А. С. <А. С. Суворин> На репетиции «Бориса Годунова»[ccxxxiv] «Новое время», 1911, 6 января

Сегодня в Мариинском театре репетиция «Бориса Годунова» Мусоргского с Шаляпиным в роли Бориса. Театр был так переполнен сверху донизу, что кто-то заметил, что ярусы могут упасть: так перегружены были ложи. В. А. Теляковский, рассылающий довольно щедро приглашения {223} на репетиции в миры бюрократический, артистический, литературный и проч., конечно, удовлетворить всех не мог. Зато знаменитостей было так много, что они толкались, если можно так выразиться…

Генеральные репетиции имеют некоторые преимущества перед первыми представлениями. Не говоря о том, что они даровые, на этих репетициях существует некоторая интимность между зрителями, среди которых так много людей, артистически заинтересованных в театре и знакомых между собой. Исполнение разбирается беспристрастно и благожелательно, а потому тут более трезвые замечания, чем в критике после первых представлений, большею частью холодной, то несколько высокомерной, то несколько восторженной и, во всяком случае, несколько расчетливой. На генеральных репетициях говорят не для печати, а для себя и друг для друга. Хотя артисты еще не вполне тверды, зато на репетициях у этих артистов бывают превосходные частности, которые потом пропадают или входят в исполнение позже первого представления, когда артист вполне овладевает ролью. Самые поправки на сцене, иногда прерывающие исполнение, любопытны. Так, на этот раз Борис Годунов в лице г. Шаляпина, постучав легонько посохом о загородку, сделал весьма дельное замечание режиссеру г. Мейерхольду, который устроил шествие царя так, что он виден был за загородкой по пояс: «Загородку надо убрать»[ccxxxv]. Считая г. Мейерхольда человеком талантливым, я, однако, думаю, что ему не следовало поручать такой русской и такой сложной пьесы, как «Борис Годунов». Для постановки ее надо иметь русскую душу, надо инстинктом чувствовать многое и очень важное[ccxxxvi]. Не говорю уже о том знании русской жизни и обычаев, которое не дается изучением. Необходима русская красота в костюмах, в группах, в жестах, в походке. Всего этого мало у г. Мейерхольда. Он сделает хорошенькую вещь и любопытную, но едва ли осилит сложное здание. Поэтому постановка «Бориса Годунова» требует исправлений. Первые картины, плач и просьбы народа, выход Бориса, келья и корчма поставлены хорошо, но не особенно хорошо. Г. Шаляпин указал на одну неловкость. Но их несколько. У полицейских кнутья. Кнут был в употреблении не у нас одних. В польском языке есть слово «кнутовать». Но без этого орудия следовало бы обойтись, ибо сцена не может и не должна списывать жизнь. Толпа недостаточно красочна и слишком по-солдатски расставлена. Корчма — что-то невиданное, с печкой посередине, с окном без рамы, с потемками против окна, декорация поставлена углом и очень непонятно. Может, это так в Западном крае, но расположение {224} корчмы все-таки странное. А корчемница не умеет прясть. Если режиссеры никогда не видели, как прядут, то следует спросить об этом у русских баб, которых довольно в Петербурге. Куделей так не накладывают на гребень, как они наложены, веретеном так не действуют, как г‑жа Збруева. Веретено вертят пальцами одной руки, чтоб оно скручивало нитку, тогда как другая рука тянет лен. Эти звуки веретена, кажется, есть в музыке. Таких мелочей наберется много. А ведь из мелочей составляется вся картина. Зато превосходно написана комната Ксении и превосходно убрана. Только русский человек мог написать такую прелесть. В этой комнате происходит главнейшая часть оперы, после этого действия мне необходимо было уехать (репетиция кончилась в седьмом часу). Я видел только половину оперы, и мои замечания относятся только к тому, что я видел. В комнате Ксении у Шаляпина главные драматические положения. Борис и отец, и преступный тиран, и несчастный человек, чувствующий, что он достоин высокого положения действительными заслугами, но судьба против него. Душа честолюбца вся в страстном и мучительном движении. О гриме Шаляпина дает только небольшое представление его набросок[ccxxxvii]. В натуре грим этот гораздо интереснее и оригинальнее. Игра его — я только об игре и говорю — чудесного артиста. Я давно не видел ничего подобного. Притаив дыхание, слушаешь его и видишь в этом действии. Всякий жест, поворот головы, поступь, выразительность слова и душевных движений — все это отвечает характеру этого правителя, каким он является в трагедии и опере. Это поистине царственное воплощение Бориса Годунова.

В. Л. <В. К. Фролов>
«Борис Годунов» с Шаляпиным [ccxxxviii]
«Петербургский листок», 1911, 7 января

Вчера, 6 января, в Мариинском театре состоялось первое представление «Бориса Годунова» Мусоргского, возобновленного после долгого промежутка времени на радость всех искренних друзей русской оперы.

Эта глубоко оригинальная народная музыкальная драма нашего даровитейшего отечественного композитора предстала перед взорами блестящей публики, переполнившей зрительный зал, в совершенно новом виде.

Участие г. Шаляпина, выступившего в своей коронной роли Бориса, повысило интерес к этому спектаклю до крайних пределов. {225} Все сцены, где появлялся наш высокоталантливый артист-художник, вызывали напряженное внимание публики, и в зале воцарялась глубокая тишина.

Кульминационным пунктом в исполнении г. Шаляпиным драматической роли Бориса был по-прежнему знаменитый монолог «Достиг я высшей власти» с последующими сценами галлюцинаций, принятием схимы и смертью.

Более реального и в полном смысле слова художественного воплощения личности несчастного царя трудно себе и представить. Перед нами был живой Годунов, властолюбивый, гордый, любящий и страдающий в своей злополучной переменчивой судьбе, невольно вызывающий глубокое к себе сочувствие. Надо ли говорить о том высоком эстетическом наслаждении, которое доставил публике ее неизменный баловень и любимец? Г. Шаляпин пожинал шумные лавры.

За немногими исключениями «Борис Годунов» шел с новым составом исполнителей.

На первом месте мы бы поставили г. Касторского, в вокальном отношении превосходно исполнившего роль Пимена.

Верный тип иезуита Рангони дал г. Боссе, к тому же красиво спевший свою партию.

Г. Севастьянов был по внешности хорошим Самозванцем, но его вокальное исполнение этой роли было тяжеловесное и форсированное.

Типичная корчмарка г‑жа Збруева. Красива, хотя и недостаточно кокетлива и лукава, была г‑жа Петренко в роли Марины, которая к тому же немного высока для ее голоса. Оставляла желать лучшего и ее дикция.

Двух пьяных бродяг — Варлаама и Мисаила — исполняли гг. Серебряков и Угринович.

Первый из них в погоне за комизмом чересчур переигрывал, переходя границы художественного реализма. Недурен был г. Александрович в роли Юродивого. Довольно успешно справился г. Андреев 2‑й с ролью князя Шуйского, хотя он и не дал настоящего типа этого вкрадчивого, хитрого льстеца. Впечатление портил носовой звук его голоса.

Федора, Ксению и мамку старательно исполнили г‑жи Тугаринова, Гвоздецкая и Панина. Остальные исполнители многочисленных вторых ролей содействовали хорошему ансамблю.

Хоры пели далеко не так, как прежде, как в смысле стройности, так и звучности.

Поставлен «Борис Годунов» в общем с обычною в русской опере роскошью. Новые декорации написаны художником г. Головиным. {226} По его же рисункам сделаны костюмы и бутафория. Лучшие из декораций: Кремль, келья, терем Бориса и Боярская дума. Совсем неудачна уборная Марины Мнишек, представляющая собой простую белую стену с висящим на ее середине каким-то портретом и с крошечным жалким столиком, изображающим туалет Марины.

А сама Марина, эта богатая польская магнатка, одета в роскошный костюм с драгоценными украшениями, совершенно не гармонирующий с убогою обстановкою ее уборной. Красива декорация «у фонтана», но самого фонтана, у которого, по Пушкину, происходит свидание Самозванца с Мариной, на сцене нет, и они ведут беседу около какой-то статуи. Это не простая придирка, принимая во внимание похвальное стремление нашей дирекции при постановке опер соблюдать историческую верность и необходимый реализм.

А тут даже нет логики, так же как и в том, что во время чтения Гришки и Варлаама грамоты (сцена в корчме) сцена погружена во мрак, и оба они читают перед полуосвещенной рампой, хотя тут же в стороне приготовлена лучина.

Таких промахов в сценической постановке «Бориса Годунова», допущенных режиссером Мейерхольдом, можно было бы указать еще несколько, но достаточно и приведенных. В опере восстановлены превосходные народные сцены под Кромами[ccxxxix]. Но здесь опять-таки сцена слишком выдвинута вперед и сужена, и народ все время топчется на одном месте.

Нет размаха, нет шири. Костюмы все красивы и стильны.

Дирижировал г. Коутс. Спектакль кончился около часа ночи.