Политика Николая I в области печати и ее последствия 5 page

Однако, хотя Временные правила отменяли предварительную общую и духовную цензуру, свобода слова продлилась недолго. Уже в конце ноября 1905 г. Министерство внутренних дел стало настаивать на активизации судебных преследований печатных изданий. В результате темпы репрессий начали нарастать, и за период с 17 октября 1905 г. по декабрь 1906 г. было закрыто 370 изданий, конфисковано более 430 изданий, опечатано 97 типографий, арестованы и оштрафованы 607 редакторов и издателей[498]. Тем не менее, процесс роста числа изданий остановить было невозможно: закрытые правительством газеты и журналы выходили вновь под другим названием.

Это происходило потому, что в обществе уже осуществились необратимые изменения: сознание народных масс доросло до понимания необходимости борьбы за свои права и свободы. Такие изменения выражались, в первую очередь, в создании политических партий и профессиональных союзов; в забастовках, в том числе всеобщих, когда одни трудящиеся поддерживали из солидарности других, а не просто боролись за удовлетворение собственных интересов; это выражалось в активизировавшихся крестьянских выступлениях и в потребности общества в целом самостоятельно решать свою судьбу, обсуждая насущные проблемы и открыто критикуя действия правительства. Работа Государственной Думы, особенно первой и второй, активно противостоящей правительству, во многом способствовала данным процессам. Большая часть депутатов, политиков являлась активными публицистами, и периодика достаточно свободно обсуждалаеще недавно закрытые темы государственного управления и парламентаризма, прав человека и свободы слова. Большинство политических партий в своих программах подчеркивало, что свобода печати является главным средством борьбы со служебными злоупотреблениями, основным способом исправления недостатков социально-политической жизни и центральной ареной выдвижения и обсуждения мнений и мыслей, также выдвигая печать на передовые рубежи социально-политической действительности.

Рассмотрениепроблем свободы прессы как важнейших оставалось и в послереволюционный период так называемого «обновленного строя»[499]. Литераторы, осознавая растущую их значимость, стали создавать разного рода объединения и с 1913 г. начали издавать профессиональный журнал «Журналист».

Правительство не могло игнорировать общественных потребностей и шаг за шагом продолжало выстраивать свою информационную политику. Например, еще в начале сентября 1906 г. по распоряжению Совета министров и МВД было создано Осведомительное бюро, обеспечивающее прессу «достоверными сведениями» о действиях правительства и о важнейших событиях, происходящих в государстве. Бюро (с 1913 г. оно было переименовано в Бюро печати) готовило, с одной стороны, специальные бюллетени для прессы и, с другой стороны, обозрения газетно-журнальных публикаций для руководителей Совета министров, Министерства внутренних дел и Главного управления цензуры.

Во время работы Государственной Думы правительство не препятствовало активному взаимодействию депутатов и журналистов. В Думе всех четырех созывов функционировало постоянное представительство журналистов при парламенте и правительстве. Пресса пристально наблюдала за выступлениями депутатов, составляла краткие отчеты о заседаниях парламента и направляла их в правительственные учреждения и подписчикам. Она также готовила отчеты для провинциальных газет, рассылая их телеграфом, и для иностранных изданий. Более того, журналисты отправляли выступления депутатов и отчеты об их деятельности на территории, от которых они были избраны. При Думе работали представители Санкт-Петербургского телеграфного агентства, которые отправляли по всем указанным адресам аналитические материалы о деятельности фракций и комиссий. В Думе также работала временная комиссия по печати, в которой обсуждались подготавливаемые законы и запросы, прошедшие в СМИ мнения по важнейшим социально-политическим проблемам, отслеживалась ситуация с цензурой, устраивались дискуссии депутатов и публицистов. Временная комиссия принимала активное участие в подготовке законопроекта о печати, она вовлекла в процесс обсуждения законопроекта около 100 депутатов. При Государственной Думе работал солидный корпус представителей повременной печати: только от столичных изданий было представительство 28 СМИ, 56 собкоров – от провинциальных изданий, по 2-3 корреспондента от Австрии, Англии, Германии, Греции, Франции. Общество думских журналистов издавало «Справочный листок» для депутатов и подписчиков, который выходил с осени до весны[500].

Со своей стороны, с введением конституционных законов и, соответственно, появлением острой необходимости популяризировать принимаемые решения, власть настаивала на проведении правительственными чиновниками встреч с разными сословными группами по всей стране, на подготовке сборников и брошюр, разъясняющих народу необходимость Созыва Государственной Думы и порядок проведения выборов.

Активизация журналистики как важнейшей составной части социально-политической жизни страны вела к необходимости постановки вопроса о повышении ответственности журналистики перед обществом и законом – эта проблема все чаще и чаще обсуждалась в печати, в первую очередь, думской и партийной.

Общество и правительственные круги (Министерство внутренних дел готовило новый закон о печати) активно обсуждали подготовку законопроекта в сфере СМИ, но она была остановлена с началом первой мировой войны и введением «Временного положения о военной цензуре», подписанного 20 июля 1914 года, то есть уже на следующий день после начала войны. К весне 1915 г. военная цензура стала распространяться не только на прифронтовые территории, но и была введена в Москве, постепенно трансформируясь из военной во всеобъемлющую, в первую очередь – политическую.

Это усугубляло и без того усложнявшуюся в связи с потерями на фронтах ситуацию: нараставшее народное недовольство не могло открыто выплеснуться на страницы печати, отсутствие дискуссий в СМИ нередко загоняло проблемы в тупик, не давая пару, согласно образному выражению Тургенева, выйти, что неминуемо влекло общество к революционным потрясениям.

В то же время цензурный аппарат начал разделять контроль над прессой с представителями капитала. Предприниматели, бизнесмены, финансисты использовали журналистику не только для рекламы своих товаров и услуг, но для борьбы за власть и рынок. Они вкладывали средства в газетно-книжно-журнальное производство, создавая свои издания, подкупая журналистов, ведя информационные войны локального характера. Однако эти тенденции, проявившиеся в начале XX века в отечественных СМИ, впоследствии были прерваны событиями Октября 1917 г. на семьдесят лет. До того, как это произошло, российская печать получила возможность в течение нескольких месяцев существовать свободно: после отмены самодержавия в апреле 1917 г. Временное правительство приняло постановление «О печати», согласно которому был узаконен беспрепятственный выпуск и распространение печатных изданий независимо от их политической направленности. Но уже в конце августа были обнародованы новые «Временные правила о специальной военной цензуре» и положение правительства «О военной цензуре печати». В соответствии с данными документами каждому периодическому и непериодическому изданию вменялось в обязанность быть предоставленным военной цензурной комиссии, были закрыты большевистские газеты.

С победой большевиков отношение власти к печати усугубилось еще в большей степени.

Одним из первых декретов Совета Народных Комиссаров был Декрет о печати, датированный 27 октября 1917 года, согласно которому новая социалистическая власть временно приостанавливалаконтрреволюционные издания. В Декрете утверждалось: «Как только новый порядок упрочится, – всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону[501]». Однако уже 8 ноября был подписан второй важный документ в области СМИ – «Декрет о введении государственной монополии на объявления». Это означало, что все издания негосударственного типа лишались доходов и, следовательно, возможности дальнейшего существования.

Но и этого молодому советскому правительству показалось недостаточным. И 28 января 1918 года на заседании Совета Народных Комиссаров был утвержден «Декрет о революционном трибунале печати». Согласно этому документу, ведению Революционного трибунала печати подлежали «преступления и проступки против народа, совершаемые путем использования печати»[502]. Революционный трибунал печати состоял из 3 человек (избираемых на срок не более 3 месяцев Советом рабочих и солдатских депутатов), и его решения обжалованию не подлежали; он мог определить наказания от денежного штрафа или общественного порицания до конфискации имущества и типографий, удаления за пределы Российской Федерации, лишения всех политических прав.

С точки зрения большевиков, у них были все основания для проведения подобной репрессивной политики: издания почти всех партий характеризовали большевистское вооруженное восстание как плод «политического безумия и авантюризма» и рассматривали переворот как «уголовно наказуемое деяние», некоторые издания призывали граждан не подчиняться «власти насильников».

На основании Декрета о печати за период с октября 1917 г. по июнь 1918 г. прекратили свое существование около 470 оппозиционных газет.

Вопреки протестам, наступление властей на оппозиционную прессу продолжалось, при этом политические методы воздействия чередовались с экономическими.

С расколом России на «белую» и «красную» положение печати еще более усугубилось. И те, и другие требовали полного подчинения прессы интересам каждой из сторон, в противном случае СМИ закрывались, к редакторам и журналистам применялись разного рода репрессивные меры, вплоть до расстрела. Возвращение к мирной жизни и даже введение новой экономической политики не улучшили положения печати.

В 1919 г. в Москве при Наркомпросе РСФСР было учреждено Государственное издательство (Госиздат), предназначенное для централизации цензуры страны. Скоро Госиздат стал правительственным органом: Совнарком назначал его редколлегию, ВЦИК ее утверждал, ее председатель обязательно был членом Наркомпроса. Политика в области печати выстраивалась таким образом, что Госиздат и его отделения на местах вытесняли с рынка печати частные и кооперативные издательства, решая тем самым главную свою цель – сокращение инакомыслия. Никакие доводы оппонентов власти о необходимости наличия разномыслия для полноценного развития общества не могли остановить процесса установления господствующей мысли партии. В борьбе за монополию мысли партии В.И. Лениным был предпринят беспрецедентный акт – депортация из страны 160 «философов-идеалистов», профессоров, литераторов, которые не могли смириться с духовным и идеологическим большевистским террором. Следующий мощный шаг со стороны власти – создание в июне 1922 г. Главного управления по делам литературы и издательств (Главлита).

На первых порах Главлит объяснял необходимость цензуры, но не смущался тем, что прибегал к ней: среди первых циркуляров этой организации один имел название «О существовании разных видов цензуры». Главлит принял на себя широкие полномочия по наведению порядка в социально-политической жизни общества и в первую очередь был нацелен на защиту Коммунистической партии и Советской власти. Политическая цензура Советской России работала в тесном сотрудничестве с ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД и другими подобными организациями, кроме того, по положению, один из трех руководителей Главлита назначался по согласованию ГПУ. Главлит, помимо цензорской деятельности, выдачи разрешений на издательскую деятельность и на публикацию отдельных произведений, занимался засекречиванием информации. Число «тайн» в «Перечне сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению в целях охранения политико-экономических интересов СССР», имевших гриф «Совершенно секретно», в 1925 г. составлял 96 наименований, в 1936 г. – 372, в 1937 г. – свыше 600. Цензурное ведомство работало по целому ряду направлений: контроль информации, выходящей за границу и приходящей из-за границы, контроль за местными печатными органами, за центральными печатными изданиями и радиовещанием, контроль за торговой сетью, библиотеками, полиграфическими предприятиями и т.д. К 1940 г. только в РСФСР насчитывалось около пяти тысяч цензоров, и лишь каждый десятый цензор имел высшее образование.

Примечательно, что в Советской России государственную цензуру как таковую заменила цензура партийная. В.И. Ленин при создании партии опирался на газету как на тип издания, занявший в начале XX века ведущие позиции в информировании широкой аудитории, и преуспел. С установлением в стране к 1919 г. однопартийной системы журналистика в резолюции VIII съезда РКП(б) получила название «партийной и советской печати». С этого времени партия приняла на себя определение задач, функций, характера всей деятельности сначала печатной прессы, затем радио- и телевещания. Строгая иерархичность всей системы средств массовой информации СССР, подчиненной ЦК КПСС, и всеобъемлющая цензура, опирающаяся на деятельность силовых ведомств, позволили партии подчинить себе деятельность всех творческих и информационных процессов в стране. Духовная жизнь общества определялась не творческим потенциалом народа, а «руководящей и направляющей ролью партии».

На определенных этапах исторического развития партия осознавала необходимость модернизации цензурных механизмов и идеологического руководства процессами духовной жизни общества. Так, в середине 60-х гг. велась подготовка проекта закона о печати, но события в Чехословакии не позволили родиться советскому закону о СМИ. Вторая попытка появления такого законодательного акта пришлась на 1976 г., когда в СССР вступил в силу Международный пакт о гражданских и политических правах, предполагавший (статьей 19) свободу информации. Но изменения, которые стремилась произвести партия, предполагали сохранение общей стратегии отношений между обществом и властью, сохранение господствующей мысли партии. Так, новый проект закона предусматривал за партийными, государственными и общественными организациями право создания печатных периодических изданий, а «право на информацию» ограничивалось неконкретизированными «интересами государства, общества и граждан». О статусе журналиста речи не шло. И даже в таком виде закон не появился.

В 1986-87 гг. в плане законопроектных работ снова появился проект закона о печати, подготовленный в кабинетах ЦК КПСС и напоминающий своего предшественника десятилетней давности[503].

Однако первый закон советского периода «О печати и других средствах массовой информации» был принят только 12 июня 1990 года.

До принятия этого закона политическая цензура СССР умело саккумулировала весь предшествующий цензурный опыт. К 30-м годам сформировалась многоярусная контролирующая машина, осуществляющая всепроникающий контроль как за печатным словом, так и за публично произнесенным.

А.В. Блюм выделил пять основных ее уровней. Прежде всего, это самоцензура, своеобразный защитный механизм, предотвращающий от столкновения с внешней цензурой и позволяющий предугадать идеологические, политические и иные претензии контролирующих инстанций. Следующий уровень – редакторская, осуществляемая сотрудниками издательств, средств массовой информации, театров и т.д. Со временем воспиталась целая генерация советских редакторов, выступавших против авторов вместе с цензурой. Третий уровень – это официальный государственно-административный институт Главлит, который отсекал все, что противоречило или расходилось с идеологическими установками партии.

На следующем уровне карательную цензуру осуществлял орган тайной политической полиции, имевший для этих целей отдел Политконтроля, позднее –
5-е управление КГБ. Под карательной цензурой понималась не цензура судебная, а, наоборот, внесудебная расправа и всепроникающее тайное наблюдение за всем ходом литературного процесса, за вышедшими произведениями. К последнему, пятому, уровню отнесена идеологическая цензура, осуществляемая партийным руководством, в первую очередь, ЦК КПСС.

Таким образом, отношения между властью и средствами массовой коммуникации в период советского правления установились на уровне, когда мысль партии определила себе исключительное положение и не терпела никаких других мыслей рядом.

Подводя итоги сказанному в данной главе, необходимо отметить, что за два столетия российское общество в своем развитии прошло путь от господствующей мысли власти до формирования периода многообразия мнений, от неясных представлений отдельных личностей и небольших кружков о потребности в отстаивании своих прав и свобод – к пониманию необходимости удовлетворения интересов, в первую очередь, личности и общества.

1. Петр I начал процесс уравнивания сословий общими правами и обязанностями. После Петра дворянство и торгово-промышленное сословие стали превращаться из простого орудия правительства в правящий класс, уходивший от государственных обязанностей. Крепостное крестьянство, смутно понимавшее несправедливость и незаконность перераспределения обязательств перед государством, также стало добиваться свободы противоправными методами – через восстания. Изменить положение впервые предполагал император Павел I, но проводимые им преобразования были лишены твердости и последовательности и дали преимущественно негативные результаты. Следующую попытку согласования интересов разных слоев общества предпринял Александр I: одновременно с реформами административного характера была заявлена реформа в общественных отношениях.

2. В связи с реформами в общественных отношениях правительство объявило о намерении подготавливать сначала умы, а затем и законодательные установления к отмене крепостного права. Так народное образование и цензура вошли в преобразовательные планы правительства важнейшей составной частью. Восстановив ряд законодательных актов, действовавших в наиболее благоприятные времена правления своих предшественников, переподчинив цензуру научным и учебным заведениям, приняв либеральный Устав о цензуре, Александр I тем самым активизировал издательское дело, способствовавшее широкому распространению знаний и мнений.

Однако либеральные настроения оказались недолговечными: с активизацией внешних отношений России и Франции преобразования внутренней жизни отошли на второй план и у представителей социальной элиты стали появляться опасения, что печать способна возбудить народные массы на борьбу за свободу. Власть понимала глубокую значимость печатного слова, но неспособна была объективно оценить границы его воздействия на общественное сознание и потому из чувства безопасности непомерно расширяла эти границы. После неудачных военных походов в союзе с Австрией и Пруссией, полиция вновь получила полномочия надзирать за книгопродавцами и типографиями, за иностранными и театральными сочинениями, печатанием афиш и объявлений.

3. По завершении войны 1812 г. ситуация в общественной жизни России резко изменилась. Если государь вышел из войны с чувством усталости и нежелания продолжать начатые реформы, то предавая часть российского общества после пребывания в Европе испытывала подъем и небывалое оживление: идеи, брошенные государем обществу, наконец, дали ростки в среде передового дворянства. Но власть поменяла свои ориентиры на процессы социального преобразования – так правительство и передовая часть русского общества разошлись между собою как никогда ранее. И это привело к образованию тайных обществ. В свою очередь, правительство поставило в качестве одной из своих задач – надзор за тем, как мыслили и чувствовали, то есть появилась «полиция умов».Таким образом, власть, согласившись на существование рядом со своей господствующей мыслью других мыслей, стремилась оставаться господствующей, ужесточая надзор за иными мыслями.

Рост числа тайных обществ взращивал правительственную оппозицию. Большая часть этой оппозиции понимала необходимость подготовки постепенных социально-политических изменений через изменения сознания широких народных масс. Однако такой подход предполагал кропотливую и малозаметную работу с далеко отсроченным результатом. Часть передового общества соблазнилась ситуацией декабря 1925 года, когда, казалось, путем переворота можно было добиться социальной справедливости. Восстание на Сенатской площади принесло как положительные, так и отрицательные результаты. С одной стороны, разгром декабристов способствовал росту числа тайных обществ, расширяя ряды инакомыслящих, ряды социально активных, желавших отстаивать свои права и свободы. С другой стороны, по принятии в 1926 г. нового, «чугунного» «Устава о цензуре» общественность была отстранена властью от активного участия в социальных преобразованиях.

4. С приходом к власти на волне декабристского движения Николая I «полиция умов» стала основой духовной жизни российского социума. Государь уловил смысл главной проблемы общества, обозначенной Петром Великим как уравнение всех сословий общими правами и обязанностями и консолидация их деятельности на благо общества. Николай I стал прилагать усилия к сокращению до минимума разрыва между основной общественной массой и элитой и к подъему уровня общественного сознания первой. В рамках достижения данной цели государь приступил к осуществлению ряда реформ, но от всех своих начинаний он постарался удалить общество, не доверяя ему после событий декабря 1825 г. решения социальных проблем. В реализации своих планов Николай I опирался на быстро разраставшуюся бюрократию, которая еще больше отдалила власть от общества.
В итоге, несмотря на колоссальные прилагаемые усилия, время Николая I на десятки лет осталось в памяти потомков как эпоха политической деспотии и интеллектуального террора.

Император Николай не смог оценить главной закономерности общественного развития – невозможности совершить социальный переворот без участия самого общества. Вторая важнейшая ошибка его правления состояла в том, что государь пытался самостоятельно и при помощи строго ограниченного круга доверенных лиц руководить процессами развития общественной мысли. Таким образом, возможности саморазвития общества были сведены к минимуму и объективно задерживали процессы общественного прогрессирования. Происходило это в том числе из-за отсутствия свободно функционирующего рынка идей и из-за ужесточения цензуры в сфере распространения мыслей и мнений, в первую очередь в области печати. Идеи же, поданные обществу Александром I, декабристами и их последователями, должны были, согласно теории Г. Лебона, завершить свою эволюцию, остановить ход идей – не во власти людей.

5. Крымская кампания подтвердила зависимость научно-технического развития государства от низкого уровня распространения знаний в стране. К середине XIX века в печати ширилась пропаганда всякого рода теорий социально-политического преобразования общества, но правительство не решилось вступить в открытую полемику с носителями революционных идей и на конкретных примерах доказать, в том числе пагубную роль революционных потрясений, а также предложить иные способы решения вставших перед обществом важнейших социально-политических проблем. Однако такой подход повлек бы дальнейшие уже не половинчатые преобразования в стране, к которым, с одной стороны, власть не была готова, а с другой стороны, власть считала, что не готово было само общество. Потому правительство избрало путь наложения вето на обсуждение важнейших социальных вопросов вместо их разрешения. Сила иллюзии Николая I и правительства путем запрета знаний и широкого распространения информации остановить процессы общественного развития была столь велика, что власть поздно оценила усиление концентрации негативных мнений, исходящих к ней со стороны общества. Необходимость борьбы за свои права и свободы стала характерной не только для дворянства, но для разночинцев и мещанства. Общественность стала разрастаться за счет этих многочисленных кругов, тем самым обеспечивая переход от попечительного этапа развития отношений между властью и обществом к полицейскому.

6. К началу второй половины XIX века в России упрочились тенденции развития капитализма. Новые капиталистические отношения, или переход к индустриальной эпохе, требовали квалифицированной рабочей силы, увеличения числа технически грамотного населения. Все это влекло необходимость расширения границ просвещения и формирования самодостаточной, мыслящей личности. Мыслящая личность становилась социально активной, осознающей свои права и готовой за них бороться.

Александр II и его ближайшее окружение, учтя тенденции развития капитализма и ошибки царствования предшественника, сознательно стимулировали начало «эпохи обличения», сопровождавшейся ростом социальной активности и числа средств массовой информации. То есть государь и правительство целенаправленно уходили от попечительных отношений между обществом и властью и стремились ввести российское общество в отношения полицейской и в какой-то степени правовой эпохи. Закрепляя отказ от «исключительности мысли власти», правительство готово было мириться с другими мнениями, готово было принимать конструктивные идеи и признавать право населения оказывать влияние на принятие управленческих решений. Связь общества и власти осуществлялась при помощи СМК, претендовавшим на роль «4 власти». В связи с этим правительство особое внимание уделяло проблемам информационной политики, когда журналистике официально было разрешено принимать участие в обсуждении внутриполитических проблем. В обществе все чаще обсуждались проблемы «гласности». Власть признала, что пресса рассматривается ею как катализатор современной действительности.

7. Однако предложенная сверху свобода слова («подготовление умов» посредством журналов к предпринимаемым мерам) в какой-то степени опережала уровень общественного сознания, так как разночинная интеллигенция оказалась неспособной оценить предложенный правительством вариант постепенной эволюции в отношениях власти и общества.

8. Александр III в условиях развития революционного движения и разрастания тактики террора усилил тенденции централизации в управлении, в первую очередь, в сфере средств массовой коммуникации, так как считал, что Россия не готова к демократическим преобразованиям и свободе слова: правовое регулирование в сфере СМИ было заменено на репрессивное. Процессы общественного развития замедлились, но остановить их было не в силах власти. При Николае II, особенно после революции 1905-1907 гг., значение печати росло, и постепенно правительство вынуждено было признать ее в качестве реальной «4 власти». Это происходило потому, что в обществе произошли необратимые изменения: сознание народных масс доросло до понимания необходимости борьбы за свои права и свободы, в первую очередь свобода самовыражения через прессу. Со своей стороны, правительство не могло игнорировать общественных потребностей и продолжало совершенствовать свою информационную политику. В этом плане показательным является значение прессы в деятельности Государственной Думы, а также подготовка первого в истории страны закона о печати.

9. Однако с приходом к власти большевиков был принят ряд декретов, которые свели на нет оппозиционную печать. К 30-м годам в СССР была создана сложная многоуровневая система цензуры, не позволявшая публично проявиться идеям, шедшим вразрез с идеями партии. В отношениях «власть – СМИ» наступил этап «исключительной мысли партии». В отношениях «власть – общество» страна вернулась с порога полицейско-правового государства в попечительное и даже вотчинное.