Внутреннее состояние московского государства в царствование Михаила Феодоровича 4 page

Кроме притеснений от воевод и приказных людей жители городов и областей много страдали от разбоев, которых, как мы видели, было много и прежде, а теперь должно было быть еще больше после недавних смут и козацкого господства. Разбойники ходили толпами; правительство наряжало против них стольников, которые ходили с вооруженными отрядами, со всяким ратным боем. В 1618 году били челом люди князя Мстиславского: «Перед Покровом шли черкасы и крестьян многих посекли в Ярополчевской волости; а после черкас пришли в волость Ярополчь козаки и стали в Вязниковской слободке станом; тогда люди и крестьяне князя Дмитрия Михайловича Пожарского да муромских и гороховских детей боярских люди, крестьяне и стародубские мужики сложились с этими козаками да волость Ярополчевскую разорили; к козакам вино и мед извощики князя Дмитрия Пожарского привозили и торгами всякими торговали, а как вино и мед распродадут, то наших крестьян пожитки, лошадей, коров и платье всякое покупали и стада отгоняли в поместья и вотчины своих бояр». Разбойничали прикащики мелких поместий с своими крестьянами, разбойничали мелким разбоем, нападали ночью в лесу на проезжих. Иначе поступали прикащики больших, сильных вотчинников; в 1645 году шуяне били челом князю Якову Куденетовичу Черкасскому: «Жалоба нам, государь, на приказного твоего человека села Иванова-Кохмы, Бесчастного Черкашенинова: в прошлом году о Николине дни вешнем в селе Пупке на торгу он, Бесчастный, с твоими крестьянами прибили до полусмерти наших посадских людишек, шалаши у них поломали, товар, хлеб, калачи, мясо и пироги в грязь втоптали; мы тогда били тебе челом, и ты изволил сыскать и, по сыску, указ учинить. А в нынешнем году 24 июля приехал он, Бесчастный, в Шую на торг, собравшись со многими крестьянами и, сердясь за прежнее наше челобитье на него, хотел нас перебить; мы, узнавши, что он хочет нас перебить, которые сидели в лавках, а иные по домишкам своим, от него заперлись, и сидели запершись до тех пор, пока он из Шуи выехал; а он, Бесчастный, по торгу и по улицам ездил с саблею, а крестьяне твои за ним ходили с топорками, кистенями, ослопами и кольями, ясаком кликали, похвалялись на нас убийством». Прикащик дворцового села Дунилова, Сабуров, бил челом на Творогова, прикащика села Васильевского, принадлежавшего также князю Черкасскому: «Ездит Творогов в Шую на торг и на Дунилово, с ним ездят многие люди, человек по двадцати, по сороку и больше, называются козаками и крестьян государевых по дорогам и по деревням побивают и грабят, подводы берут, жен их и детей позорят, животину всякую стреляют и по хлебу ездят. В нынешнем году приехал на торг и стал на дворе у крестьянина Неверова силою; и как торг съехался, то Творогов вышел со двора с своими козаками и крестьянами и стал у крестьян государевых сукна и холсты грабить и самих крестьян побивать. Когда я, Сабуров, выслал людей своих уговаривать его, то он велел людишек моих бить насмерть и грабить середь торгу; тогда я вышел на улицу и стал ему говорить: за что ты государевых крестьян велишь грабить, а людишек моих побивать? а он начал меня бранить всякою неподобною бранью и велел козакам бить меня до смерти, но меня миром отняли; я ушел к себе на дворишко и заперся; Творогов с козаками и со многими людьми приступил к дворишку моему, из луков и пищалей стреляли, поленьем бросали и грабили, и я едва отсиделся, отняли меня миром». Стрельцы при удобном случае становились также разбойниками; архангельский воевода доносил в 1630 году, что сто человек стрельцов, посланных из Холмогор в Пустоозерский острог, в Кедрове и на Мезени воровали, крестьян били и грабили и жен их бесчестили, сотника своего не слушали. Переводить разбои было трудно в стране малонаселенной, покрытой дремучими лесами; кроме того, средств не было: явятся большие разбойничьи шайки, против них вооружатся дворяне и дети боярские, как вдруг придет указ, чтоб эти дворяне и дети боярские ехали на береговую службу, а за разбойниками пусть идут монастырские служки, посадские и уездные люди; воевода пишет, что монастырские служки худы и бесконны; ему отвечают из Москвы: «Вы бы за разбойниками сами ходили, посылали губных старост и отставных дворян и детей боярских». Но уже это походило на насмешку, ибо дворяне и дети боярские отставлялись за старостию, увечьем и болезнями. Слышались жалобы и на губных старост, что они норовят колодникам для своей бездельной корысти, а губные шуйские старосты раз подали вот какую челобитную на губного целовальника: «Пришел он с кабака пьяный и вынул из тюрьмы колодницу, разбойничью женку Аксютку, к себе на постель, а сам уснул пьяный; тогда женка Аксютка вынула у него из пазухи ключи тюремные и выпустила из тюрьмы колодников, татей и разбойников семь человек, а тюремный сторож в то время сошел к себе ужинать».

Если посадские люди терпели от прикащиков сильных вельмож, то и дворяне и дети боярские били челом: которые посадские тяглые люди живут за сильными людьми и за монастырями в закладчиках, то от них им, дворянам, людям их и крестьянам обиды и насильство многое в городах, по Торжкам, по слободам и на посадах: людей их и крестьян грабят и побивают, на мытах и перевозах перевозы и мостовщину берут мимо государева указа; а в городах воеводы и приказные люди на этих людей суда не дают, отказывают, что им в городах судить их не указано. Вследствие этого челобитья вышел указ: на откупщиков и мытовщиков суд давать по приказам, из которого приказа кому дано в откуп или на оброк; кто станет брать перевозы и мостовщины мимо государевой грамоты, таких бить кнутом, да сверх того пеня на государя с откупу их с рубля по алтыну. А которые люди всяких чинов самовольством на своих поместных и вотчинных водах, по дорогам, завели мыты, перевозы и мостовщины и берут перевоз и мыт самовольно, вновь постановили мельницы и этим воду подняли, то все эти мельницы, мосты и перевозы свезть.

Когда Новгород Великий возвращен был Москве по Столбовскому миру, то жителям его дана была льгота на три года от всех податей; воеводами в него назначены были боярин князь Иван Андреевич Хованский да стольник князь Федор Елецкий с двумя дьяками; воеводы получили наказ переписать дворян и детей боярских, которым велено быть с ними на службе в Новгороде, нетчиков сыскивать и наказывать, пустопоместным и беспоместным, пока испоместятся, давать корм по осмине человеку; пересмотреть наряд и пушечные запасы и расставить наряд по местам, росписать пушкарей и всяких людей, где кому быть в осадное время, чтоб всякий свое место знал; ворота воеводам и дьякам ведать, кому которые пригоже; в городничие выбрать двоих дворян добрых и велеть им всякий хлеб и городовое всякое береженье, и у наряду у всех ворот ведать во всем, в городе ворота замыкать и отмыкать, а ключи приносить боярину и воеводе князю Хованскому в каменный город; жить князю Хованскому в большом каменном городе, князю Елецкому в другом городе, а дьякам жить, где прежде дьяки живали; как город замыкать и отмыкать, — для того сделать колокол, а ратный вестовой держать другой колокол; порох и всякий пушечный запас держать в каменном городе на казенном дворе или в крепком погребе, и приказать тот погреб и порох городничему, а для береженья от огня учредить объездчиков; в осадное время чухнов, латышей и порубежных русских крестьян в город (крепость) не пускать, держать их на посаде, во рвах, а жен их и детей малых пускать в город. Выбрать детей боярских и велеть им корчмы вынимать у всяких людей, чтоб кроме государевых кабаков никто питья на продажу не держал; дети боярские, которым держать про себя питье непригоже, чтоб никак его не держали, а которым дворянам и детям боярским, приказным людям, гостям лучшим и торговым людям пригоже питье держать, те бы питье держали про себя, а не на продажу; если у тех, кому нельзя держать питья, вынут корчму впервые, на том взять два рубля заповеди; вынут корчму в другой раз у сына боярского, то вкинуть его на время в тюрьму, и заповеди взять вдвое; вынут в другой раз корчму у посадского человека, у стрельца, козака или пушкаря, то бить кнутом и вкинуть в тюрьму, а заповеди взять вдвое. Заказ крепкий учинить и биричю велеть кликать несколько раз, чтоб никакого воровства не было, никто бы никого не бил и не грабил и другого никакого дурна не делал; беречь накрепко, чтоб в летнее время изб и бань не топили, вечером с огнем не сидели, есть бы варили и хлебы пекли в поварнях и на огородах в печах. Порубежных латышей и чухон Новгородского уезда, также зарубежных немцев, латышей и чухон, если приедут с хлебом или так для чего-нибудь, в город не пускать, а отвести им двор или два на посаде, приказать их приезд и отъезд ведать сыну боярскому или двоим добрым и беречь накрепко, чтоб им от русских людей обид не было, да чтоб от них русским людям дурна не было же: случится между ними и русскими людьми тяжба, то судить их на посаде головам, которым приказаны будут немецкие гостиные дворы, а вершить дела воеводам. Если посадские люди из московских городов станут приходить в Новгород и захотят жить в нем, будут просить льготы, то, расспросив их, велеть жить на посаде, давши им места под дворы и под огороды, записывать имена их в книги и присылать ведомость к государю в чети, откуда кто пришел и как давно. Беречь накрепко, чтоб немцы и латыши, приезжая в Новгород, у порубежных людей хлеба и никакого другого товара не покупали и скота не гоняли за рубеж, чтоб заморские торговые люди из Новгорода хлеба и никакого съестного запаса за рубеж не вывозили; сделать для немцев гостиный двор на торговой стороне, занять место небольшое острогом, дворы извозные извощикам сделать, а извощиков прибрать сколько пригоже, смотря по заморскому водяному приезду и привозу; этим извощикам из судов на гостин двор всякие товары велеть возить, а мимо их никому в извозе не быть, да изоброчить этих извощиков оброком. Если товар с немецких разбитых судов прибьет к берегу, то воеводам велеть товар сыскивать и отдавать немцам, чей он будет, взимая на государя десятую выть. Поминков воеводам у чужеземцев и у русских людей не брать ни под каким видом; если немцы станут какую почесть приносить, то также не брать ничего; пускать их князю Хованскому к себе в избу в другом городе перед воротами по утрам, человек по пяти и по шести, а не вдруг, в каменный же город заморских немцев никак не пускать. Сделать в Новгороде гостиный двор, чтобы гости мимо этого двора нигде не ставились, а фрязам, французских судов людям, сделать на тех дворах амбары, где. держать дорогие товары и всякую мелкую рухлядь; еду и питье всякое держать для заморских немцев и для торговых людей дворникам тех дворов, а для береженья на дворах приставить сына боярского и с ним целовальников; служилых людей, детей боярских, пушкарей, стрельцов и козаков на дворы не пускать, чтоб от них приезжим людям обмана, татьбы и другого воровства не было. Тяжелый товар: сельди, соль, мед, свинец, серу горячую, медь класть за городом на гостиных дворах под навесами, а мягкий товар немцам класть в амбарах. Русским людям свой товар: лен, посконь, сало, воск — также класть на гостиных дворах; а соболи, белки и всякий дорогой товар класть в городе, для чего сделать им там двор с амбарами. Если будут вести не тихи, на то время и немецкие большие товары с гостиных дворов велеть перевозить в город и класть в погреба или в палаты, где бы крепче, а лен, сало, воск и посконь класть в каменные погреба, где было бы от огня бесстрашно; а по улицам на посаде всякую ночь должны ходить по два сына боярских да по десяти человек посадских людей, смотреть, чтоб не было никакого воровства, и кругом гостиного двора ходить и береженье держать большое. Пушкарям, стрельцам, козакам и воротникам с немцами торговать запретить и смотреть за ними строго, чтоб над немецкими и над русскими людьми воровства не делали, да смотреть, чтоб стрелять умели, а которые не умеют, тех вон метать, и на их место прибирать умеющих; холопей боярских, тяглых людей и с пашен пашенных крестьян в стрельцы и козаки не брать, брать вольных охочих людей. Был до разоренья в Новгороде денежный двор: так воеводам велеть прежних денежных мастеров и новых собрать и денежный двор устроить, велеть деньги делать в старых деньгах и в ефимках, а для береженья велеть быть на денежном дворе сыну боярскому доброму, да гостю или торговому человеку лучшему и целовальникам, целовальников велеть выбрать городом, выбор взять за руками и к крестному целованью привести. Денежным мастерам сказать, что государь велит им давать денежное жалованье по-прежнему, и беречь накрепко, чтоб мастера делали деньги из чистого серебра, а медных и оловянных не делали, и в деньги меди и олова не примешивали, государевым серебром не корыстовались. Обо всем воеводам промышлять по сему государеву наказу, по указным грамотам и смотря по тамошнему делу; а о больших и вестовых делах приходить к митрополиту и с ним советоваться, как которому делу быть пригоже, и как бы государеву делу было лучше и прибыльнее.

В 1626 году в Новгороде Великом людей, способных носить оружие, было 2752 человека; из них дворян и детей боярских всех пятин — 1297, новокрещенов, татар и черкас поместных и кормовых — 36, стрельцов — 564 с двумя головами и 8 сотниками, козаков — 355, пушкарей и воротников — 20, подьячих у дел и рассылочных — 35, посадских и всяких тяглых людей с разными боями — 435. В новгородских пригородах: в Ладоге — 289, в Порхове — 75, в Старой Русе — 70; во Пскове — 4807, в том числе посадских — 3130, несмотря на то что в 1615 году выведено было 300 семей в Москву; в Торопце — 1103: в Торжке — 567; в Твери — 178, в том числе посадских — 85; в Кашине — 61; в Устюжне Железопольской — 335, в том числе посадских — 300: 100 с пищалями и 200 с рогатинами; в Ярославле — 2480, из них посадских и всяких жилецких людей, дворников и захребетников — 457 с пищалями да 1669 с копьями, кроме того, в Спасском монастыре слуг, служек и всяких монастырских людей — 73 с пищалями да 51 с копьями; в Костроме — 1297, в том числе — 1200 посадских; в Вологде — 1091, в том числе посадских — 800; во Владимире — 370, в том числе оброчных огородников — 50, посадских — 128, дворников — 62, патриарховых слободских крестьян — 17, соборных попов крестьян — 31; Дмитровской слободы крестьян — 2; в Суздале — 419, из них посадских — 258; в Арзамасе — 650; в Коломне — 558, из них посадских — 287; в Алексине — 90, из них посадских и чернослободских — 5; в Калуге — 1068, из них посадских — 422; в Вязьме 1321, из них посадских — 302; в Можайске — 431, из них посадских — 34; в Волоколамске — 106, из них посадских — 27; в Боровске — 280, посадских — 58; в Болхове — 318, из них посадских и всяких жилецких людей — 167; в Воронеже — 1168, посадских — 37; в Ельце — 1486, жилецких людей — 25. В 1635 году уже другие цифры: во Владимире, например, вместо 128 посадских — 184, дворников вместо 62 — 100, но число огородников уменьшилось: вместо 50–33. В Суздале вместо 419 посадских находим только 302; в Боровске вместо 58–65; в Калуге то же самое число; в Воронеже приращение большое: вместо 37 посадских 1626 года находим 375; положим даже, что в это число вошли 101 человек крестьян монастырской и оброчной слободы, показанные особо под 1626 годом и не показанные в 1635-м. В Новгороде Великом также большое приращение: вместо 435 посадских 1097 посадских людей, их детей, братьев, племянников и захребетников. Но во Пскове сильное уменьшение: вместо 3130 посадских 1626 года в 1635-м находим только 1057 с детьми, братьями, племянниками и захребетниками. Сильное увеличение посадских в Новгороде и сильное уменьшение их во Пскове легко можно объяснить тем, что новгородские посадские люди бежали от шведского разоренья, и преимущественно во Псков, а потом мало-помалу возвращались; во Псков же, кроме новгородцев, могли сбираться посадские люди и из других разоренных городов, потому что Псков в Смутное время неприятелем занят не был.

Незначительное число посадских людей в городах, людей, занимавшихся торговлею и промышленностью, уже может показать нам, что торговля и промышленность в Московском государстве при Михаиле не были в блестящем состоянии. Разгром Смутного времени, пожертвования для тяжелых войн с Польшею, насилия воевод и всяких сильных людей, дурное состояние правосудия, монополии казны, дурные дороги, недостаток безопасности на этих дорогах по причине разбойников, отсутствие образованности, от которого происходила мелкость взглядов, мелкость и безнравственность средств для получения барышей, — все это производило то, что русские торговые люди были бедны, отбывали своих промыслишков; если предположим даже, что они говорили неправду, нарочно выставляли свою бедность, чтоб отбыть от пожертвований, то побуждения, которые заставляли их так поступать, конечно, не могли содействовать развитию торговли и промышленности. До чего доходили откупа, видно из следующей царской грамоты 1639 года: «Ведомо учинилось: в городах, приписанных к приказу новгородской чети, в недавнее время взяты на откуп квас, сусло, брага, ботвинья, хмельное и сенное трушенье, мыльное резанье, овес, деготь и другие мелкие промыслы, которыми в городах живут, кормятся и тягло платят посадские и всякие жилецкие люди; в прежнее время такие мелкие промыслы никогда в откупу ни за кем не бывали, а теперь от них посадские и всякие жилецкие люди оскудели, и государь указал все эти новоприбылые откупа в городах отставить. О том же свидетельствует и Псковский летописец; он говорит, что в 1627 и 1628 годах умышленном воеводы и дьяка дали на откуп квасников, извощиков, дегтярей и банников на оброк и площадных подьячих, а в 1629 году купили на Москве кабаки псковские Ивана Никитича Романова закладчик Хмелевский с товарищами и продавали вино по 4 алтына стопу, а стоп убавили; другие люди откупали кабаки по волостям». Человек с состоянием должен был находиться в беспрерывном страхе за свое имущество и за свое спокойствие, потому что оно было постоянною целию для людей, хотевших поживиться на чужой счет, а такие люди были не между одними козаками: начали приезжать из Москвы во Псков дворяне, дети боярские и торговые всякие люди с ложными зазывными грамотами, требуя зажиточных горожан в Москву на суд; те, только чтоб не предпринимать разорительного путешествия, не испытывать знаменитой московской волокиты, мирились, сами не зная в чем, давали иногда больше десяти рублей. Вследствие этого псковские всегородные земские старосты били челом царю, чтоб дал псковичам право судиться у себя во Пскове во всяких делах, кроме уголовных: царь исполнил просьбу. Шуяне били челом князю Прозоровскому на его человека Акинфова, что он взял зазывную грамоту на шестерых шуян посадских людей, поклепав напрасно, убытчит и продает и вперед похваляется на многих посадских и остальных людишек зазывными же грамотами, поклепами и продажами и убытками великими. Мирское устройство городов обеспечивало горожанам право подавать всем миром беспрестанные жалобы царю и вельможам, не обеспечивая, однако, как мы видели, возможности защищаться всем миром, когда соседнему прикащику вздумается въехать в посад с угрозами: одни формы не помогут, как бы они хороши ни были. Мирское устройство, с другой стороны, обеспечивая право жаловаться всем миром на злоупотребления, не обеспечивало от разорения и правежа, когда весь мир должен был платить за пустые дворы, все более и более в некоторых городах прибавлявшиеся; в 1640 году шуяне били челом: в прошлом 1631 году было у нас по писцовым книгам на посаде жилых тяглых дворов 154, в прошлом 1639 году запустело 32 двора, да в нынешнем 1640-м погорело 82 двора, осталось у нас разломанных дворишков 40, и пошли мы по миру, промыслишки и товаришки — все пригорело; да мы же до пожара и после пожара стоим на правеже за недоплаченные в 1639 году дворовые деньги. Челобитная оканчивается обычным припевом: «Пожалуй нас, сирот твоих, чтоб нам вконец не погибнуть и розно не разбрестись». Мир пользовался правом жаловаться на злоупотребления, и жалобы выслушивались, просьбы исполнялись, правительство злоупотреблениям не потакало. В 1639 году шуяне били челом: велено в Шуе сыскивать корчемные и табачные дела Ивану Тарбееву, и велено ему взять у нас обыскные речи, и мы указали на людей, которые табак пили, а кто им табак привозил, того мы не знаем; но Иван Тарбеев научил этих бездельников клепать нас табаком для своей корысти, многих нас испродал, и многие посадские людишки разбрелись розно, покинув жен своих, детей и животы; и Иван Тарбеев на их место взял жен и детей и отдал за приставов, а из-за приставов берет их себе на постелю на блуд, угрожая им пыткою и торговою казнию, и велел им клепать нас табаком». Правительство не оставило без внимания такой жалобы и отправило Андрея Палицына разыскать дело. Палицын был беспристрастен относительно Тарбеева; но шуйский мир опять подал челобитную, теперь уже не государю, а могущественному боярину, князю Ивану Борисовичу Черкасскому, что Палицын пытает Тарбеева, но вместе пытает и посадских людей, пытает крепко, насмерть, не против их обысков.

Понятно, что при таких условиях русские торговые люди были бедны и не могли стянуть с богатыми иноземцами, на которых они жаловались одинаково, как и на воевод. Мы видели, что в начале царствования англичане получили грамоту на свободную и беспошлинную торговлю: торговые русские люди старались представить это дело так, что англичане подкупили думного дьяка Третьякова; но мы не можем принять этого объяснения, зная особенные отношения нового московского правительства к Англии. Англичане обязаны были доставлять в царскую казну сукна и другие товары по цене, по какой они продаются в Англии, не вывозить шелку за границу, не привозить табаку и чужих товаров; по городам воеводы должны были смотреть, чтоб русские люди от англичан их товарами не торговали и чтоб англичане закладчиками русских людей не держали. В 1613 году дана немцу Буку жалованная грамота на беспошлинную торговлю за его службы, прежнюю и нынешнюю, к государю и Московскому государству. В том же году дана грамота иноземцу Ивану Юрьеву на право беспошлинной торговли во всех русских городах по причине разорения, претерпенного им от поляков; в 1614-м дана была грамота компании голландских гостей на свободную и беспошлинную торговлю, но только в продолжение трех лет, и то в вознаграждение за потери, которые компания понесла в Смутное время, после же трех лет они должны были платить половинную пошлину; для иноземства государь их пожаловал, не велел судить их по городам воеводам и приказным людям, кроме дел уголовных, в гражданских же исках судятся они в Посольском приказе; дойдут по суду до крестного целования, то присягают не сами они, а люди их: с дворов их никакие подати, пошлины и повинности не требуются; наконец голландцы могут держать при себе питье. В 1619 году новгородские таможенные головы, гости, старосты и все посадские люди жаловались на голландца Самуила Леонтьева, что он живет на посаде на тяглом дворе, владеет двором неведомо почему, на гостином дворе с другими иноземцами не ставится, держит товары у себя на дворе, для царских пошлин в таможню их не являет, торгует всякими товарами врознь, и посылает от себя русских людей для торгового промысла в Заонежские погосты и, покупая хлеб, рыбу и всякие товары, отпускает в немецкие города; государь приказал воеводам допросить голландца, почему он так делает, взять с его товаров пошлины, выслать вон и вперед запретить ездить в Новгород, да запретить ездить в Новгород и другим немецким купцам, у которых не будет царских жалованных грамот, кроме шведов. Ганзейские города, по просьбе голландских штатов, получили право свободной торговли, но потом потеряли его. Мы видели, что по Столбовскому миру шведы получили право свободной торговли в русских городах; в 1629 году царь писал новгородским воеводам: «Приезжают из-за рубежа в нашу сторону торговые люди и торгуют всякими товарами украдкою, ездя по деревням, беспошлинно; а еще в 1625 году велено русским торговым людям заказ учинить крепкий, чтоб они в Швеции торговали по городам, а по селам и деревням не торговали, точно то же и шведам велено сказать, чтоб они у нас по селам и деревням не торговали». Псковский летописец жалуется на немцев и вообще на стеснение торговли, под 1632 годом он говорит: «Привезли немцы торговую грамоту из Москвы, что ставить им двор немецкий во Пскове, входить в город и торговать; архиепископ Иоасаф и псковичи били челом государю, чтоб не быть во Пскове немцам; но челобитья псковского не приняли, у Иоасафа благословение и службу отняли, а немцы во Псков многие входили и ездили по всему городу невозбранно и отмерили место, где двор немецкий ставить. В 1636 году отняли у псковичей торговлю, льном не торговать всяким людям, и гость московский прислан, велено ему купить на государя по указной цене московской; много от этого было убытку монастырям и всяким людям, деньги — корелки худые, цена невольная, купля нелюбовная, во всем скорбь великая, вражда несказанная и всей земле связа, никто не смей ни купить, ни продать». Несколько раз гостишки, гостиной и суконной сотни торговые людишки и многих разных городов — казанцы, нижегородцы, костромичи, ярославцы, суздальцы, муромцы, вологжане, устюжане, романовцы, галичане, угличане, каргопольцы, белозерцы, колмогорцы и других многих городов торговые людишки подавали жалобу государю на иноземцев, англичан, голландцев и гамбурцев, которые ездят но государевым жалованным грамотам в Москву и но многим другим городам со всякими многими товарами, тогда как при прежних государях кроме английских гостей иноземцы нигде не торговали, торговали только у Архангельского города. Теперь же они ездят но всем городам и привозят с собою других иноземцев, у которых нет государевых жалованных грамот, называют их своими братьями, племянниками и прикащиками, их товары выдают за свои, провозят товары тайно и беспошлинно; сами всюду ездят, покупают русские товары и потом продают их у Архангельска иноземцам заморским тайно и беспошлинно; чинят с этими заморскими немцами заговор вместе и торгуют у нас товары внаклад, и чем нам кормиться и сытым быть, все это у нас отняли; оттого русские торговые люди к Архангельску ездить перестали, ярмарка начала пустеть, в государевой казне стали быть недоборы большие, а мы от них вконец погибли. Те же иноземцы и остальные судовые промыслишки у нас отняли: с Вологды к Архангельскому городу и от Архангельска вверх к Вологде товары свои в своих дощаниках возят и кладь у русских людей и у иноземцев но найму берут».

Мы видели, что астраханская торговля с востоком пострадала при Заруцком, когда бухарские и гилянские купцы, ограбленные вором, должны были разбежаться; после очищения Астрахани от Заруцкого торговля возобновилась; в наказе астраханскому воеводе говорится: «Переписать на гилянском и бухарском дворе тезиков, которые живут в Астрахани на государевом имени, которой они области, которого города, как давно живут в Астрахани, ездят ли отсюда в свою землю или живут в Астрахани безвыездно, какими товарами торгуют и сколько доходов идет с них в государеву казну». Царь Михаил дал бухарцам право ездить с товарами в Казань, Астрахань, Архангельск и приморские города, нанимать подводы, покупать суда, воеводы не могли их задерживать, исключая долговых обязательств и уголовных дел. Что касается до персидской торговли, то московские купцы сами объявили, что ведут ее многие русские торговые люди, из многих городов; относительно же торговли персиян в России дан был такой наказ астраханскому воеводе: «Велеть кизилбашских, бухарских и гилянских торговых тезиков ставить на гилянском и бухарском дворе и торговать им велеть с русскими людьми и с юртовскими татарами на татарском базаре указными товарами, кроме шаховых купчин, которые покупают товары на шаха: этим позволено покупать на шахов обиход всякие товары, ногайский ясырь (невольников), птиц, ястребов, соколов и балабалов, кроме кречетов, пошлин с шаховых товаров не брать, но смотреть, чтоб шаховы купчины на себя не покупали того, что указано только на шаха покупать; если торговые люди из шаховых городов приедут в Астрахань, то воеводы посылают детей боярских, таможенных целовальников и подьячих, которые должны переписать, кто именно едет, сколько с ним людей, какие везет товары; если эти торговые люди станут торговать в Астрахани, то брать с них пошлины большие, если же будут проситься вверх по Волге, в Казань и другие города, то отпускать их, взявши пошлины проезжие; где товаров своих не продадут, там брать пошлины отвозные, смотреть накрепко, чтоб персияне, когда поедут в государевы города, ногайских и государевых людей с собою не брали; в Астрахани тезиков не задерживать, чтоб из-за них с шахом ссоры не было. Турецким купцам запрещено было торговать в Астрахани и на Тереке. Ногаям и юртовским татарам запрещено было в Астрахани продавать лошадей русским людям для отсылки в Русь; они должны были своих лошадей непременно гнать в Москву и по дороге нигде не смели продавать; астраханские воеводы должны были приманивать их обещанием, что когда они пригонят лошадей в Москву, то государь будет их жаловать, велит им видеть свои царские очи. В 1643 году астраханские воеводы получили следующую царскую грамоту: «Бьют нам челом юргенского (хивинского) царя послы и говорят: ездят из Астрахани русские люди чрез Юргенское государство торговать, и юргенский царь в том им заказа чинить не велит, и как они исторговавшись поедут в Астрахань, то он их и провожать велит; а когда юргенские торговые люди поедут в Астрахань и приедут к морю, то наши торговые люди бьют челом приказным людям, чтоб они юргенских торговых людей на суда не сажали, для того чтоб они товары свои продавали в неволю, дешевою ценою, и приказные люди юргенцев на суда не сажают, говорят, чтоб они торговали тут, а если не хотят торговать, то пусть везут свои товары назад. Так вы бы велели юргенцев на суда сажать и в Астрахань отпускать». Как стеснялась торговля, подчиняясь другим интересам и требованиям, видно из царского указа в Астрахань — не продавать персиянам дорогих мехов, чтоб не умалить цены царским подаркам, посылаемым к шаху.

Иностранцы охотно покупали хлеб в России; но продажа хлеба за границу была монополиею казны. В этом отношении замечательна царская грамота 1630 года гостю Тараканову с товарищами, которые закупали хлеб для казны: «Велено вам покупать на нас хлеб на Вологде и в других городах: рожь, ячмень, пшеницу, крупу гречневую, просо толченое, семя льняное и ссыпать этот хлеб в амбары, а весною на судах везти к Архангельску и продавать немцам, амбары же, куда хлеб ссыпать, и суда велено делать вам деньгами нашей казны. Но теперь бил нам челом игумен Антониева Сийского монастыря, что монастырь этот обыкновенно закупает хлеб на Вологде, потому что своею пашнею прокормиться ему нельзя, а вы, по нашей грамоте, хлеба ему покупать не велите. Так вы бы Сийского монастыря старцам покупать хлеб велели по-прежнему; только бы берегли накрепко, чтоб монастырские прикащики, крестьяне и всякие люди немецким гостям, купцам и их уговорщикам, которые скупают хлеб на немцев, хлеба никакого не продавали, и которые люди станут немцам хлеб продавать, тех сажать в тюрьму, а хлеб отбирать на нас».