Механизм теократической преемственности

Порядок избрания нового далай-ламы уникален. Его не выбирают голосованием, его титул не передается по наследству; вместо этого считается, что прежний далай-лама неизменно перерождается в новом теле. Суть теории в том, что сначала «желтой верой», а потом и всем Тибетом управляли не четырнадцать разных далай-лама, а одно и то же духовное существо – бодхисатва Авалокитешвара (Ченрезиг по-тибетски), воплощение милости и сострадания, в четырнадцати последовательных перерождениях среди людей. Тела – всего лишь одежды, которые надевают, снимают и выбрасывают, когда в них больше нет нужды.

«Нам очень нравится такой порядок, – как-то раз объяснил мне Лобсанг. – Он сочетает преимущества принципа с преимуществами выборного. У него все преимущества наследования, потому что он гарантирует социальную стабильность. А все преимущества выборной системы, потому что каждый далай-лама начинает сначала и нет даже речи о том, что он может быть рабом какого-то класса. Представьте себе только, какое глубокое чувство единства эта система дала нашей стране! Драгоценный защитник (далай-лама) может родиться в доме любого человека, богатого и бедного, горожанина или крестьянина. Потенциально мы все участвуем в этом порядке. Ни у кого нет привилегий. Так мы сочетаем народную демократию с метафизической монархией. Отец Великого Пятого, например, был скромным крестьянином из Чунгье».

Хотя процедура преемственности на основе реинкарнации установилась относительно недавно – в XVI веке, – в ней выкристаллизовались древние тенденции и окончательное слияние обычаев, ритуалов и церемоний, элементов истинно классического буддизма и туземных, свойственных добуддийскому Тибету. Европейцы, как правило, считают, что, когда умирает далай-лама – у тибетцев на этот случай есть особое выражение, которое значит, что он с почестями телесно вознесся в рай, – дух Авалокитешвары сразу же воплощается на земле в теле новорожденного младенца. Это отнюдь не так. Максимальный срок реинкарнации обычного человека после смерти – сорок девять дней. Что касается бодхисатвы, на это может уйти намного больше времени, часто целых два года.

Однако в конце концов встает трудная задача поисков ребенка, в котором воплотился бодхисатва; и в этот момент в игру вступает типичный тибетский обычай, напрямую происходящий от институтов древнего шаманизма, который был религией Тибета до пришествия буддизма. Я говорю об институте предсказателей. После смерти далай-ламы самые важные ламы страны встречаются на торжественном конклаве и первым делом советуются с предсказателями. Фактически в монастыре Нечунг меньше чем в семи километрах от Лхасы живет официальный государственный предсказатель, чьи предсказания считаются бесценными. Однако с совещания с государственным предсказателем поиски только начинаются; это долгий и трудный процесс и может длиться годами. Интересно отметить, что он варьируется от случая к случаю и что всегда находятся разные чудесные знаки, которые приходится учитывать. Поиск отнюдь не заключается в прозаическом применении готовой формулы; скорее, это воплощение живой духовной реальности, в которой каждая новая ситуация выражается в разных внешних формах.

Что касается тринадцатого далай-ламы – то есть в 1878 году или позже, – нечунгский предсказатель впал в транс, как обычно в таких случаях, и ему открылись имена отца и матери ребенка. Но в Тибете имена особенно не помогут. Кроме знатных семей, тибетцы не пользуются фамилиями, и тысячи людей зовут Дордже или Дролма. Тогда предсказатель из Самье (один из старейших тибетских монастырей, по преданию основанный Падмасамбхавой в VIII веке) поведал, что «рядом с домом перерожденного Драгоценного Защитника есть гора в форме слона». Однако для устранения сомнений требовалась более точная информация. Как всегда бывает у людей, любая власть – денег, престижа или оружия – заставляет появляться разные группы, которые пытаются одержать верх. Так некоторые (настроенные прокитайски) заявляли, что перерожденный бодхисатва найдется на востоке. Другие (настроенные против Китая) утверждали, что он отыщется на западе. Третьи были уверены, что, вероятнее всего, это Такпо на юге Тибета. Тогда снова обратились к нечунгскому предсказателю, и он действительно обмолвился о Такпо. Однако он с таким же успехом мог дать и любую другую немного менее расплывчатую подсказку.

В Южном Тибете есть озеро под названием Чокоргье, где, как говорят, можно увидеть будущее. Тибетцы так описали Чарльзу Беллу тамошние видения:

«Вода в озере голубая. Ты смотришь в озеро с холма. Поднимается ветер и превращает воду в белую. Потом появляется яма в этой белой воде; яма сине-черная. Над ней образуются облака, и под облаками ты видишь образы будущих событий».

И тогда призвали влиятельного ламу из Гью (один из лхасских монастырей) вместе с докторами богословия, чтобы они изучили озеро. Кажется, сначала комиссия была разочарована; озеро замерзло, и ничего не было видно. К счастью, вскоре поднялся ветер и смел со льда снег. Лед засиял, как зеркало, и в нем появилось видение дома и цветущего персикового дерева. Той же ночью ламе из Гью приснился сон. Ему снилось, что он видит мать с ребенком около двух лет на руках. Через несколько дней лама, обходя озеро, увидел цветущее персиковое дерево (необычайная редкость в это время года) и рядом с ним дом. Внутри он нашел мать с ребенком, которая ему снилась.

Иными словами, новый далай-лама был найден. Но, конечно, ребенка надо было тщательно проверить; на его теле должны были найтись некоторые конкретные признаки. Бодхисатва Авалокитешвара всегда изображается с четырьмя руками, и ребенок, если он действительно воплощение божества, должен иметь мясистые выступы на плечах или лопатках. Конечно, у ребенка оказались такие выступы. Вдобавок у него должны быть уши длиннее обычного, поскольку такие уши – признак мудрости. Конечно, у ребенка оказались такие уши. Потом на ладонях его рук должны быть крошечные отпечатки в форме раковины. И этот знак нашелся. После первого осмотра ребенку предстояла вторая и окончательная проверка. Он должен был правильно отличить личные вещи, принадлежавшие ему в прошлой жизни: четки (тренгва), молельный барабанчик (нгачунг), колокольчик (трилбу), бронзовое дордже, платок, чайную чашку – от точных копий этих предметов. Только после того, как ребенок пройдет все проверки и нечунгский оракул подтвердит, можно будет объявить, что новый лама найден, и устроить его торжественное введение в сан.

Четырнадцатого далай-ламу искали и нашли совсем по-другому. В 1935 году, через два года после смерти тринадцатого далай-ламы и затянувшихся напрасных поисков, регент посетил озеро Чокоргье в надежде увидеть видение, которое сможет помочь. Результат оказался странный. Регент явственно прочел в озере три слога «а-ка-ма». Потом он увидел трехэтажный монастырь с позолоченной крышей и бирюзовой черепицей. Еще он увидел к востоку от монастыря извилистую дорогу на голый холм в форме пагоды. Лицом к холму стоял домик с необычной крышей. Смысл этого видения долго обсуждали самые ученые богословы Тибета и в конце концов пришли к выводу, что оно очень туманно указывает на вероятность, что новое воплощение случилось восточнее Лхасы. Между тем активно продолжались консультации и с государственным предсказателем, и с другими предсказателями рангом пониже (которые иногда считались более эффективными).

В этот момент случилось чудо из тех, которым тибетцы придают большое значение. Нужно сказать, что, хотя тела обычных смертных в Тибете обычно разрубают на куски на специальных погребальных холмах, чтобы птицы и звери могли ими питаться, тела далай-ламы и некоторых других важнейших лиц бальзамируют. Пока не был достроен особый мавзолей, тело тринадцатого далай-ламы положили на трон в зале храма Потала, где тысячи паломников, постоянно сходящихся в Лхасу, могут отдать почести тому, что пятьдесят девять лет было земной оболочкой Авалокитешвары. И вдруг несколько утр подряд смотревшие за телом монахи обнаруживают, что оно лежит головой на восток, хотя его клали головой на юг. Теория, что новый далай-лама появится на востоке от Лхасы, тут же приобрела поддержку.

Обнаружение других знаков, указывавших в том же направлении, весной 1937 года привело к тому, что несколько групп лам отправились на поиски в восточные районы Тибета. Каждая группа взяла с собой вещи прошлого далай-ламы и точные их копии для необходимой проверки. В конце концов осталось три ребенка-кандидата. Один умер еще до того, как его смогли проверить; другой с плачем убежал от ужаса при виде лам – очень плохой знак; и так остался только один. Как только глава депутации Трулку Кьицанг приблизился к дому, где жил ребенок, он сразу понял, что достиг цели. Он действительно обнаружил трехэтажный монастырь, который привиделся регенту на озере несколько лет назад. Он увидел и бирюзовую черепицу, извилистую дорогу и дом с необычной крышей; а когда ему сказали, что монастырь посвящен мудрецу Камапе, он понял значение двух слогов «ка» и «ма», которые регент прочитал в озере Чокоргье.

Прежде чем войти в дом кандидата в далай-ламы, Трулку Кьисанг притворился слугой. Подойдя к двери, он нашел там играющего ребенка. Мальчик тут же встал и побежал к нему с криком «Лама! Лама!» и схватился за ожерелье, принадлежавшее тринадцатому далай-ламе. Предположение стало превращаться в убеждение, но Трулку Кьицанг, желая всецело убедиться, так ничего и не сказал. Он вызвал остальных членов депутации и в их присутствии выложил перед ребенком, которому тогда было около трех лет, разные личные вещи тринадцатого далай-ламы и их копии. Ребенок каждый раз делал правильный выбор. Наконец осталась только трость и ее копия. Все оцепенели, когда ребенок взял неправильную трость, но он покачал головой и бросил ее. Потом схватил правильную и уже не хотел с нею расставаться. Конечно, на его теле нашлись нужные признаки. Так был найден четырнадцатый далай-лама.

По разным причинам эту важную новость держали в строгом секрете и объявили в Лхасе только в сентябре 1939 года, когда маленькое божество вот-вот должно было прибыть в столицу и несогласной политической фракции уже не хватило бы времени выставить другого кандидата. Встреча между эмиссарами правительства Лхасы и караваном, с которым ехал мальчик, произошла севернее Нагчуки перед рассветом 20 сентября. Маленькая группа монахов, министров, секретарей и солдат из Лхасы нашли мальчика спящим в паланкине в сопровождении родителей и группы китайских мусульман-паломников на пути в Мекку через Лхасу.

Шапе (министр) Бхондонг вложил церемониальный белый пояс в руки Трулку Кьицанга, чтобы он передал его маленькому ламе. Даже тибетскому министру не позволено предлагать пояс непосредственно великому правителю. Возле Нагчуки караван нашел лагерь и приготовленный трон. После пробуждения ребенка с большими церемониями посадили на трон. Министр Бхондонг простерся перед ним трижды, подал ему письмо регента, признающее его далай-ламой, и предложил символические дары, приличествующие такому случаю. Маленький живой бог продолжил путь в Лхасу в позолоченном паланкине далай-ламы, и в каждой встречной деревне его приветствовали толпы верных, простиравшиеся ниц. Путь проделали как можно быстрее, чтобы прибыть в Лхасу до восьмого месяца (по тибетскому стилю), который в тот год Земляного Зайца считался очень неблагоприятным.

Со дня его введения в Поталу у мальчика, выбранного судьбой, начинается совершенно новая жизнь. Вместо скромного сельского домика, кухни, двора, полей и цветов, игр с друзьями-сверстниками теперь он занимает целые покои в обширном комплексе дворцов, храмов, мавзолеев, темниц, залов, коридоров, библиотек и кухонь, из которых состоит Потала. Его родителям также предоставляют помещение, где они живут, его отцу присваивают титул кунга, герцога, но после нескольких месяцев он и его жена все реже видят своего сына. Новый далай-лама, как всякий монах, должен полностью отстраниться от мирской жизни; меняется даже его имя. При рождении четырнадцатого далай-ламу назвали Лхамо Дхондуп, но это скромное имя сменилось длинным рядом великолепных эпитетов, таких как Святой, Нежная слава, Красноречивый, Превосходный разум, Абсолютная мудрость, Поборник учения, Океан (мудрости) и так далее.

Первая важная церемония, в которой принимает участие новый далай-лама, – это церемония вступления на трон предшественника. Церемония называется «Молитва о силе Золотого Трона». Стоит отметить, что до интронизации рядом с троном каждый день накрывают небольшой стол с едой в положенное время, как бы помня и подчеркивая тот факт, что лама не умер, а отсутствует и что в нем ничего не изменилось, кроме такой преходящей и незначительной вещи, как тело. Суть церемонии в том, что ламы призывают далай-ламу снова занять трон, который он оставил несколько лет назад.

Церемония начинается до рассвета, как обычно для торжеств в Тибете, где ранние часы дня считаются самыми благоприятными. Разные участники начинают сходиться в зал Золотого Трона. Везде сверкает золото и резное дерево алтарей; шелковые картины, подушки и шерстяные ковры заглушают звуки. Постепенно зал наполняется. Вот шапе – три мирянина и один лама, вот регент (пойгьялпо, «царь Тибета»), вот настоятели главных монастырей – тощие аскеты с пытающим взглядом, полные, самоудовлетворенные сановники, сухопарые педанты, вот главы знатнейших семейств и иностранные делегации. Наконец водворяется тишина, и божественного ребенка в церемониальных одеждах вносят в зал, высоко поднимают и заботливо усаживают на «его» трон. Все падают ниц, теперь в Тибете официально есть новый далай-лама. Бэзил Гулд, который возглавлял британскую делегацию на церемонии Золотого Трона в 1940 году, рассказывает, что самообладание и серьезность ребенка, пока он бесконечными часами давал индивидуальные благословения, были очень трогательны. Надо вспомнить, что мальчику тогда едва исполнилось четыре с половиной года.

После того как новый далай-лама найден и возведен на трон, начинается его образование. Это очень суровый процесс, каждая деталь жестко регламентирована. С этого времени, помимо маленьких братьев, которые тоже обучаются в монастыре, его окружают только монахи. Конечно, он играет, как всякий нормальный, здоровый ребенок, но он должен привыкнуть к долгим часам учения, покаяния и публичных церемоний. Его обслуживают камердинер, эконом, который пробует всю еду до него, придворный «капеллан», который делает приношения богам от его имени, главный повар, главный врач, библиотекарь – короче говоря, целый двор с очень строгим и детальным этикетом, откуда полностью исключены женщины.

Юный далай-лама учится читать, писать и считать. Вскоре наступает время, когда он должен впервые удалиться в уединение в обществе наставника по богословию. Как только он достаточно подрастет, его начинают обучать теории и практике управления государством, но прежде всего он читает, перечитывает, толкует и комментирует религиозные книги, от бесчисленных томов Кангьюра до писаний Цонкапы. Он часто бывает на религиозных диспутах, которые происходят либо в Потале, либо в крупных монастырях Лхасы. Перед совершеннолетием он должен нанести побывать у одного из тайных озер Тибета, чтобы получить видение касательно будущих событий его «правления».

Принцип преемственности на основе реинкарнации приобрел в Тибете необычайную популярность. После того как его впервые применили к главам школы Гелуг, вскоре он стал применяться к настоятелям монастырей Ташилхунпо, то есть к панчен-ламе, которого европейцы часто неправильно называют таши-ламой. После далай-ламы панчен-лама есть самая главная фигура в духовной жизни Тибета. Оба главы связаны метафизической взаимозависимостью, которая объясняет многое в их взаимоотношениях. Далай-лама – это воплощение бодхисатвы Авалокитешвары, а панчен-лама – воплощение Дхьяни-будды Амитабхи. Но если мы вспомним, что говорилось в главе 4, станет очевидно, что духовный престиж далай-ламы должен быть ниже, чем панчен-ламы, от которого он духовно происходит, потому что в конечном итоге Авалокитешвара всего лишь эманация Амитабхи.

Надо вспомнить и коренное различие между Дхьяни-буддой и Дхьяни-бодхисатвой. Первый живет на уровне Логоса, то есть чистой мысли; второй представляет собой динамический момент творения, контакт с «круговоротом жизни». То же различие относится и к функциям далай-ламы и панчен-ламы на земле. Далай-ламы, что естественно, быстро разобрались, в чем дело. «Ты, о панчен-лама, мой духовный господин, – говорит далай-лама. – Это общепризнанная истина. Но твоя функция – пребывать в священной, безмолвной области невидимого. Поэтому оставайся в Ташилхунпо и наслаждайся невыразимым блаженством. Оставь мне, тому, кто всего лишь твоя эманация, мирские дела, которые слишком низкие, слишком мимолетные, слишком незначительные, чтобы быть достойными твоего внимания». Панчен-лама, разумеется, не хотел соглашаться с таким положением, особенно после того, как далай-ламе удалось избавиться от китайцев в 1912 году и стать по-настоящему независимым.

Вследствие этого отношения между двумя главами постепенно стали натянутыми вплоть до разрыва. С годами далай-лама стал отождествляться с пробританской политикой, а панчен-лама – с прокитайской. В 1923 году панчен-ламе даже пришлось уехать из Тибета и искать убежища в Кумбуме в Монголии. В 1935 году он умер, чтобы вскоре возродиться в новом «фантомном теле», десятом по порядку, и сегодня его представляет пятнадцатилетний мальчик.

Это серьезное несчастье для страны, когда в ней две силы с одинаковым или почти одинаковым влиянием. Наступает момент, когда происходит раскол, люди встают перед конфликтом интересов, и все погружается в хаос. Как в XIX веке европейцы играли на соперничестве между сегунами и императором в Японии, чтобы открыть страну для международной торговли, так же, можно предвидеть, когда иностранная держава захочет войти в Тибет, она воспользуется в качестве рычага соперничеством между двумя главами религии, далай-ламой в Лхасе и панчен-ламой в Ташилхунпо.

Кроме двух верховных светочей на тибетском небосклоне есть много других живых бодхисатв. За прошлые два века система преемственности на основе реинкарнации распространилась удивительно широко. Сейчас у каждого сколько-нибудь значительного монастыря свой собственный Воплощенный, собственное «фантомное тело». Их, наверное, несколько сотен. Есть еще и живая бодхисатва женского пола Палден Лхамо («Преславная богиня»), которая живет в монастыре на берегу озера Ямдрок. Когда молодой далай-лама приезжает на озеро Чокоргье за видениями, он останавливается в монастыре Палден Лхамо.

Палден Лхамо представляет одну из Восьми Ужасных. Она считается особой защитницей далай-ламы и панчен-ламы. Ее санскритское имя означает «адамантовая шлюха». Она всегда изображается в ее ужасной форме, как бешеный противник сил зла. Она сидит боком на белом муле, преодолевая море крови. Она чудовищно уродливая, обезумевшая от ярости и синяя. На ней гирлянда из черепов и корона из костей, у нее веер из пальмовых листьев, две игральные кости, чтобы играть человеческими жизнями, несколько змей, много драгоценностей, тигровая шкура, скипетр, чаша из черепа, до краев полная крови и дымящихся внутренностей, она подносит ее ко рту, искривленному диким оскалом. Однако ее теперешняя земная инкарнация, как говорят, симпатичная, бледная и, скорее, печальная девушка. Ее редко видно, и то только издалека, в таинственном полумраке храма.

Трудно представить себе встречу более странную и в каком-то смысле более трогательную, чем короткая, единственная ритуальная встреча далай-ламы и воплощения Ямдрок-цо – двух подростков, двух пленников суровых монастырских условностей, двух пленников разных мифов. Один из этих мифов грандиозный, красивый и благородный, а другой – ужасный, темный и первобытный. Оба просто символы, инциденты, «фантомные тела» в невероятной метафизической фантасмагории, в сумасшедшей игре символов. Оба позолоченные пленники церемониала и этикета дворов и монастырей. Но это два человека, и они молоды. Что они чувствуют на этой короткой встрече?