Глава 4. Мака ковыляла по глубокому снегу, проклиная скользкие осенние сапоги матери на высоченных каблуках

Мака ковыляла по глубокому снегу, проклиная скользкие осенние сапоги матери на высоченных каблуках. Надо быть полной дурой, чтобы купить такую обувь: навернуться с двенадцатисантиметровой высоты вообще ничего не стоило. Одна радость: от выхода из метро до шикарного ресторана, в котором Игорь назначил ей встречу, было рукой подать.

Она вздохнула, сконцентрировалась на оставшемся отрезке пути и засеменила быстрее.

На нее беспрестанно оглядывались. Длинные волосы разметались по голубому норковому полушубку матери, который та надевала только «на выход». Щедро подведенные коричневым карандашом глаза смотрелись на румяном лице как кукольные. Взгромоздившись на каблуки, она стала выше многих мужчин, которые выворачивали шеи, чтобы проводить ее сладострастным взглядом. Трущиеся у края тротуара дворники в оранжевых куртках не преминули остановить работу и, уперевшись подбородками в черенки лопат, улюлюкали и свистели ей вслед.

Мака почувствовала, что вот‑вот умрет от страха. И хотя держалась она как разнузданная модель на натоптанном подиуме, в глубине души ощущала ужас. Каждую секунду ей мерещилось, что очередной проходящий мимо мужик тянет к ней руки; что ее силой запихивают в машину у тротуара и куда‑то увозят; что она элементарно не удерживается на каблуках и падает на свежевычищенный асфальт.

Теперь Мака и сама не могла понять, как умудрилась решиться впервые в жизни без Инны, без бабушки или без толпы приятелей, с которыми они выбирались в центр пару раз, притащиться сюда. И дернул черт натянуть такую короткую юбку! Если бы мать увидела ее в таком виде, скандала было бы не избежать. А она уже так устала от этой жизни в вечном сопротивлении! Только‑только наступил хоть какой‑то мир.

Оставалось надеяться на то, что к моменту ее возвращения домой Инна уже будет спать. Или, как всегда, засядет за свой компьютер, что в принципе одно и то же. Маку раздражали эти ночные бдения матери – Инна словно переставала существовать. Мака, казалось, могла стоять на ушах, привести в дом друзей, устроить погром – мать ничего бы не заметила. И этот уход от реальности, от собственного ребенка был обидней всего.

Мака наконец взобралась вверх по ступеням, ведущим к ресторану, и смутилась, взглянув на швейцара, который распахнул перед ней высоченную дверь. Если бы не желание разобраться с Игорем Варшавским и отвоевать у него любовь матери, она бы на пушечный выстрел не подошла к такому пафосному заведению.

Едва Мака переступила порог и завертела головой в поисках гардероба, как зазвонил телефон. Она вытащила из кармана аппарат и взглянула на дисплей: на нем мигал телефон матери. Обойдется! Начнет снова пилить, требовать, чтобы в девять она была дома, но устраивать телефонные разборки на публику Мака не собиралась.

Не обращая внимания на трезвон, она уставилась на миниатюрную девушку, возникшую перед ней словно из‑под земли. В форменном черном платье с кружевным воротничком она походила на фарфоровую статуэтку прошлого века.

– Вас ожидают? – елейным голосом поинтересовалась ресторанная фея.

– Да, – Мака торопливо кивнула и облизала губы, – мужчина, – потом задумалась и добавила: – Пожилой.

– Сейчас поищем, – девушка улыбалась, – позвольте вашу шубку.

Мака засуетилась, расстегивая крючки. Она попыталась скинуть полушубок изящным движением, но ей помешала сумка, о которой девочка забыла. Движения получались нелепыми, угловатыми, но фея терпеливо ждала, и от ее присутствия Мака только еще больше нервничала. Наконец с верхней одеждой было покончено. Девушка упорхнула куда‑то с голубой норкой, а вернулась с маленьким чеканным квадратиком в руке.

– Пройдемте!

Она повела Маку за собой, вопросительно поглядывая на нее каждый раз, когда они приближались к очередному столику. Мака взмокла от напряжения, пытаясь угадать в респектабельных, разодетых в пух и прах мужчинах любовника матери. Один оказался седым старичком, второй был настолько толстым, что Мака, проходя мимо, только брезгливо поморщилась, третий, четвертый, пятый… Они обошли весь зал.

– Может быть, вы подскажете имя, и я смогу вам помочь? – предложила догадливая фея.

– Игорь, – недовольно буркнула Мака.

– Варшавский? – в изумленных глазах живой статуэтки мелькнуло почтение. – Вы не заметили. Столик справа, под прекрасной картиной его кисти.

Маку начало раздражать, что фарфоровая девушка разговаривает с ней на идиотском языке, от которого за версту разит старьем и вонючей плесенью. Что за бред – «его кисти»? Она подняла глаза и уставилась на разноцветные, почти геометрической формы мазки, из которых возникало странное лицо очень знакомой женщины. Бесконечные фиолетовые волосы в мелких кудрях превращались в хмурое преддождевое небо, закручивавшееся в воздушные воронки над ее головой. Так, значит, этот Игорь художник! Неплохо он изобразил предгрозовую канитель, которая вечно творится в голове у ее матери. Мака не смогла бы объяснить, по каким чертам лица она узнала Инну – ни нос, ни губы, ни даже глаза не имели ничего общего с образом матери, – но ее настроение он уловил правильно.

– Да, – уверенно кивнула Мака и смело направилась к столику.

– Добрый вечер! – поздоровалась она, вглядываясь в лаково‑черную макушку.

В этот момент на столе зазвонил телефон Варшавского. Мака взглянула на дисплей и по последним цифрам узнала номер матери. Ноги ее подкосились от страха. Но Игорь только пробормотал: «Замучили», – и отключил звук. Поднял на девушку печальные глаза, улыбнулся одними губами. Ни на лбу, ни вокруг глаз мужчины Мака не увидела заметных морщин, а в блестящих в свете хрустальных люстр волосах не обнаружилось ни единого седого волоса. Кажется, она погорячилась, когда назвала его «пожилым».

– Александра? – Он поднялся ей навстречу и оказался одного с ней роста: дернул черт влезть на эти башни‑каблуки!

– Да, – она заторможенно кивнула.

– Рад вас видеть, – улыбка сошла с его губ, – прошу!

Мака опустилась в удобное кресло напротив него, он тоже сел. Теперь уже Игорь казался выше, и ей приходилось смотреть снизу вверх. Бросив на нее пронзительный взгляд, он протянул меню.

– Я пью «Просекко», – сообщил между прочим, – присоединитесь?

Не поняв, о чем речь, Мака торопливо кивнула, пряча глаза в увесистом томе. Игорь махнул рукой. Для девушки тут же принесли второй бокал. Официант извлек из ведерка бутылку темного стекла и, заботливо протерев ее льняной салфеткой, наполнил Сашин бокал.

– По телефону вы показались мне старше, – задумчиво произнес он.

– Мне двадцать лет, – выпалила Мака, опережая события.

Он улыбнулся:

– Не больше семнадцати.

Мака обиделась и, как ни старалась скрыть свои чувства, надула губы.

– Обычно девушки обижаются, когда им дают больше.

– Мне все равно, – буркнула она.

Они замолчали. Мака изучала меню, то и дело вспоминая о выражении собственного лица и пытаясь согнать с него возмущение, которое возникло при виде цен. А Игорь внимательно разглядывал девушку, словно пытаясь разгадать, кто она и что привело ее к нему.

– Удивительно, – пробормотал он себе под нос.

– Что? – встрепенулась Мака.

– Нет, это я сам с собой, – он наконец сумел отвести взгляд, – закажите пасту. Не пожалеете.

Мака с облегчением отложила меню и благодарно кивнула.

Пока Игорь делал заказ официанту, настала ее очередь внимательно разглядывать Варшавского. Он не был красавцем – слишком квадратная и тяжелая челюсть, неприлично толстые для мужчины губы, большой подбородок. И все‑таки она не могла не признать, что Игорь по‑своему привлекателен.

– Вы учитесь? – поинтересовался он, как только официант ушел.

– Учусь, – согласилась Мака и тут же встрепенулась, – а в свободное время работаю в фитнес‑центре.

– Давно?

Мака вздохнула с облегчением – он не стал расспрашивать об учебе, избавив ее от сочинительства на ходу: не успела придумать ни вуз, ни факультет, а Игорь бы запросто разгадал ее спонтанное вранье.

– Уже год.

– Нравится?

– Ничего особенного, – в этом вопросе Мака чувствовала себя свободно: Инна пару раз брала ее с собой в спортзал, – выдать ключ, забрать карту. Потом наоборот.

– Ясно.

Официант прервал их беседу, явившись с тарелками и задержавшись возле столика, чтобы наполнить бокалы. Мака сама не заметила, как выпила первую порцию своего «Просекко», по вкусу напоминавшего шампанское.

– А когда вы нарисовали эту картину? – осмелела она, кивнув на необычное полотно над их головами.

– Давно.

– С натуры? – ляпнула Мака и покраснела.

– По мотивам, – глаза Игоря засмеялись, хотя губы остались неподвижными.

– А‑а‑а, – протянула она, чтобы заполнить паузу.

– Это Инна, – он поднял глаза на картину, – ваша знакомая, которая бросила на произвол судьбы свой телефон.

– Похожа, – подтвердила Мака и, не зная, как точнее выразиться, добавила: – Только не снаружи, а изнутри.

– А вы, я смотрю, разбираетесь в искусстве, – Игорь рассмеялся. Мака видела, что теперь уже его глаза и губы заодно.

– Не то чтобы очень…

– Не страшно, – он по‑отечески ласково улыбался. – Ешьте. Остынет.

Мака не заметила, как их разговор превратился в непринужденную болтовню. Когда подали десерт, они уже перешли на «ты», а Варшавский без умолку рассказывал о своих недавних выставках. В Будапеште. И в Вене. Мака видела эти города лишь на фотографиях и теперь, под выразительный звук его голоса, мечтала о путешествиях. Грусть Игоря, в которой девушка застала его поначалу, словно рукой сняло – глаза сияли, руки плавали над столом, вычерчивая старинные дома и соборы.

Вот теперь она увидела, насколько этот мужчина красив! Следила, не отрывая взгляда, с безудержным восторгом за каждым его движением. И хотя не понимала и половины из того, что он говорил; не узнавала и десятой доли имен, которые он называл, чувствовала себя принятой во взрослый мир. Мака еще никогда в жизни не встречала человека, который бы так легко говорил об ощущениях и чувствах, так часто менялся в лице и не скрывал ни одной, даже самой мимолетной, эмоции. Она словно поймала в нем собственное отражение.

– А в Москве, – возбужденно перебила она, – когда будет выставка?

– Здесь постоянно работает моя галерея. Придешь?

– Да!

– Держи визитку.

Они еще долго болтали – Игорь говорил, а Мака слушала и то сжимала ладони, то широко распахивала глаза, то роняла голову на руки, не в силах удержаться от смеха. Ей было с ним легко и интересно – как ни разу не было ни с одним взрослым.

– Экстраверт, – изумился Игорь, глядя на реакцию Маки, – чистой воды!

– А кто это? – хихикнула девочка.

– Тип личности, – он не поленился объяснить, хотя и посмотрел с недоверием, – термин придумал Карл Юнг. Знаешь такого?

Мака притихла, сообразив, что зря задала этот вопрос – наверняка все студенты знают, кто такой экстраверт.

– Слышала, но забыла, – смутилась она.

– И все‑таки сколько тебе лет? – Игорь внимательно разглядывал ее.

– Двадцать!

– Ладно, мне все равно, – он отмахнулся, – ты обещала сказать, куда подевалась Инна.

– Да, – глаза Маки заметались.

– Что произошло? – забеспокоился он.

– Ничего, – поторопилась Мака исправиться и начала импровизировать: – Просто у нее уже… то есть она… в общем, не одна… раньше этот перец… короче, это мой бывший парень!

Лицо Игоря вытянулось. Его глаза наполнились грозовым небом, и, посмотрев на него, Мака перепугалась.

– С какой стати я должен тебе верить?

– А какой смысл мне врать?!

– Не знаю, – он пытался поймать ее бегающий взгляд, – может, я тебе нравлюсь. И ты решила избавиться от соперницы.

– Не дождешься! – бросила она.

– Правильно, – он усмехнулся, – я не встречаюсь с малолетними девочками.

Он не произнес больше ни слова, подозвал официанта, попросил принести счет и вызвать такси. Десять минут они провели в жутком молчании – казалось, мир вокруг погрузился во тьму. Мака и представить себе не могла, что забавный Игорь может вдруг превратиться в чудовище, от одного взгляда на которое бросало в холодный пот.

– Видимо, я плохо знаю женщин, – он торопливо поднялся, – пойдем!

Мака вскочила и засеменила вслед за ним. В гардеробе Игорь принял у девушки‑статуэтки полушубок и застыл с ним в руках с таким выражением лица, словно прикоснулся к воскресшему мертвецу. Медленно и с опаской поднес голубой мех к лицу, глубоко вдохнул и отшатнулся.

– Бред, – прошептал он, торопливо подставляя Маке раскрытую шубку.

Она готова была провалиться сквозь землю от страха и от стыда.

Игорь проводил ее до такси, открыл заднюю дверцу. Мака замешкалась, а он вдруг схватил девушку за плечи и посмотрел ей прямо в зрачки: требовательно, словно пытаясь прочесть, что у нее внутри.

– Чертов запах, – прорычал он и выпустил Маку.

Стремительно, не оборачиваясь больше на нее, обошел автомобиль и передал в открытое окно водителю крупную купюру. «Сдачи не надо».

Машина тронулась с места. Мака, обессилев от пережитых эмоций, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она понимала, что совершила глупость, но не знала, как ее можно исправить. И дело было даже не в том, что она с ним встретилась, и не во вранье. А в том, что Игорь, которого она собиралась убрать с собственной дороги, понравился ей.