Меняющиеся уровни

Эпохе массовой демократии была свойственна также огром­ная концентрация власти на уровне государства. Такая концентра­ция отражала развитие технологии массового производства и рост национальных рынков. Сегодня с появлением мелкосерийных тех­нологий положение меняется.

Возьмем простой хлеб. Некогда он производился в местных пекарнях. С наступлением индустриализации семейные пекарни были сокрушены супермаркетами, которые покупали хлебобулоч­ные изделия у гигантских национальных компаний, подобных Ней­биско в Соединенных Штатах. Неожиданно в наши дни многие американские супермаркеты, помимо продажи промышленных товаров, начали организовывать у себя выпечку хлеба. Пройден полный цикл, но уже на базе более совершенной технологии.

Фотографические снимки, некогда посылаемые в Рочестер, штат Нью-Йорк, где был центр фотопроизводства фирмы Кодак, теперь могут быть проявлены и отпечатаны на каждом углу улицы. Рекламная продукция, для изготовления которой прежде нужны были серьезные капиталовложения и сложное оборудование, теперь может изготавливаться на малогабаритном, современном копироваль­ном оборудовании в магазинах любого района. Таким образом, но­вые технологии сделали местную продукцию снова конкурентоспо­собной.

Вместе с тем передовая экономика переместила другие формы производства на мировой уровень. Автомобили, компьютеры и многие другие изделия отныне уже не производятся в одной-

единственной стране, а нуждаются в комплектующих из разных стран, где также осуществляется их сборка. Происходящие пере­мены содействуют то росту производства, то его падению, и это находит прямые аналогии в политике.

Все это вместе взятое объясняет, почему во всех высокоразви­тых странах от Японии и Соединенных Штатов до Европы мы на­блюдаем необходимость политической децентрализации и одно­временно попытки передать власть наверх — наднациональным органам.

Наиболее значительный из недавних примеров — это стремле­ние Европейского Сообщества по-новому централизовать власть на более высоком уровне путем создания единого интегрирован­ного рынка с единой валютой и единым центральным банком.

Как раз когда Европейское Сообщество предпринимает реши­тельные попытки сгладить различия и сконцентрировать приня­тие решений в сферах политики и экономики, многие страны пользуются этим наступлением сверху на государственную власть и осуществляют одновременно атаки снизу. «Единый европейский рынок, — говорит Жан Шемен, руководитель управления эконо­мического развития зоны вокруг Лиона во Франции, — предостав­ляет нам великолепную возможность избавиться от централизо­ванной в Париже власти». Действительно, у региона Рона-Альпы, куда входит Лион, тесные связи с находящимися вне Франции Ка­талонией, Ломбардией и Баден-Вюртембургом, с которыми его объединяют общие интересы.

С распространением суперсимволической экономики создает­ся клиентура для радикальных перемен во власти на местном, ре­гиональном, государственном и международном уровнях. Можно предположить, что проводимая политика расколет избирателей на четыре различные группы: «глобалисты», «националисты», «реги­оналисты» и «местные патриоты». Каждая будет яростно отстаи­вать свои взгляды (и свои экономические интересы). Каждая ста­нет искать союзников.

Каждая группа не только привлечет к себе определенные фи­нансовые и промышленные круги в зависимости от их своекорыст­ных целей, но и объединит вокруг себя талантливых артистов, пи­сателей и интеллектуалов, которые будут разрабатывать для нее соответствующее идеологическое обоснование.

Более того, вопреки общепринятому мнению, регионы и мест­ности отнюдь не становятся единообразными, а стремятся всячес­ки подчеркнуть имеющиеся различия. «Вы делаете серьезную ошиб­ку, если рассматриваете Соединенные Штаты Америки как единое целое. Разные части страны отличаются друг от друга как день и ночь», — говорит Джеймс Крупи, президент находящегося в Дал­ласе Международного центра управления.

Можно, конечно, не соглашаться с мнением Крупи, который утверждает: «Соединенные Штаты приближаются к тому, чтобы стать страной городов-государств»¹. Но если внимательно посмот­реть на статистические данные за 80-е годы, то отчетливо видно углубляющееся различие между двумя побережьями, Средним За­падом и нефтеносным районом, а также между большими город­скими центрами и пригородами. Касается ли это жилищного стро­ительства темпов развития, уровня занятости, инвестиций или условий жизни. Эти различия скорее будут углубляться, чем сти­раться под воздействием новой экономики, которая выступает против однородности, провозглашенной в эпоху «фабричных труб».

В то время как регионы и местности укрепляют свойственные только им культурные, экономические и политические особеннос­ти, правительствам становится все труднее управлять ими, приме­няя традиционные методы: централизованное государственное ре­гулирование, налогообложение и финансовый контроль. Увеличение или снижение размера капиталовложений или установление но­вой налоговой ставки будут приводить к абсолютно несхожим по­следствиям в разных частях одной и той же страны.

И когда это неравенство возрастает, оно может вызвать всплеск экстремистских движений, требующих региональной или местной автономии или фактического отделения. Взрывоопасная ситуация, которая ждет лишь детонации, присутствует во всех развитых эко­номиках.

В любой стране некоторые регионы уже считают себя обма­нутыми в экономическом отношении со стороны центральной власти. Обещания устранить региональные различия мало оп­равдывают ожидания, о чем вам поведает любой житель Глазго. (Возрождение сепаратистских настроений в Шотландии, по ут­верждению прессы, настолько взволновало английскую короле-

ву, что она выразила беспокойство по поводу распада Соеди­ненного Королевства.)² Единство Канады находится в очень шат­ком положении.

Кроме того, помимо экономического неравенства имеется не­довольство на почве языковых и этнических различий в таких раз­ных местах, как Южный Тироль, Бретань, Эльзас, Фландрия, Ка­талония. Объединенная Западная Европа будет вынуждена предоставлять все больше региональной и местной автономии или силой пытаться положить конец этим движениям.

В Центральной Европе во времена правления Габсбургов в XIX в. и начале XX в. враждебность среди германских, итальян­ских, польских, венгерских, словацких и австрийских поддан­ных открыто пресекалась центральной властью. Когда после Первой мировой войны многонациональное государство распа­лось, эти нации питали друг к другу непримиримую вражду. Крах господства Советского Союза в Центральной Европе пробудил старые недовольства. Мы уже наблюдаем обострение конфликта в отношении венгерского меньшинства в Румынии и турок в Болгарии³.

Далее к югу может распасться Югославия, поскольку прожи­вающие в ней сербы, албанцы, хорваты и другие народы воюют друг с другом. Все эти не принимаемые в расчет гигантские цент­робежные силы способны привести к развалу и самого Советского Союза.

Эпоха «фабричных труб» была отмечена размахом создания го­сударственности, что привело к осуществляемому из центра руко­водству малыми общинами, городами-государствами, регионами и провинциями. Такая консолидация способствовала тому, что сто­лицы стали местом сосредоточения огромной государственной вла­сти. Упадок эпохи «фабричных труб» будет порождать чувство глу­бокого возмущения, сильной тревоги, будоража общественные настроения, вызванные перемещением власти. Во многих частях света будет расти число экстремистских групп, для которых де­мократия — причиняющая неудобство помеха, и для проведения в жизнь своих фанатичных идей они будут стремиться снести эту преграду.