окном встретились два джентльмена: один — пожилой, очень красивый, с белоснежными волосами; другой — низенький и невзрачный, в котором служанка узнала мистера Хайда. Между ними начался спор. Внезапно мистер Хайд пришёл в дикую ярость, он свалил пожилого джентльмена с ног ударом трости и с обезьяньей злобой принялся топтать свою жертву и осыпать её ударами. От ужаса служанка лишилась чувств. В два часа ночи она пришла в себя и вызвала полицию. Трость, орудие убийства, была сломана пополам, и одну часть убийца унёс с собой. В кармане жертвы было обнаружено письмо, адресованное мистеру Аттерсону.

Утром Аттерсон поехал в полицейский участок и опознал в убитом сэра Дэнверса Кэрью. Узнав, что в убийстве подозревают Хайда, нотариус решил указать полиции его дом. В комнате, которую Хайд снимал в одной из лондонских трущоб, его не оказалось, но там нашли второй обломок трости. Теперь вина Хайда была неоспорима. Однако описать его приметы оказалось непросто: у него не было друзей, не удалось разыскать никаких его родных, а черты его лица были слишком неприметны, и все описывали его по-разному. Все сходились только в ощущении уродства, которое исходило от мистера Хайда.

Вечером Аттерсон снова отправился к доктору Джекилу. Пул немедленно проводил нотариуса к строению в глубине двора, именовавшемуся лабораторией или секционной. Доктор купил дом у наследников знаменитого хирурга, но, питая склонность к химии, изменил назначение здания в саду. Едва Аттерсон вошёл внутрь, как им овладело странное тягостное чувство, которое всё росло, пока он шёл через анатомический театр к кабинету Джекила. Бледный и измученный доктор уверил Аттерсона, что отрёкся от Хайда навсегда. Джекил отдал нотариусу письмо, в котором Хайд называл доктора своим благодетелем и сообщал, что нашёл надёжное убежище и никого больше не побеспокоит. Аттерсон испытал некоторое облегчение. Уходя, он спросил Пула, как выглядел посыльный, который принёс письмо. Пул решительно объявил, что в этот день никакого посыльного не было. Этот разговор пробудил у нотариуса прежние страхи.

Аттерсон решил посоветоваться со своим старшим клерком, мистером Гестом, от которого у него почти не было секретов. Он показал Гесту письмо Хайда. Гест был большим знатоком и любителем графологии. Он сравнил почерки Хайда и Джекила которые оказались совершенно одинаковыми, отличался только наклон букв. Аттерсон решил, что доктор Джекил совершил подделку ради спасения убийцы, и кровь застыла в его жилах.

Время шло. За поимку мистера Хайда была назначена награда в несколько тысяч фунтов, но полиция не могла обнаружить никаких его следов, словно он никогда и не существовал. Для доктора Джекила началась новая жизнь. Он возобновил отношения с друзьями, вёл деятельную жизнь, занимался благотворительностью. Так продолжалось два месяца с лишним.

Восьмого января Аттерсон и Леньон обедали у Джекила в тесном дружеском кругу. Двенадцатого января, а затем и четырнадцатого дверь доктора Джекила оказалась для нотариуса закрытой. Пул сообщил, что доктор не выходит и никого не принимает. На шестой день Аттерсон отправился к доктору Лэньону и был потрясён переменой в своём друге. Лэньон заметно исхудал и одряхлел, на лице его ясно читался смертный приговор, а в глазах виднелся неизбывный тайный ужас. Лэньон сказал Аттерсону, что перенёс большое потрясение и уже не оправится от него. Говорить о Джекиле Лэньон отказался, заявив, что этот человек умер для него.

Вернувшись домой, Аттерсон написал Джекилу, спрашивая, почему тот отказывает ему от дома, и осведомляясь о причине разрыва с Лэньолом. На следующий день пришёл ответ, в котором Джекил сообщал, что намерен вести замкнутый образ жизни. Он навлёк на себя страшную кару и опасность, и теперь должен один нести свою тяжкую ношу.

Неделю спустя доктор Лэньон слёг, а ещё через две недели скончался. Вечером после похорон Аттерсон заперся у себя в кабинете и достал письмо от Лэньона, адресованное ему. «Личное. Вручить только Г. Дж. Аттерсону, а в случае, если он умрёт прежде меня, сжечь, не вскрывая» — таково было распоряжение на конверте. Испуганный нотариус вскрыл письмо, в котором оказался ещё один запечатанный конверт, на котором было написано: «Не вскрывать до смерти или исчезновения доктора Генри Джекила». Преодолев искушение вскрыть конверт немедленно, Аттерсон водворил его в самый укромный уголок сейфа. С этого дня Аттерсон уже не искал общества своего друга, ограничиваясь краткими беседами с Пулом на пороге дома. Джекил теперь постоянно запирался в кабинете над лабораторией и даже ночевал там. Визиты Аттерсона постепенно становились всё более редкими.

Однажды в воскресенье мистер Аттерсон, как обычно, прогуливался с мистером Энфилдом. Они вновь очутились в торговой улочке перед домом Джекила. Зайдя во двор, они увидели, что окно в кабинете над лабораторией открыто и перед ним сидит доктор Джекил, невыразимо печальный и бледный. Аттерсон заговорил с ним. Внезапно на лице доктора появилось выражение такого ужаса и отчаяния, что стоящие внизу похолодели. Окно тотчас же захлопнулось.

Как-то вечером после обеда к Аттерсону неожиданно явился до крайности испуганный Пул. Он сообщил, что доктор Джекил опять заперся в кабинете и не выходит уже целую неделю. Пул считал, что в там произошло какое-то преступление. Аттерсон отправился вслед за дворецким в дом Джекила. Все слуги доктора, объятые паническим страхом, толпились в прихожей возле камина. Аттерсон последовал за Пулом через тёмную лабораторию к двери кабинета Джекила. Пул постучал и громко сообщил о визите Аттерсона. Из-за двери раздался раздражённый голос, который сказал, что никого не принимает. Он совершенно не был похож на голос доктора Джекила. Пул рассказал Аттерсону, что уже целую неделю они получают от хозяина только записки с требованием купить какое-то снадобье. Доктор получал требуемое лекарство, тотчас отсылал его обратно, и требовал такое же, но другой фирмы. А некоторое время назад Пул увидел в лаборатории чужого человека, который искал что-то в сложенных там ящиках. При виде дворецкого он завизжал, как крыса, и убежал. Человек этот был очень маленького роста. Пул был уверен, что видел мистера Хайда.

Аттерсон решил, что должен взломать дверь кабинета. Он поставил лакея Брэдшоу возле окна, вооружился кочергой и подошёл к двери. Тишину ночи нарушал только звук шагов в кабинете. Шаги были лёгкие и странные, они не походили на тяжёлую поступь доктора. Аттерсон громко потребовал у Джекила открыть дверь, угрожая взломать её. Из кабинета донёсся чужой голос, моливший сжалиться над ним. Это было последней каплей. Дверь тотчас была взломана. Посреди кабинета на полу, скорчившись, лежал человек. Его тело содрогалось в последних конвульсиях. Аттерсон и Пул перевернули его на спину и увидели черты Эдварда Хайда. Нотариус почувствовал сильный запах горького миндаля и понял, что несчастный отравился цианистым калием.

Мистер Аттерсон и дворецкий тщательно обыскали кабинет и анатомический театр, но доктора Джекила, живого или мёртвого, так и не нашли. Дверь, выходившая на улицу, была заперта. Возле неё Аттерсон нашёл сломанный ключ. В кабинете на столике был обнаружен большой конверт, на котором почерком доктора было написано имя Аттерсона. В нём оказалось завещание, в котором Джекил оставлял всё мистеру Аттерсону, короткая записка и пухлый пакет. В записке Джекил прощался со своим другом, а в пакете была его исповедь.

Пообещав Пулу вернуться до полуночи, чтобы вызвать полицию, Аттерсон вернулся домой. Он хотел без помех прочесть два письма, в которых содержалось объяснение тайны. Первым было вскрыто письмо доктора Лэньона.