Двести пятый не отвечает

Это произошло в один из обычных летных дней. Все шло своим чередом. Руководитель полетов подполковник Аркадий Евстафьевич Черняев и его бригада умело и грамотно вели управление полетами в огромном воздушном пространстве аэроузла. Необычного сегодня ничего нет. Правда, метеорологические условия не совсем простые, поэтому не всем в таких условиях разрешается летать.

Летчики-испытатели — люди очень высокой летной квалификации, но по существующим законам каждому заданию на испытание должны соответствовать условия погоды, время суток, года и т. д.

Поэтому-то Вадим Иванович Петров, хотя и молодой, но уже прекрасно зарекомендовавший себя летчик-испытатель, вот уже в который раз справляется у дежурного синоптика, когда же наконец поднимется нижний край облаков. Как на грех, они целый день держатся на высоте около 300 метров, а для выполнения задания необходимо не менее 500. Томительно идут минуты и часы ожидания. Очень томительно. К полету уже все давным-давно готово: и он сам, до мельчайших подробностей изучивший задание, и самолет, тщательно подготовленный техниками. Все готово. Именно это и не дает ему покоя. Даже в такой никогда не унывающей компании, как летная.

Во второй половине дня облачность постепенно начала разрываться, и ее нижний край поднялся до 600 метров.

Вперед, Вадим! Тебя ждет бескрайнее небо. После кропотливой и нелегкой экипировки в высотное снаряжение и посадки в самолет Вадим вышел в эфир.

— «Гранит», я — двести пятый, разрешите взлет.

— Двести пятый, взлетайте.

— «Волна», я — «Гранит», прошу обратить особое внимание на взлетающий самолет, — предупредил руководитель полетов командный пункт.

— Вас понял, — тут же ответил старший штурман смены Владимир Михайлович Гречишников.

На этот раз можно было бы и не заострять внимание командного пункта. Все уже привыкли к полетам этого сверхскоростного стратосферного самолета. Важность обеспечения безопасности его полетов всем предельно ясна. Это ведь последнее достижение техники. И все же Аркадий Евстафьевич не преминул напомнить об этом. Таков его стиль работы. Нельзя привыкать к обстановке, ее надо ежеминутно анализировать, своевременно и безошибочно принимать правильные решения, творчески участвовать во всей динамике летного дня. А динамика здесь весьма сложная. Все воздушное пространство аэроузла бывает занято полностью. До предела!

Бригада по руководству полетами подполковника Черняева А. Е. давно снискала себе уважение и авторитет среди летного состава нашей части. Это очень высокая честь. Ее можно завоевать только кропотливым, умелым и достаточно смелым управлением полетами. Нервозности и нерешительности в управлении летчики не выносят. Им подай все однозначно и без дерганий. Аркадий Евстафьевич, сам пролетавший 22 года на истребителях, понимает это.

Особое чутье к воздушной обстановке, к чувствам и переживаниям летчиков у него заложено с самого начала службы в авиации. Окончив авиационно-техническое училище, Аркадий Евстафьевич глубоко познал работу техника самолета, ее прелести и невзгоды. Он до мозга костей усвоил, что обеспечение безаварийности полетов в воздухе начинается именно здесь. На земле, в кропотливом и тяжелом труде технического состава. Поэтому по окончании Руставской школы летчиков-истребителей он был уже всесторонне эрудированным авиатором. Незаурядные летные качества вывели его в ряды летчиков-инструкторов. Четыре года работы с молодежью. Радость становления своих питомцев. Работа с большим количеством людей разных характеров и судеб сделала его внимательным и понимающим любого человека, с которым ему приходилось встречаться. А какой богатый опыт полетов на различных типах поршневых и реактивных, дозвуковых и сверхзвуковых истребителей! Сколько различных сложных и аварийных ситуаций пришлось ему решить в воздухе!

Все это подготовило его к руководству полетами в таком огромном воздушном пространстве. Каждый полет считается событием, которому должно быть отдано все для обеспечения его безопасности.

Взлетают и садятся самолеты. Летный день подходит к концу. Солнце, правда, еще высоко над горизонтом, но для конца мая по здешним местам греет сегодня слабовато, а из разорванных слоисто-кучевых облаков нет-нет да и зашумит неприятный холодный дождь. Зато растительность в полном соку. Высокая трава зеленым покрывалом закрывает всю степь. Здесь это зрелище редкое. К этому времени обычно кругом только желто-коричневая выгоревшая трава да катающиеся шары перекати-поля.

— «Волна», я — двести пятый, начинаю выполнять задание.

— Понял. Вас наблюдаем, — ответил штурман наведения майор Смыслов и тут же сообщил руководителю полетов о докладе двести пятого.

Казалось бы, никаких поводов для беспокойства нет. И тем не менее Аркадий Евстафьевич двести пятого держит на особом учете. Машина-то ведь какая! Ну, а главное все же в том, что надо быть ежесекундно начеку. В любой момент может потребоваться его незаменимое участие в принятии самого ответственного и единственно правильного решения.

Такие случаи в его практике руководства полетами были не раз. За разумные, смелые и грамотные решения в сложной воздушной обстановке Аркадий Евстафьевич и его бригада имеют много ценных подарков и благодарностей от командования. Были, конечно, и ошибки. Их не бывает, как говорится, только у того, кто ничего не делает. Надо сказать, что самое ценное в Аркадии Евстафьевиче то, что он прекрасно понимает: ошибки в руководстве полетами могут стоить жизни летающим людям. Поэтому всю работу в бригаде он строит на взаимном контроле действий, взаимной помощи, взаимном уважении друг друга и на максимально возможном исключении ошибок в руководстве полетами. Это цель, к которой стремится бригада. И это ей неплохо удается.

— Аркадий Евстафьевич, как дела у двести пятого? — спросил по телефону ведущий инженер.

— Все хорошо. Он на удалении двести восьмидесяти километров от аэродрома на заданной высоте.

— Он уже должен заканчивать задание. Топлива у него осталось минут на двадцать — двадцать пять.

— Понял.

— «Волна», дайте команду двести пятому возвращаться на свою точку.

Иван Игнатьевич Смыслов, непрерывно наблюдающий за самолетом, пилотируемым летчиком-испытателем Петровым, вызвал его на связь.

— Двести пятый, я — «Волна», ваше удаление двести девяносто километров. Разворачивайтесь на свою точку, курс двести сорок градусов.

Ответа нет.

— Двести пятый, задание выполнили?

Ответа нет.

— «Гранит», двести пятый не отвечает. На экране радиолокатора наблюдаю разворот самолета влево.

— Двести пятый, я — «Волна», отвечайте.

Летчик на вызовы штурмана наведения не отвечал.

— Аркадий Евстафьевич, самолет из разворота вышел, но идет в направлении севернее аэродрома километров семьдесят, — сообщил по телефону майор Смыслов.

— Попробуйте давать команды через приводную радиостанцию. Дайте доворот вправо, а я буду наблюдать за его действиями по экрану радиолокатора.

— Следите за ним, даю доворот вправо, — скомандовал руководитель полетами.

— Курс остается неизменным, — сообщил Иван Игнатьевич.

Аркадий Евстафьевич по прямому проводу вызвал на свой КП ведущего инженера. А пока у него есть несколько минут подумать о возможных вариантах помощи экипажу. Связи с летчиком нет — это раз. Самолет идет мимо аэродрома, и летчик не слышит команд через приводную радиостанцию — можно предположить, что автоматический радиокомпас не работает, — это два. И наконец, самолет идет с курсом 280 градусов вместо данных летчику 240, — возможно, отказала в работе курсовая система — это три. Топлива осталось очень мало.

— Штурман, какова высота двести пятого?

— По радиовысотомеру наблюдаем непрерывное снижение, сейчас четырнадцать тысяч метров.

Обстановка накалялась. Разорванная облачность с верхним краем, достигавшим 7000 метров, и нижним 600 метров, видимо, давала летчику повод к тому, чтобы снизиться под облака при частичной видимости земли, а дальше по очень характерному водному ориентиру выйти на свой аэродром. Решение дерзкое. Топлива очень мало, а он, видимо, во что бы то ни стало хотел спасти машину.

Огромный опыт Аркадия Евстафьевича дал ему возможность достаточно точно определить создавшееся положение. После взлета Вадим перевел самолет в невиданный до сего времени скоростной набор высоты. Прошло всего несколько минут, а его серебристая птица была уже высоко-высоко в стратосфере. Выполнив задание, Вадим начал разворот на свой аэродром. И вдруг в телефонах гермошлема и, видимо, всем телом он почувствовал небольшой, как электрический разряд, щелчок. От неожиданности вздрогнул. И тут же полнейшая тишина в телефонах заставила его приняться за проверку радиосвязи. Сомнений никаких не было — радиосвязь отказала полностью. Ни на одном из возможных каналов связи установить ее не удалось. Мало того, по остановившейся стрелке автоматического радиокомпаса Вадим понял, что и он отказал.

Молниеносно вспомнил, что перед полетом нижняя кромка облаков была на высоте 600 метров. Летный день уже подходил к концу, и в воздухе остался он один. Ждать помощи товарищей, находящихся в воздухе, или руководителя полетов (связи нет) не было никаких оснований.

Надо было определить местонахождение самолета и расположение аэродрома. Задача весьма сложная. Ведь вести счисление пути, когда скорость в течение полета изменяется от 400—500 километров в час до двух и более тысяч километров в час, с достаточной точностью могут только специальные навигационные системы. А сейчас самолет обесточен, и они не работают. Значит, единственная действующая электронная машина — это мозг самого летчика. Решай все сам! Причем решай очень быстро. Топлива осталось мало.

Двигатели переведены на экономичный режим работы. Надо экономить каждый килограмм топлива. Включил сигнал бедствия, чтобы расчеты наземных радиолокационных станций немедленно узнали, что самолет терпит бедствие, и отличили его от всех остальных самолетов, находящихся в зоне видимости радиолокатора. Однако и этот сигнал не работал. Совпадение неприятностей.

Развернув самолет на курс 280 градусов, Вадим начал энергичное снижение. Надежда на то, что нижняя кромка облаков достигает 600—700 метров, давала ему уверенность в том, что, выйдя из-под облаков, он сможет найти аэродром и благополучно посадить машину. О своей безопасности подумать, конечно, времени не было. Пролетев несколько минут курсом 280 градусов, он встал в глубокую правую спираль и стремительно ринулся вниз.

Руководитель полетов это видел, вернее сказать, он это предчувствовал.

Никакой связи нет. Самолет с земли больше не управляется. Как быть? Молниями пробегают мысли. Руководитель полетов ставит себя на место летчика и в то же время решает вопрос окончания полета здесь, на КП. Надо сделать все, чтобы и жизнь летчика осталась в безопасности, и такой уникальный самолет остался цел. Время на размышления — секунды.

— Аркадий Евстафьевич, высота двести пятого четыре тысячи метров, удаление сорок пять километров, проходит севернее нашего аэродрома. Снижается.

— Смыслов, дорогой мой, смотри внимательнее. Сейчас...

И тут, как будто прорвав пелену, затуманившую мысль руководителя, пришло решение. Ведь в полной готовности к вылету вот уже несколько минут сидит и ждет разрешения на вылет известный летчик-истребитель подполковник Попов П. Н.

Так в чем же дело? Действуй, руководитель! В твоих руках все: и жизнь летчика, и сохранность машины.

— Двести сорок первый, срочно выруливайте на ВПП и по готовности взлетайте. Ваше задание отменяю. Пойдете на перехват двести пятого.

— Все понимаю. Я все слышал, — уверенно произнес Петр Николаевич.

Через одну-две минуты двести сорок первый уже в воздухе и по командам штурмана наведения Смыслова пошел на сближение с двести пятым.

В это время «взлетел» на вышку КП ведущий инженер.

— Что случилось?

— Отказала связь, а кроме этого, видимо, и курсовая система, и автоматический радиокомпас. По всему видно, что Вадим команд не слышит и не имеет приборов, по которым можно выйти на аэродром. Будем заводить на аэродром при помощи лидера. На перехват двести пятого пошел Попов. Он уже сближается с терпящим бедствие самолетом.

— Смыслов, как идет сближение? Сообщайте чаще!

— По месту все нормально. Но двести пятый уже успел снизиться до высоты пятьсот-шестьсот метров, а двести сорок первый вышел на высоту две тысячи метров.

— Немедленно переводите его на высоту двести пятого, — скомандовал руководитель полетов.

— Двести сорок первый, срочно снижайтесь до пятисот метров. Курс сто восемьдесят градусов, — тут же отдал команду штурман наведения.

— Понял, беру курс сто восемьдесят, снижаюсь, — ответил Петр Николаевич.

Через несколько секунд он уже сообщил, что вышел на высоту 500 метров, а затем несколько захлебывающимся голосом добавил:

— Сейчас прошел над горящей машиной и бегущими к ней людьми...

Какой машиной? Самолетом ли, автомашиной или вообще очагом пожара? Уточнения нет. Он ведь уже это место пролетел. Единственное утешение, раз нет подтверждения, значит, это не самолет.

— А может быть?.. И он...

Смыслов молниеносно взвешивает — сообщать об этом руководителю или нет. И тут же решает: пока нет. Это сообщение может вывести его из равновесия. Ведь если это двести пятый, то ему уже не поможешь, а если нет, то надо быть спокойным и трезво решать вопрос вывода самолета на аэродром. Надо запросить Попова.

Но в это время на индикаторе кругового обзора радиолокатора штурман наведения увидел отметку от самолета Петрова.

— Петрова вижу, двести сорок первому курс сто шестьдесят градусов, до цели четыре-пять километров.

У Вадима в это время были исключительно напряженные, ответственные и тревожные минуты. Приняв решение снижаться, вышел под облака в несколько отдаленном от аэродрома районе, где нижняя кромка облаков была всего лишь 300 метров. Этого было очень мало. Много ли увидишь с такой высоты? А тут еще открывшийся перед ним зеленый ковер, покрытый густой травой, совсем вывел его из равновесия. «Где я? Неужели пересек водный рубеж? Ведь только там в это время бывала такая растительность. В районе аэроузла она выгорала значительно раньше». Он, будучи в напряженном состоянии, не учел, что за последнее время было много дождей. И природа преобразилась.

Промелькнула тревожная мысль: хватит ли топлива до аэродрома. В этот же момент он увидел знакомую по очертаниям бетонную площадку. Такие площадки были только в районе, который Вадим хорошо знал. Но где он находится сейчас, определить не мог. Развернулся на обратный курс и решил производить посадку в степи. Сверху казалось, что площадку для посадки можно подобрать без труда. Время летит. Топливо как будто вытекает из баков, так быстро оно расходуется.

Нервы напряжены до предела. В подобной ситуации побеждают люди сильной воли, которые могут сосредоточить всю силу своего разума и чувств на победе. Слабые погибают, сломленные неукротимой стихией.

Давно горят лампочки, сигнализирующие аварийный остаток топлива. Надо садиться. И в это время летчик увидел наведенный на него командным пунктом истребитель Попова Петра Николаевича. Сразу, как говорится, отлегло от души. Значит, о нем помнят, за ним следят, значит, друг пришел на выручку.

Летчик-истребитель Попов, более 20 лет пролетавший на различных типах истребителей, привыкший видеть все вокруг с первого взгляда, и на этот раз оказался на высоте положения.

— Петрова вижу, — открытым текстом сообщил он на командный пункт.

И тут же в эфир пошла команда штурмана наведения:

— Двести сорок первый, курс девяносто пять градусов, до аэродрома тридцать километров.

— Понял. Подошел вплотную. Он меня видит.

Сделано все возможное. Самолеты встретились. Это хорошо, но... при оставшемся топливе у Вадима ему не зайти на посадку нужным курсом. Для этого надо сделать круг над аэродромом. А горючего ведь нет!

И руководитель полетов решил: немедленно переключить все средства посадки в сторону, откуда идут двести пятый и двести сорок первый, хотя это противоречило условиям посадки по ветру. Ветер ведь должен всегда гасить скорость самолета на посадке, а сейчас он будет ее увеличивать. Это плохо. А что делать? Лучше потерять покрышки колес, чем такой самолет вместе с замечательным летчиком.

— Двести сорок первый, переходи на второй канал, — скомандовал штурман наведения.

— Принял. — И тут же нажатием кнопки на пульте управления радиостанции перешел на связь непосредственно с руководителем полетов.

— Двести сорок первый, я — «Гранит», ты с ним рядом? — теперь уже начал управление полетом Аркадий Евстафьевич.

— Да.

— Молодец. По моей команде выпускай шасси. Сделай это так, чтобы двести пятый видел. Учти, посадка с попутным ветром.

— Принял. Он уже все понял. Но по его движению рукой я догадываюсь, что топливо вот-вот кончится. Теперь не до ветра...

Да, положение действительно тяжелое. Ведь руководитель сделать больше ничего не может. Вывести на аэродром самолеты теперь уже ничего не составляет, все средства посадки свое дело сделали. Попов теперь и без его помощи заведет самолет Петрова. Он ведь идет под облаками и, вероятно, уже видит аэродром. Но если у двести пятого не хватит топлива, то все равно руководитель полетов себе оправдания не найдет. Почему долго принимал решение? Почему долго думал? Ведь может не хватить буквально секунд.

Время шло. Нет, оно летело быстрее самолета. А руководитель полетов всей душой «тянул» самолет Петрова к посадочной полосе.

— Двести сорок первый, удаление шесть километров. Выпускай шасси и закрылки.

— Понял.

— «Гранит», я, двести сорок первый, и двести пятый шасси и закрылки выпустили. Кажется, порядок.

Все уже давно на самой верхней площадке командного пункта. Все живут последними минутами полета летчика-испытателя подполковника Петрова Вадима Ивановича.

И вот долгожданный момент наступил. Самолет-красавец, самолет-чудо бежит по бетонированной полосе аэродрома, а над ним, как будто салютуя победе решения руководителя полетов подполковника Черняева А. Е. и слаженности работы его бригады, проносится самолет летчика-истребителя Петра Николаевича Попова.

Да, руководитель полетов принял очень правильное решение и своевременно провел его в жизнь. Жизнь летчика и машина спасены умелыми действиями смелых, хладнокровных и мужественных людей, поставленных на пост руководства такими ответственными и не лишенными риска полетами.