Глава 17. Софья очнулась уже в сумерках

Софья очнулась уже в сумерках. И эта перемена была не единственной.

За то время, что она спала, домишко подвергся уборке, какой не видел, должно быть, за всю свою долгую жизнь. Мало того, своим вниманием служанка не обошла и госпожу.

Едва открыв глаза, Софья обнаружила, что с нее сняли и платье, и корсет, а вместо них на помытое тело натянули сорочку. Волосы еще не успели высохнуть.

Восхитительное ощущение чистоты, тепло от растопленной печи – полному счастью мешала только боль, прятавшаяся под наложенной на шею свежей повязкой. Да еще Стефан, расхаживавший по тесной комнатушке, как тигр в клетке лондонского Тауэра.

Когда она пришла в себя, герцог стоял в напряженной позе, сжав кулаки, и его мужественный профиль четко вырисовывался на фоне окна. Стоило ей пошевелиться, как он резко повернулся, а когда она машинальным жестом поднесла руку к повязке, голубые глаза вспыхнули гневом.

– Никогда еще мне не приходилось иметь дело с такой глупой, ветреной, скудоумной и, черт возьми…

– Должна напомнить, ваша светлость, что меня вам никто не навязывал, – перебила его Софья, возмущенная попыткой выставить ее ответственной за все несчастья последних дней. Пусть не думает, что кроме него о ней больше некому позаботиться. – И что я сделала все, дабы избавить вас от своего присутствия.

Встретив неожиданный отпор, герцог растерянно провел ладонью по растрепанным волосам. Выглядел он не лучшим образом – темные круги под глазами, осунувшийся, небритый – и даже вызывал жалость. К тому же из одежды на нем остались только тонкая рубашка да бриджи, соблазнительно обтягивавшие длинные, крепкой лепки ноги.

Элегантный дворянин исчез, остался лишь мужчина во всей своей примитивной, могучей и притягательной стати.

– Не стоит напоминать, что вы оставили меня в грязном парижском отеле, опоенного и без гроша в кармане, – возразил он, к счастью не догадываясь о проносящихся в ее голове безумных мыслях.

– Вы правы, – бросила она, приподнимаясь и не обращая внимания на жгучую боль. Сэр Чарльз, может быть, и сошел со сцены, но письма матери затерялись, и их еще предстояло вернуть. А для этого нужно было отыскать тот злосчастный постоялый двор, который она покинула в спешке и не по собственной воле. Помочь ей в этом мог только Геррик Герхардт. – У меня нет времени на глупые, бессмысленные препирательства.

Она уже собралась подняться, но не успела даже откинуть одеяло, как герцог оказался у кровати и схватил ее за запястья.

– Попробуете встать, и – клянусь богом – мне придется связать вас.

От одного лишь его прикосновения ее бросило в дрожь.

– Вы здесь не в том положении, чтобы командовать мною.

– Буду командовать. А вы – если у вас в голове еще осталась хоть капля здравого смысла – подчиняться.

– Ваша светлость…

– Вам известно мое имя, – проворчал он, пожирая ее алчными глазами. – Я неделями гонялся за вами, пребывая в постоянном страхе оттого, что вы находитесь в руках врагов, и больше не намерен церемониться. Мне все равно, как вы себя чувствуете, и я в любом случае поступлю по‑своему.

Грубоватое признание тронуло нежное сердце, но Софья знала, что не может позволить себе отвлекаться на такие пустяки.

– Если вы так заботитесь о моем благополучии, то почему держите в этом доме, куда в любой момент может вернуться сэр Чарльз со своими людьми?

Хватка ослабла. Теперь его пальцы уже не сжимали ее запястья, а поглаживали их.

– Сейчас перевозить вас нельзя. Уже стемнело, близится ночь. Незамеченным к дому никто не подберется – я выставлю часового.

– Но я не могу здесь остаться.

– Почему?

От этих поглаживаний у нее пересохло во рту.

– Моя мать ужасно переживает. Сэр Чарльз направил ей записку с требованием выкупа.

– Сэр Чарльз? – Он нахмурился, припоминая. – Чарльз Ричардс?

Софья напряглась:

– Мне показалось, что вы незнакомы.

– Мы не встречались, но имя я слышал… – Стефан покачал головой. – Нет, не могу вспомнить. Был какой‑то скандал, из‑за которого ему пришлось уехать из Англии.

Она поджала губы. Вот, значит, как? Оказывается, теперь англичане выгоняют своих сумасшедших в Россию?

Неудивительно, что Александру Павловичу так не понравилось в этой стране.

– Сэр Чарльз – настоящее чудовище. Его следует бросить в Тауэр… отрубить голову…

Стефан едва заметно усмехнулся:

– Я передам вашу жалобу королю.

Софья высвободила руки – его прикосновения не давали ей сосредоточиться.

– Не вижу ничего смешного. Я должна сообщить матери, что жива и здорова.

Усмешка растаяла. Он положил руки ей на бедра, наклонился и посмотрел в глаза.

– Но вы ведь не здоровы. И пока я не буду уверен, что вы оправились и готовы путешествовать, вам придется остаться здесь. Утром я отправлю вашей матери записку.

– Нет. – Ей никак не удавалось оторваться от его губ. Они были так близки. Так соблазнительно близки. – Мне нужно выехать сегодня. Вы не понимаете.

– Так объясните, и, может быть, я пойму.

Софья отвернулась, посмотрела в темное окно. Ну как сосредоточишься, когда все тело звенит и тянется к нему?

– Вы же знаете, я не могу этого сделать.

– Ради бога, перестаньте. Это же не игра. – Стефан взял ее за подбородок. – Не отворачивайтесь. Вы скажете мне правду. А если попытаетесь снова опоить опиумом, треснуть по голове или проделать какой‑то другой фокус, то имейте в виду, что у Бориса есть четкий приказ: схватить вас и любой ценой доставить в Мидоуленд.

Силы покидали ее. Воля слабела.

И дело было не только в том ужасе, с которым она жила последние дни, зная наверняка, что рано или поздно сэр Чарльз убьет ее и слуг.

Не только в страхе перед преследовавшими ее врагами.

Не в плохой пище, недостатке сна, отсутствии элементарных удобств.

Не в том, что приходилось трястись в разбитых каретах по разбитым дорогам и ночевать в грязных комнатах.

Нет, все было проще – она устала ото лжи.

– Я не понимаю, зачем вы здесь, – прошептала Софья, из последних сил стараясь удержать чужие секреты.

– А вы что думаете?

– Стефан…

– Пожалуйста, Софья, мне надоели наши постоянные стычки. Чтобы защитить вас, я должен понимать, какая опасность вам угрожает.

– Я обещала матери…

Его глаза полыхнули злостью.

– Если ваша мать не понимает, что ваша жизнь стоит дороже каких‑то замшелых секретов, она не заслуживает вашей преданности. Об этом я и намерен сказать княгине, когда наши пути пересекутся.

Неожиданно для себя Софья обнаружила, что понимает его гнев и даже согласна с ним в глубине души. Пораженная этим открытием, она торопливо напомнила себе, что не желает такого согласия, но виновато признала, что его чувства приятны ей.

– Вы ничего ей не скажете.

– Скажу. И с большим удовольствием.

– Мать любит меня.

– Возможно. Но заботится о вас плохо. – Он провел большим пальцем по ее щеке. – Я не буду таким невнимательным.

– Я и сама в состоянии о себе позаботиться.

– Тогда, может быть, вам стоит позаботиться обо мне. – Его взгляд скользнул к лифу сорочки. – После всех этих мытарств я был бы не прочь отдаться в нежные, заботливые руки.

– Поищите эти нежные руки где‑нибудь в другом месте, – неуверенно пробормотала она.

– Посмотрим. – Стефан с видимым нежеланием отвел глаза. – А пока я удовольствуюсь немногим. Скажите, зачем вы приезжали в Англию. Поймите, больше отмалчиваться нельзя. Время пришло.

Софья попыталась напомнить себе, что не должна и не может открыть ему правду, что герцог Хантли и без того слишком глубоко вошел в ее жизнь, но прием не сработал.

– Да. – Она вздохнула и попыталась отодвинуться от него. Не помогло. Стефан как будто заполнял собой всю комнату. – Наверное, пришло.

Он нахмурился, но все же убрал руку с ее подбородка.

– Вы ведь приехали в Мидоуленд не для того, чтобы узнать английский свет или подыскать себе мужа.

– Нет.

– Тогда для чего?

Она задумалась. С чего же начать?

– Как известно, наши матери были близкими подругами. Потом ваша вышла замуж за герцога Хантли и уехала в Англию. Тем не менее они еще долгое время сохраняли связь и постоянно переписывались.

– Этот факт мы уже установили, – сухо заметил Стефан.

– Вы хотите, чтобы я сказала вам правду? Он махнул рукой:

– Продолжайте.

– Вскоре после отъезда вашей матери моя обратила на себя внимание Александра Павловича. И конечно, ей хотелось поделиться с кем‑то своими впечатлениями о нем, обсудить их отношения с ближайшей подругой.

– Эти отношения не были таким уж большим секретом.

– Может быть, и не были, но моя мать по глупости привела в этих письмах некоторые детали… интимные детали их романа.

– Наверное, я безнадежно туп, но что же плохого в интимных деталях?

– Я хочу сказать, что в письмах передавалось содержание частных разговоров между ней и царем Александром. – Софья помолчала, стараясь подобрать нужные слова. – Разговоров, которые предназначались только для ее ушей.

Дошло не сразу, но, когда дошло, Стефан вскочил с кровати и сердито уставился на нее.

– Так вот оно что. – В его голосе прозвучали гневные нотки. – Вы явились в Мидоуленд, чтобы выкрасть письма моей матери.

Вид его был столь грозен, а тон столь суров, что Софье захотелось спрятаться.

– Письма были написаны вашей матери, но написала их моя мать. И у меня такие же права на них, как и у вас.

Стефан фыркнул:

– Если бы действительно верили в эту чушь, то не стали бы врать моему брату и его жене, не стали бы обманным путем прокрадываться в мой дом и удирать посреди ночи с тем, что принадлежит мне.

Он видел, как порозовели ее щеки, как опустились, пряча вину, густые ресницы.

Хорошо.

Так и должно быть. Она должна чувствовать себя виноватой.

И не только потому, что, злоупотребив гостеприимством, рылась в личных вещах его покойной матери.

– Я делала то, что нужно было делать, – пробормотала Софья.

Пальцы сами сжались в кулаки.

– Итак, теперь я хотя бы знаю, почему вы обыскивали мой дом.

– Да.

– Где вы их нашли? Письма?

– В сейфе. В потайном сейфе, спрятанном в полу в спальне вашей матери.

– Ага… – Стефан помнил маленькую, утопленную в половых досках крышку, хотя и видел ее много лет назад. Значит, то был сейф. – Вы взяли что‑нибудь еще?

Она вскинула голову, оскорбленная его вопросом, и в упор посмотрела ему в глаза.

– Конечно нет.

– Но почему, почему, черт побери, вы просто не спросили меня об этих письмах? – взорвался Стефан, выдав по неосторожности настоящую причину своего гнева.

Она закусила нижнюю губу.

– Моя мать боялась, что вы откажете… из‑за лояльности королю.

Ему снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы не взорваться. Ох уж эта княгиня. Да, ей предстоит за многое ответить.

– Чем могут заинтересовать короля Англии письма двадцатилетней давности? Какой от них толк?

– Он никогда не скрывал своей неприязни к императору Александру.

Стефан пожал плечами. Да, двум правителям могущественных держав не суждено стать друзьями. Георг IV был весельчаком, любителем шумных развлечений и легко следовал всем своим прихотям и даже порокам. Александр же являл полную противоположность – замкнутый, тихий, сдержанный, сторонившийся помпезности и церемоний, без которых его жизнь была попросту немыслима.

– Георг тщеславен и восприимчив к любой мелочи, – задумчиво произнес Стефан. – Александру Павловичу не следовало отказываться от увеселений, устроенных в его честь в Лондоне.

Она поджала губы, показывая, что полностью разделяет вкусы и предпочтения своего отца.

– В любом случае король был бы только рад любой возможности досадить Александру Павловичу.

Вероятно, Георг так бы и сделал, но дело было в другом.

– И вы думали, что я стану соучастником в такой интриге?

Она поежилась:

– Не знаю.

– Моя мать до самой смерти сохраняла преданность России.

– Как и вы сохраняете преданность Англии, – быстро вставила Софья. – И так должно быть.

Он скрипнул зубами, не желая слушать голос здравого смысла и уверенный в одном: ничего бы не случилось, доверься она ему.

– Мы вернемся к этой теме позднее. – Стефан шагнул к кровати. – Те письма, которые вы украли, что в них?

Чем они опасны для Александра Павловича?

– Не знаю. Он негромко выругался.

– Я думал, мы уже обо всем договорились.

– Я действительно не знаю, – вспыхнула Софья.

– То есть вы ехали в Англию, весьма ловко играли роль воровки и сражались с безумцем, даже не зная, ради чего рисковали головой?

Она пожала плечами, отчего под сорочкой обозначились соблазнительные очертания грудей. У Стефана перехватило дыхание, и он поспешно отвел глаза.

Вплоть до этого момента он, глядя на Софью, мог думать только о кинжале, прижимавшемся к ее нежному горлу. Ужасная картина. Казалось, сердце уже никогда не оправится после такого.

И вот…

И вот теперь перед глазами вставали другие картины… волнующие… восхитительные…

– Мать не сказала, о чем писала герцогине, а я, откровенно говоря, не настаивала, – призналась Софья. – Есть тайны, о которых лучше не знать.

Некоторое время он пристально всматривался в ее бледные черты, потом с неохотой кивнул. На пути к трону Александру Павловичу пришлось принести немало жертв. Были и скандалы.

– Да, пожалуй, вы правы. – Стефан помолчал, раздумывая о возможных неприятных последствиях попадания писем в нехорошие руки. – И все‑таки я не совсем понимаю.

– Почему?

– Письма лежали в тайнике много лет. Я даже не догадывался об их существовании. Почему ваша мать вдруг вспомнила о них? Зачем они понадобились ей так срочно?

Наблюдая за игрой чувств на прекрасном лице, он понимал, как трудно ей сказать правду. И все‑таки она призналась:

– Ее стали шантажировать.

– Господи…

– Для меня это тоже стало неприятным откровением, – вздохнула Софья.

– Да‑да, – пробормотал Стефан, отходя к окну. Думать о чем‑то, видя перед собой полуобнаженную Софью, становилось все труднее. – Но какое отношение могут иметь письма моей матери к шантажу русской княгини?

– Некто сообщил моей матери, что у него есть эти письма и что он намерен передать их врагам Александра Павловича, если она не выкупит их за очень большие деньги.

– Этот некто – сэр Чарльз?

– Сначала к ней обратился какой‑то русский, но теперь уже ясно, что за всем этим делом стоит именно сэр Чарльз.

– Шантажист утверждал, что письма у него?

– Да, но мама ему не поверила. Стефан нахмурился:

– Почему? Софья снова пожала плечами:

– Во‑первых, он не предъявил их даже тогда, когда она отказалась платить. А во‑вторых, не знал, что письма написаны с использованием секретного шифра.

Чтобы его мать, умная, элегантная, изысканная женщина, писала записки шифром… Нет, такого он даже не мог представить.

– Секретный шифр?

– Зная свою маму, могу предположить, что секретный шифр в ее понимании означает обратное написание слов или использование инициалов. Тем не менее человек, угрожавший передать письма врагам императора, ничего об этом не знал. Похоже, он вообще не знал ничего, кроме того, что она писала герцогине и передавала содержание частных разговоров с императором.

– И вы подозреваете, что за его спиной стоял сэр Чарльз?

Софья развела руками:

– А у вас есть предположение лучше?

Стефан снова прошелся по комнате. Вернулся к кровати. После смерти герцогини письма хранились в ее спальне. И сэр Чарльз – в чем не было ни малейших сомнений – никогда не появлялся в Мидоуленде.

Как же тогда этот мерзавец узнал о них?

– В том‑то и дело, что нет.

– Наконец‑то мы сошлись хотя бы в чем‑то. Он мог бы привести еще несколько примеров того, в чем они могли бы сойтись. В чем они уже сходились, когда оставались одни.

– Кроме вашей матери, кто еще знал о существовании писем?

– По ее словам, никто, кроме герцогини.

– Тогда откуда же о них узнал сэр Чарльз? – проворчал Стефан.

– Может быть, ваша мать рассказала о них кому‑то из своих знакомых.

Какая чушь! Его мать никогда не стала бы делиться с посторонними чужими секретами.

– Не могу представить, чтобы моя мать рассказала кому‑то о таких вещах, как откровения подруги. И уж тем более кому‑то, кто мог бы передать эти сведения такому человеку, как сэр Чарльз.

Стефан насупился, и Софья поняла, что своим предположением оскорбила его сыновние чувства.

– Тогда… может быть, кто‑то увидел эти письма в ее сейфе и рассказал о них сэру Чарльзу.

– О сейфе не знал никто и… – начал Стефан и вдруг остановился и даже присел на край кровати. В памяти шевельнулось что‑то… что‑то связанное с письмами… – Боже мой…

– Что?

– Говард Саммервиль. – В его устах это имя прозвучало проклятием. Во многих отношениях так оно и было. Это жалкое, безвольное создание было позором рода Саммервилей. – Мой кузен. Несколько раз я ловил его за тем, что он пытался вынести что‑то из поместья. В последний раз он рылся в сейфе моей матери. Я избил его до полусмерти, но…

Софья медленно кивнула – признание герцога не стало для нее каким‑то откровением.

– Он мог связаться с человеком наподобие сэра Чарльза?

Стефан презрительно фыркнул:

– Говард связался бы с самим Вельзевулом, если бы рассчитывал заработать на этом хотя бы пару гиней.

Она нахмурилась, пытаясь представить человека, подходящего под столь нелестное описание.

– Что ж, в таком случае вот вам и объяснение того, как сэр Чарльз узнал о письмах.

– Но почему он ждал так долго? Почему не обратился к княгине сразу же? Насколько мне известно, сэр Чарльз покинул Лондон несколько лет назад.

– Он упомянул о том, что его нынешний образ жизни требует больших расходов. Какой это образ жизни, не хочется даже думать. – Софья поежилась. – Думаю, у него большие долги.

– Может быть, он лишь недавно встретился с моим кузеном, – задумчиво произнес Стефан, уже готовый возложить всю вину на плечи Говарда Саммервиля. – Говорят, в последнее время он скрывался от кредиторов в Париже.

Софья откинула со лба высохшие и уже успевшие завиться золотистые пряди. Стефан отвернулся – больше всего на свете он хотел бы зарыться лицом в эту шелковистую массу, вдохнуть ее аромат. Но удовлетвориться пришлось только тем, что он убрал ей за ухо одну прядку.

– Вообще‑то не так уж и важно, как именно сэр Чарльз узнал о письмах, – не совсем твердым голосом сказала она.

– Пожалуй что да, – согласился Стефан. – Удивительно только, что он решился шантажировать одну из самых влиятельных женщин России на основании всего лишь неопределенного подозрения о существовании неких писем.

– Наверное, он предполагал, что моя мать испугается и поддастся шантажу, не потребовав никаких доказательств. А когда она отказалась платить, послал своих людей в Англию в надежде, что они отыщут письма раньше, чем их найду я.

Стефан схватил ее за плечо:

– Что вы сказали? Сэр Чарльз посылал своих людей в Мидоуленд? – И прежде чем она успела ответить, он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: – Ну конечно. Браконьеры, о которых говорил Бенджамин. Но почему вы ничего мне не сказали?

– Это мы с вами уже проходили.

Она попыталась отодвинуться, но Стефан не собирался сдаваться так легко.

– И пройдем, если понадобится, еще не раз, – обманчиво мягким тоном предупредил он, вдыхая ее теплый запах. Даже когда она раздражала его сверх всякой меры, он все равно хотел ее. Безумно. Отчаянно. – Вы научитесь доверять мне.