Лимонад

Этого напитка в СССР было множество наименований, которые продавались в стеклянных бутылках по 0,5 литра. Это были:

10‑копеечные (без стоимости посуды) – «Буратино», «Яблоко», «Крем‑сода», «Дюшес», «Апельсин», «Мандариновый напиток»;

13‑копеечные (без стоимости посуды) – «Утро»;

15‑копеечные (без стоимости посуды) – «Лимонад», «Саяны», «Колокольчик», «Грушевый напиток», «Ананасовый напиток»;

20‑копеечные (без стоимости посуды) – «Южанка», «Исинди», «Ягодка»;

25‑копеечные (без стоимости посуды) – «Байкал», «Крюшон», «Тархун».

Lala Zimova: «Да, все мы помним напиток «Буратино», «Тархун». Кто помнит, были такие сифоны – с ними мы ходили за минеральной водой. А у нас сейчас появилась сладкая вода «Крем‑сода»!!! Точь в точь такой вкус, который был тогда из автоматов, когда вода с сиропом за 3 копейки, а простая минералка стоила 1 копейку и, заметьте!!!! – хороший, граненый стеклянный стакан никто не воровал, это никому и в голову не приходило! Всегда подходишь к автомату, там есть стакан и маленькая мойка, слегка надавил – стаканчик помылся. А «Пепси‑кола» и «Фанта» – это был дефицит. У нас, помню, перед новым годом выбросят в магазине, так все набирали по 10 бутылок!!!

Альтернативой «Пепси‑коле», кстати, был напиток – сладкий, газированный «Байкал» темного цвета.

Важным моментом того времени было то, что все эти чудесные напитки продавались в стеклянных бутылках!!! Пластмассовой тары еще не было! И, кстати, тот вкус «Пепси‑колы» в тех, стеклянных бутылках, сильно отличался от современной. Хотя я ее не пью вообще, как‑то пробовала давно разок, она какая‑то разбавленная что ли…»

Дэн: «А кто пробовал «Малиновый лимонад»? Я сам из Ташкента, в городе такого лимонада не встречал, а вот отдыхая в горах Ташкентской области, в 1970‑х годах, в каком‑то горном поселке в сельском магазинчике встретили такой лимонад… Это было нечто…»

Из моих личных воспоминаний о том же Ташкенте. Впервые я побывал в нем в 1976 или 1977 году. На дворе было лето, жара. Естественно, главным делом было – не умереть от этой жары. И спасались мы тем, что пили морс, который продавался на улицах. До этого я и слова такого не слышал – «морс». Поэтому, когда выпил – о‑бал‑дел! Такая вкуснотища!

Руслан: «Из «Кол» сначала появилась у нас «Пепси» в бутылке 0.33 по 45 коп. Была вкуснее, чем нынешняя. Но вкус советских лимонадов (помню себя с 80‑го года) не сравним ни с какими «колами». «Дюшес», «Крем – сода», «Саяны», «Тархун», «Байкал», «Исинди» – напитки моего детства и, объективно, то пойло, которое СЕЙЧАС можно где‑то встретить с таким же названием и в таких же бутылках и с такими же этикетками – уже совершенно не того вкуса, что бы тут ни говорили. Впрочем, как и квас из бочек. ТОГДА – был КВАС, а сейчас бурда…»

Olishna: «Просто тот лимонад был на натуральных растительных сиропах. А сейчашний – на ароматизаторах, идентичных натуральным(((. Помню, у бабушки в поселке стоял Пищевой комбинат. Там работала тетя и приносила домой такой вкусный «Дюшес» и «Буратино» – сладкий, газированный. А вот в магазине частенько и тогда было г…: недосластили, недогазировали… было‑было)))), грешили советские производители)))»

Alex: «В нашей деревне был свой газцех, где делали газировку – «Лимонад», «Дюшес», «Саяны», «Буратино» и другие. А рядом была пекарня. Бывает, забегаешься, домой идти есть неохота. Так в пекарне дадут буханку свежего горячего хлеба, а в газцехе пару бутылок газировки, покушал – и дальше играть».

Sovetique: «Порой ловишь себя на мысли, что мир сошел с ума. Это действительно так. Доводилось ли Вам слышать такой термин: «Поколение PEPSI»? И не раз. Что это означает? Молодых людей, живущих после распада СССР на пространстве этого некогда существовавшего государства называют именно таким образом. Почему? Неужели нет ничего такого, что отличает нас и идентифицирует? Неужели мое поколение только тем и запомнилось, что пьет заграничную темную газировку?

По‑моему, это полнейший бред! Мы не поколение PEPSI. Глупо идентифицировать группу людей только по напитку, который навязали извне. Настолько же глупо выделять и отграничивать разные культуры друг от друга только по форме горшков. Но вернемся к напиткам. Мои ровесники и я еще помним вкус старого доброго лимонада из детства.

Родился в 1987 году, довелось попробовать его и насладиться вкусом, несмотря на то, что год моего появления на свет – второй год этой долбанной перестройки или, как говорит мой учитель по истории, «перекройки»! В последний раз пил лимонад в Армении в 1992 году, после он был вытеснен американскими колами, причем не самого лучшего качества. Программа по ликвидации России была запущена, механизмы крутились во весь свой оборот, но еще очень многое совершалось по инерции, в т. ч. и производство лимонада. Спасибо этой инерции, что демократия не сразу уничтожила наш лимонад.

Каково же было удивление мое, когда как‑то в школе, выбежав на перемене на улицу, попробовал минералку с сиропом, которой торговали на улице. Это, конечно же, не лимонад, но я вспомнил его вкус впервые, возможно, за долгие годы забвения. Потрясающе. Потом производство этих наших напитков стало разрастаться. Каждое лето в жару мы пьем на улицах минералку с сиропом и настоящий советский лимонад из детства. Здорово! Советский лимонад – один из вкусов моего детства. За всех говорить не буду, да и права не имею, но за себя скажу: «Если Вы действительно считаете, что напиток с газом – очень важное основание для самоидентификации, то я принадлежу поколению советского лимонада!..»

Квас

Не менее любимым напитком для советской детворы считался квас, которым торговали летом в больших бочках. Лично я очень любил этот напиток, покупая обычно большую поллитровую кружку за 6 копеек (маленькая, 0,25 л., стоила 3 копейки). Самая ближайшая бочка от нашего дома стояла на Разгуляе – прямо напротив дома, где расположен музей дяди Пушкина. Иногда отец приносил домой целый трехлитровый бидон кваса (с нарисованной клубникой сбоку), ставил его в холодильник, но напитка хватало ненадолго в виду его особой популярности.

И снова заглянем в Интернет:

LubovS: «Периодически в народе появлялись разные «страшилки» про квас. Говорили, что в бочках остается гуща, в которой заводятся черви. Самое интересное, что эти страшилки никого не пугали: очереди за вкусным холодным квасом не уменьшались.

Сейчас можно купить разный квас, но тот вкус почему‑то не попадается. Может, потому, что то был вкус детства?»

Саша: «М‑м‑м, квас! Пил его из граненого стакана, кружки, стеклянной банки, бидона (последние два варианта особенно нравились). Прохладный и вкусный квас. Сколько сейчас ни пробовал, а вкус не тот. Наверное, все, что из далекого детства, более вкусное, сладкое, доброе, веселое и, конечно, любимое».

Сергей: «Тоже помню те времена, квас был свежий и хороший, а сейчас мешают с водой что ли, ничего святого не осталось в людях, на воде зарабатывают – 28 р. литр у нас в Башкортостане».

georg_1978: «У нас в селе квас продавали по 10 коп. за литр в июле‑августе. Кроме того, в колхоз привозили бесплатно во время страды, пить можно было сколько хочешь: набрать с собой нельзя! Вкус помню до сих пор…»

Кирилл Б.: «Бочки и сейчас стоят, да квас другой в бочках налит, и цена уж совсем не советская (((… Жаль, что не вернуть те ощущения жаркого лета и холодного вкуса хлебного кваса в стеклянной кружке…»

Жвачка

Особняком среди советских «вкусняшек» стоит жевательная резинка – жвачка. Придуманная более сотни лет назад в США (в 1869 году), до СССР она добралась только во второй половине 70‑х. Впрочем, лично я впервые познакомился с нею лет за восемь до ее массового выпуска в Советском Союзе. Дело в том, что у моей соседки по школьной парте, Наташи Зимелевой, папа работал в МИДе и имел возможность чуть ли не ежедневно приносить дочери самые разные сорта жвачки. А Наташа, с которой мы дружили и просидели вместе четыре года, щедро делилась «чунгамом» со мной. Поэтому я перепробовал самые разные ее сорта еще в те времена, когда другие советские дети такой возможности не имели. Сорта и наименования были разные: стандартные пластинки, а также подушечки, шарики и даже жвачка в виде… сигареток. Меньше всего мне понравилась огуречная жвачка, а вот самой любимой суждено было стать мятному французскому «Wrigley» в зеленой упаковке. Я до сих пор стараюсь покупать исключительно ее, поскольку ее запах напоминает мне далекое детство.

Итак, долгие десятилетия жвачка в СССР не выпускалась, поскольку считалась вредной – как по медицинским показаниям, так и по эстетическим (жевать на людях у нас было неприлично). Поэтому советские дети как только ни выкручивались, дабы выглядеть как иностранные дети – например, жевали… строительный битум (вар). Особенно эта мода проявилась осенью 1972 года после первой хоккейной Суперсерии между советскими и канадскими сборными, которая транслировалась по советскому ТВ. Поскольку многие канадские игроки в кадре жевали, это вызвало синдром подражания у нашей детворы. А чуть позже тот же хоккей с участием канадцев стал поводом и к началу выпуска жевательной резинки в СССР. Причем повод оказался трагическим, поскольку повлек за собой гибель десятков людей, в основном детей. Речь идет о трагедии во Дворце спорта «Сокольники» после хоккейного матча между юношескими командами: сборной СССР и любительским канадским клубом из провинции Онтарио «Бэрри коап».

Канадцы приехали в Советский Союз в самом начале марта 1975 года, чтобы провести здесь пять товарищеских игр со своими 17‑летними сверстниками из национальной сборной (две игры), «Спартаком» (две игры) и «Крыльями Советов» (одна игра). Спонсором этой поездки выступила известная фирма по производству жевательной резинки «Ригли» («Wrigley»). Именно жвачка и станет невольным виновником разразившейся трагедии.

Приезд канадской команды вызвал небывалый ажиотаж среди столичных болельщиков, особенно среди подростков, в памяти которых еще были свежи игры Суперсерии‑74. Ваш покорный слуга волею случая тоже оказался в числе зрителей, видевших одну из этих игр: в час дня 8 марта я пришел на матч СССР – «Бэрри коап» вместе со своим средним братом Ромой и другом Сергеем Фатовым. Во время матча, который закончился победой наших 5:1, мы сверху видели, как канадские болельщики, а также игроки сборной «кленового листа» периодически что‑то бросали на трибуны (чуть позже мы узнали, что это были жвачка и цветные наклейки). Подростки, которым эти вещи были в диковинку, бросались на них, как голуби на хлеб, а довольные канадцы в это время щелкали фотоаппаратами. Видимо, у себя на родине они собирались демонстрировать эти фотографии в пропагандистских целях антисоветского характера: дескать, смотрите, в какой нищей стране растут советские дети, для которых даже жвачка – диковинка. Именно из‑за этой чертовой жевательной резинки и случилась трагедия на повторном матче СССР – «Бэрри коап» 10 марта.

Несмотря на то, что в тот день матч начался в семь часов вечера, весь дворец был забит под завязку. Во‑первых, это была последняя игра канадцев с нашей сборной, во‑вторых, после первых двух игр по городу уже успели распространиться слухи о том, что канадцы раздаривают всем сувениры. Как итог – на матч пришли 4,5 тысячи зрителей.

Вспоминает А. Назаров (ему в ту пору было 15 лет): «Мне повезло. Вместе с одноклассниками Андрюшей Королевым и Вовой Лазуткиным мы уселись на третьем ряду в первом ярусе. Как раз за скамейкой запасных сборной Канады. Всю игру канадцы оборачивались в нашу сторону и бросали нам жвачку, какие‑то красивые наклейки. Было очень обидно, что они до нас не долетали. Позади канадцев сидели солдаты, и они не позволяли нам подбирать все это. Они гоняли многих ребят. Много иностранцев сидело в девятом секторе, но пробиться к ним тоже не позволили солдаты и милиционеры. Поэтому, когда матч закончился (табло зафиксировало ничью 3:3. – Ф. Р.), мы заторопились к выходу, чтоб успеть к посадке иностранцев в автобусы – там еще можно было ухватить кое‑что. Если б мы знали тогда, что из‑за этой жвачки Вовка погибнет!..»

Согласно выводам следствия, которое было произведено после случившегося, трагедии предшествовали следующие обстоятельства. Электрик Дворца спорта незадолго до матча выпил 200 граммов водки, после чего пришел на работу. Когда матч закончился, электрик решил вырубить лишний свет, но по причине алкогольного опьянения перепутал рубильники и выключил во Дворце весь свет. А большая часть зрителей в это время еще не успела покинуть стадион и сгрудилась на лестнице у выхода № 5. Стоит отметить, что во Дворце спорта было всего 4 лестничных выхода на углах арены. 3‑й из 4‑й были открыты. Однако один, ближайший к метро, оказался кем‑то заперт буквально за считанные минуты до окончания матча. Трагедия случилась именно там. Закрытый двухметровым забором лестничный спуск венчался запертой на замок решетчатой дверью, перед которой скопились люди (после трагедии будет пристроено еще 6 лестничных выходов и общее их количество увеличат до 10).

Вспоминает свидетель Гончаров: «Когда мы вышли с ребятами за три минуты до конца матча, свет на улице горел как ни в чем не бывало. Когда услышали и вернулись – была уже кромешная тьма. При этом в других местах, поодаль, свет был. Я обратил на это внимание и удивился еще тогда не меньше, чем тому, что закрыли выход. В суматохе, когда вытаскивали людей из завала, я уронил шапку. Поднял с земли и снова надел – и только дома обнаружил, что шапка на мне чужая. Вот как было темно!..»

Поскольку лестничные проемы в ДС «Сокольники» были узкими, на лестнице № 5 началась настоящая «ходынка». Вот как об этом вспоминает очевидец – Л. Биченкова: «После матча мы с мужем пошли к выходу. Когда до конца лестницы осталось ступенек 20, я увидела, как какой‑то мужчина поднял мальчика и кричал: «Остановитесь!» Но народ все напирал. А началось все, как потом сказали, с группы молодых парней, которые торопились к автобусу с отъезжающими туристами. Мне удалось удачно пройти мимо упавших. Выйдя на асфальт, я начала искать мужа. Рядом пластами лежали люди, и милиция пыталась хоть кого‑нибудь вытащить из завала. Сверху же продолжали давить. Я увидела, что мужа вытащили из кучи и делали ему искусственное дыхание. Затем я вместе с ним села в автобус и поехала в Остроумовскую больницу, где муж и скончался…»

А вот свидетельство другого очевидца – В. Коренева, который в те дни работал переводчиком в канадской делегации: «Канадцы еще не все успели уехать, а поскольку их автобусы оказались рядом с местом трагедии, то многие из них видели весь этот ужас. Трупы и искалеченных выносили и складывали рядами как раз перед автобусами. Все были ошеломлены. В их делегации взрослых было в несколько раз больше, чем детей. Тут и родители игроков, и специалисты хоккея, и спонсоры поездки. Кстати, среди спонсоров были руководители фирмы, производящей жвачку. Помню, каждому канадскому игроку выдали по 15‑килограммовой коробке этой самой жвачки. Так что бесплатная ее раздача входила в программу пребывания. А вообще я уверен, что администрация дворца специально отключила свет, чтоб поскорее всех заставить уйти, но народ это воспринял как сигнал к обмену сувенирами. И как следствие – образовалась давка на лестнице…»

Итог этой трагедии был ужасен: 21 человек погиб (из них 13 жертвам не исполнилось и 16 лет) и 25 человек получили увечья. Никакой огласки в советской прессе эта трагедия не получила, видимо, по причинам дипломатии: советские власти не хотели огорчать канадцев. Когда 12 марта «Комсомолка» поместила заметку о клубе «Бэрри коап», в ней ни слова не было сказано о случившемся два дня назад несчастье. Более того, канадцам разрешили продолжить турне и сыграть оставшиеся два матча – с «Крыльями Советов» (14 марта) и «Спартаком» (16 марта).

Суд над виновниками трагедии состоялся очень скоро – спустя два месяца. На скамью подсудимых сели четыре человека: директор Дворца спорта (на момент случившегося он был на районном партактиве), его заместитель (он ушел домой с половины матча), начальник 70‑го отделения милиции (он по ходу матча почувствовал себя плохо и тоже ушел домой), начальник отдела Сокольнического РУВД. Все четверо получили по три года колонии общего режима, однако уже в декабре этого же года трое из четверых были отпущены на свободу по амнистии. По справедливости надо было бы посадить на эту же скамью и представителей канадской стороны, которые своими провокационными действиями и заварили всю эту кашу. Но этот вопрос даже не поднимался: иностранцев защищал дипломатический иммунитет.

Эта трагедия заставила высшее советское руководство разрешить выпускать жвачку в собственной стране. Самая первая линия (импортная) по изготовлению жвачки появилась на таллинской кондитерской фабрике «Калев» уже спустя год после трагедии в «Сокольниках» – весной 1976‑го. А в конце того же года эта жвачка («Апельсиновая», в обертке из вощеной бумаги с рисунком на полоске фольги по цене 20 коп. за штуку) стала поступать на прилавки сначала эстонских магазинов, а чуть позже и всех остальных. Она, хоть и уступала лучшим западным образцам, но по советским меркам тоже была вполне удобоваримой. Чтобы купить ее, в магазинах выстраивались огромные очереди: люди брали дефицитный продукт блоками, из‑за чего вскоре пришлось ввести строгую отпускную норму – сначала один блок, а потом 10 пачек в руки. Администрации всех таллинских школ пребывали в панике – все дети поголовно только и делали, что жевали на уроках родную резинку. Не менее озабочены происходящим были и родители учащихся, поскольку жевательный процесс у их чад не прекращается и после уроков. На местном ТВ в феврале 1977 года даже вышла специальная передача для домохозяек, в которой давались советы о том, как лучше очищать одежду и мебель от резинки. В не меньший транс были повергнуты и спекулянты, которым таллинские кондитеры перебили всю мазу: до этого они продавали иностранную жвачку по 60–80 копеек за пластинку, а после выпуска калевской жвачки спрос на заграничный «чунгам» резко упал и цены пришлось снижать.

Как уже говорилось, до жителей других городов (и Москвы в том числе) калевская жвачка дойдет чуть позже. Лично мне она не нравилась, что вполне понятно: благодаря своей бывшей соседке по парте я успел уже познакомиться чуть ли не с десятком лучших образцов импортного «чунгама», поэтому на советскую жвачку не реагировал. Хотя на жвачку «Калев» очереди и у нас, в столице, выстраивались километровые. Общественность даже забеспокоилась: в газеты пошел поток писем, в которых задавался один и тот же вопрос: когда же в РСФСР тоже начнут выпускать свою жвачку? Ответ был обнадеживающим: в конце 77‑го года власти запустили в строй автоматическую линию на московском комбинате «Рот Фронт». Кроме этого, «чунгам» стали выпускать в Ереване и Ростове‑на‑Дону (на макаронной фабрике). Там выпускалось два наименования продукции: «Жевательная резинка» и «Ну, Погоди!» с фруктовым и несколько более мятным вкусами.

С 1978 года «Рот Фронт» стал выпускать четыре вида жевательной резинки: «Мятная», «Апельсиновая», «Клубничная» и «Кофейный Аромат». Сначала цена жвачки была 60 копеек за пачку, но затем ее снизили до 50 копеек. Это позволило продавать жевательную резинку пластинками поштучно.

В 80‑х в СССР стали продавать и жвачку из стран социалистического содружества: «Болек и Лелек» (Польша; название взято из одноименного мультфильма, поэтому в жвачке были специальные вкладыши с кадрами из этого мультика), «Педро» (ЧССР), «Идеал» (Болгария).

И вновь обратимся к воспоминаниям из Интернета:

Winstons: «Если вспомнить середину 70‑х годов, то жевательную резинку можно было заработать только в чешском «Луна‑парке» (парк аттракционов. – Ф. Р.), очень редко приезжающем в наш город. Заработать в аттракционе, типа, попасть мячиком в какую‑нибудь цель с определенного расстояния… Восторга было, если все удавалось – не передать!..»

Trooper: «Путаешь… Чешские «Луна‑парки» с начала 80‑х пошли, поначалу на югах, а потом и у нас даже в Курске были. Чешскую жвачку давали на проигрыш в такой типа бильярд, шары кидали и попасть было совершенно не реально. Спекуляция чистой воды. И называлась эта жвачка «Педро» – достаточно дерьмовая…»

Змий: «Чешские «Луна‑парки» пошли с начала 70‑х. В Одессу первые «Луна‑парки» чехи привезли году в 72‑73‑м…

А еще в самом начале 90‑х была жвачка «Финал», с вкладышами футболистов и команд, участвовавших в ЧМ по футболу 1990 года в Италии. У сына был целый альбом таких вкладышей.

Второй альбом был с вкладышами «Турбо». Покупалось это удовольствие по рублю за пластину или у цыганок в переходе у ж/д вокзала, или на уличных базарчиках, которые стали появляться в городе. Не знаю почему, но наибольшей популярностью пользовался вкладыш с портретом Лотара Меттеуса»

Mariukas: «Мне ГДРовской жвачки часто перепадало в конце 70‑х – начале 80‑х. Насколько я помню, было только два вида пластинок – апельсиновая и мятная, с зеленой лошадкой. А еще была польская жвачка с Болеком‑Лелеком, с кучей всяких фантиков, которые даже собирали…

Кстати, литовская жвачка тоже была очень даже приличная, всегда в наличии и всегда нескольких вкусов – вот только она не дулась. А вот та, которая продавалась в Сочи, та дулась и вообще она была какая‑то очень гладкая на языке!..»

alexgor1: «Еще были плоские жвачки – японцы выпускали. Там тоже были классные фотки машин и поездов, причем цветные и с великолепным качеством съемки, до сих пор вспоминаю с ностальгией!..»

Infra: «А помните жвачку «Donald», тоже вкладыши коллекционировали и менялись на переменках!..»

Детская литература

свои первые в жизни книги мы обычно читаем не сами, а через посредниковов. Лично у меня такими были моя тетя и двоюродная сестра, которые читали мне тоненькие книжки по 5‑10 копеек, которых в СССР было огромное количество. В основном это были сказки, рассказы детских писателей и стихи. Что‑то подобное мне и читали в дошкольном возрасте. А потом я пошел в школу, выучился читать и записался в детскую библиотеку имени Кухмистерова, что располагалась на «задах» Театра имени Гоголя (сейчас там бильярдный клуб). А в возрасте 10 лет я прочитал свою первую взрослую книгу. Это был роман А. Иванова «Тени исчезают в полдень». В феврале 1972 года по ТВ с триумфом прошла премьера 7‑серийного фильма по этому роману, после чего я решил во что бы то ни стало познакомиться с этим произведением в оригинале. Но где его было взять, если в книжных магазинах такого рода книги были в дефиците? Да и у моих знакомых в личных библиотеках его не было. Тогда я поступил следующим образом. У меня был друг, который был чуть старше меня – профессорский мальчик Леша Круг, которого я уговорил записаться во взрослую часть все той же библиотеки имени Кухмистерова. И он специально для меня взял там увесистый том «Теней…». С этого момента началось мое приобщение и ко взрослой литературе, которую я читал с таким же упоением, что и детскую.

У меня сохранилась записная книжка, в которой есть одна интересная запись – список книг, которые я прочитал в течение одной недели – 16–23 февраля 1976 года. Это были следующие произведения: С. Писарев «Приключения Семена Поташова», А. Первенцев «Кочубей», два альманаха «Мир приключений», Рубинштейн «Честный Эйб». Повторюсь, эти книги я «проглотил» за одну неделю, поскольку читал, что называется, запоем. Уверен, что и многие мои читатели в детстве отличались таким же качеством – «глотали» книги, как горячие пирожки с повидлом (еще одно любимое лакомство из далекого детства). И вообще книга в СССР была очень популярна, что делало нашу страну одной из самых читающих в мире.

Между тем поэт С. Маршак отмечал, что до Великой Октябрьской социалистической революции детского чтения в царской России было сколько угодно, а вот детской литературы совсем не было. В итоге в 1913 году, накануне вступления России в первую мировую войну, было издано всего 1396 детских книг, главным образом на русском языке. И за очень редким исключением, эти книги не были настоящей художественной литературой. После Октябрьской революции 1917 года ситуация кардинально изменилась – началась создаваться советская детская литература. Вот как об этом написано в Литературной энциклопедии:

«Основоположниками советской детской литературы стали М. Горький, В. Маяковский, К. Чуковский, С. Маршак. Они не только сами писали для ребят, но и находили талантливых «бывалых людей» и убеждали их отдать свои знания и способности труднейшему делу создания книг для детей. Так стали авторами замечательных детских книг кораблестроитель, моряк и летчик Б. Житков, биолог В. Бианки. Не сняв пропахшей порохом шинели, прямо с фронтов гражданской войны пришел в детскую литературу А. Гайдар. Со школьной скамьи входили в детскую литературу поэтесса А. Барто, воспитанники ленинградской школы имени Достоевского, прославившие ее как «Республику ШКИД», Г. Белых и Л. Пантелеев. Оставил занятия математикой ради работы в детской литературе выпускник Московского университета Л. Кассиль…

Пример Горького и Маршака привлек в детскую литературу многих «взрослых» писателей. В результате она обогатилась такими значительными произведениями, как «Три толстяка» Ю. Олеши, «Белеет парус одинокий» В. Катаева, «Ташкент – город хлебный» А. Неверова, «Золотой ключик» и «Детство Никиты» А. Толстого, «Кара‑Бугаз» К. Паустовского, «Два капитана» В. Каверина, рассказы М. Пришвина, М. Зощенко, А. Платонова, повести С. Григорьева.

Советская детская литература – это окно, широко распахнутое в мир. Она рассказывает ребятам о том, как жили люди в далеком прошлом, как боролись с захватчиками и угнетателями, как совершили первую в мире социалистическую революцию и построили новое общество. Все этапы героической судьбы народа – гражданскую и Великую Отечественную войны, самоотверженный труд строителей коммунизма – отразили книги советских детских писателей. В своих книгах они ведут юного читателя в школу и на завод, на колхозное поле и на ферму, раскрывают перед его изумленным взором необъятные просторы Родины: леса и реки, моря и горы, степи и пустыни. Они поведали о жизни разных народов, населяющих Советский Союз, помогли ребятам совершить увлекательнейшие путешествия в дальние страны, приоткрыли тайны науки.

Нет вопроса, на который юный человек не нашел бы ответа в книгах детских писателей. И самый главный из этих вопросов – извечный вопрос юности: «Делать жизнь с кого?»…

Образ положительного героя находится в центре детской литературы. В книгах советских писателей это прежде всего борец за народное счастье, революционер: Степан Разин, Емельян Пугачев, декабристы, народники, большевики. Книги о детстве С. М. Кирова («Мальчик из Уржума» А. Голубевой), о Н. Э. Баумане («Грач – птица весенняя» С. Мстиславского), о М. И. Калинине («Под северным небом» и «С берегов Медведицы» М. Прилежаевой), о Н. К. Крупской («Пароль – Надежда» 3. Воскресенской), о Ф. Э. Дзержинском («Железный Феликс» Ю. Германа), рассказы о В. И. Чапаеве В. Разумневича, исторические повести и романы Ал. Алтаева, С. Алексеева, В. Беляева, Т. Богданович, Л. Воронковой, Э. Выгодской, С. Григорьева, С. Злобина, О. Иваненко, В. Морозовой, Н. Кальмы, В. Яна показывают, что человек может быть велик только своей связью с народом, служением народу, передовым идеям эпохи.

Отображая преемственность поколений, писатели рассказали о том, как рядом с отцами мужественно сражались юные герои гражданской и Великой Отечественной войн, как они помогали устанавливать и укреплять Советскую власть. Впервые в истории литературы был создан образ юного борца, активного и сознательного участника социальной жизни. Книги увековечили подвиги уральского пионера Павлика Морозова, киргизского школьника Кычана Джакыпова, юного керченского партизана Володи Дубинина, комсомолки Гули Королевой, молодогвардейцев шахтерского Краснодона. Они навсегда подружили ребят с гайдаровским Тимуром, с Таней Сабанеевой из «Дикой собаки динго, или Повести о первой любви» Р. Фраермана, с Симой Крупицыной из «Великого противостояния» Л. Кассиля, Саней Григорьевым и Катей Татариновой из «Двух капитанов» В. Каверина, Антошкой из повести 3. Воскресенской «Девочка в бурном море», Юрой и Гизи из романа Ю. Коринца «Привет от Вернера».

Советская детская книга – настоящий праздник для читателя. Заразительный, жизнерадостный смех, словно солнечный луч, пронизывает произведения Н. Носова, А. Алексина, В. Драгунского, Ю. Сотника, Л. Давыдычева. Юмор, порой переходящий в иронию, в едкую сатирическую насмешку, – характерное свойство книг этих талантливых детских писателей…»

В 70‑е годы в СССР ежегодно выходило почти три тысячи разных книг для детей: мировая и отечественная классика, произведения советских писателей. Их общий тираж превышал 320 млн. экземпляров. Они издавались на 65 языках народов СССР.

Какие книги были популярны в пору моего читабельного детства – в те же 70‑е? Например, мне запомнились небольшие книжки‑картинки, предназначенные для младшеклассников – в них были представлены кадры из популярных мультиков («Ну, погоди!», «Шайбу! Шайбу!», «Крокодил Гена» и др.) с минимальным текстом. По сути это были советские комиксы. Они были совсем тоненькие (цена – 10–15 копеек), бумага не глянцевая, но так как за их основу брались популярные мультфильмы, их популярность у детворы была огромной.

Еще очень популярен был писатель Александр Волков (1891–1968) и его сказки из цикла «Волшебник Изумрудного города». Первая книга была выпущена незадолго до войны (по мотивам «Волшебника из страны Озз»), а вот вторая – «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» – появилась в 1963 году. Год спустя вышла следующая книжка «Семь подземных королей», в 1968 году (в год смерти писателя) – «Огненный бог Марранов» и в 1970 году – «Желтый туман».

Сюда же следует добавить и то, что эти книги инсценировались во многих детских театрах страны, по ним ставились радиоспектакли, а в 1973 году был снят 10‑серийный кукольный мультфильм – лидер телепоказа среди детской аудитории.

Очень популярна была советская детская фантастика (мой одноклассник Сережа Злобин фактически читал только ее, а вот я отдавал предпочтение приключенческой литературе, особенно книгам про индейцев и рыцарей). Назову лишь некоторые, особенно популярные в те годы, книги в жанре «фантастика»: А. Беляев – «Человек‑амфибия», «Голова профессора Доуэля», «Ариэль», «Остров погибших кораблей», А. и Б. Стругацкие – «Страна багровых туч», «Понедельник начинается в субботу», «Полдень, XXII век», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», И. Ефремов – «Туманность Андромеды», «Лезвие бритвы», А. Мирер – «Главный полдень», «Дом скитальцев», М. Лященко и А. Свирин – «До Земли еще далеко», «На этой планете можно жить», «Операция «Океан», «Большая охота», А. Полещук – «Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой», В. Левшин – «Три дня в Карликании», «Путешествие по Карликании и Аль‑Джебре», «Фрегат капитана Единицы», «Магистр Рассеянных Наук».

В этом же ряду: А. Толстой – «Гиперболоид инженера Гарина», В. Обручев – «Земля Санникова», «Плутония», Г. Мартынов – «Каллисто», Г. Адамов – «Тайна двух океанов», А. Казанцев – «Пылающий остров».

Не менее популярными были современные сказки и «школьное фэнтази»: Я. Ларри – «Необыкновенные приключения Карика и Вали», Л. Лагин – «Старик Хоттабыч», Н. Носов – «Незнайка на Луне», В. Губарев – «Королевство кривых зеркал», «Путешествие на Утреннюю звезду», Ю. Томин – «Шел по городу волшебник», Е. Велтистов – «Приключения Электроника», Кир Булычев – «Приключения Алисы Селезневой», С. Абрамов – «Выше Радуги», В. Крапивин – «Голубятня на желтой поляне» и другие. Перечислить все книги нет возможности, поэтому каждый читатель вправе составить свой собственный список. Впрочем, здесь снова можно обратиться к помощи Интернета.

LubovS: «Из моих любимых книжек детства: «Золотой ключик», «Конек‑Горбунок», «Два капитана» и т. д. Книжки были потрепанные, зачитанные до дыр. Хорошо помню, как дома с мамой подклеивали библиотечные книжки, чтобы и другие дети могли их прочитать. Потом началось увлечение приключениями, индейцами, и, конечно, великим А. Дюма. Книжки были дефицитом. Однокласснику повезло где‑то достать «Три мушкетера». Он по очереди давал ее читать, за три дня надо было одолеть толстенный том. Так что для чтения частенько прихватывались и ночи.

А помните «Кортик» и «Бронзовую птицу»? Люди моего поколения наверняка вспомнят, как зачитывались этими книжками. Ведь хорошие книги не только ум развивают, но и душу».

annamarta: «Ни «Кортик», ни «Бронзовую птицу» я в детстве не читала – как‑то эти книги мимо меня прошли. Но очень хорошо помню книги Носова – от «Веселой семейки» до «Незнайки на Луне», серию Волкова «Волшебник Изумрудного города»… А еще мне безумно нравились «математические» книги Владимира Левшина – «Магистр Рассеянных наук», «Три дня в Карликании» и т. д.»

Женя: «Первой книгой, которую я одолел, была «Незнайка на Луне». Потом было много Кира Булычева, другой фантастики, затем моя классическая троица: Куприн, Чехов, Достоевский (брал в библиотеке том за томом, пока не вычитывал все), Гончаров «Обыкновенная история». Когда начитался отечественного, взял немного почитать украинскую классику (знаю украинский язык)…»

Алексей: «А я очень любил читать Стругацких, Николая Носова, Брэдберри, Кира Булычева, классику российскую и зарубежную. И научно‑популярную литературу, разные книги и журналы о путешествиях».

Людмила: «Да, библиотеки – это был особый мир… Домашнюю собирали по много лет, дополняли постепенно. Ходили в городскую, в детскую, потом в юношескую. Во взрослую. Очень любила в детстве книгу В. Осеевой «Динка». И там были еще книги‑продолжения потом…»

anchock: «А как же Крапивин и Железников? По их книгам было поставлено столько фильмов: «Чудак из 5 Б», «Чучело», «Валькины паруса» и т. д. Еще были очень хорошие книги для детей украинского писателя Всеволода Нестайко (до сих пор перечитываю) и воронежского писателя Добрякова «Вредитель Витька Черенок», «Недолгие зимние каникулы», «Одиннадцать бестолковых» и т. д.»

Alex_02: «Хотел бы только перечислить (с целью порекомендовать) некоторые замечательные книги моего детства, на которых я вырос – о пионерах и не только: В. Козлов «Валерка‑председатель», «На старой мельнице», «Копейка» (1964), книги А. Гайдара, В. Крапивин «Тень каравеллы», «По колено в траве», Н. Богданов «Чудесники» (1967), Л. Воронкова, К. Воронков «Рожок зовет Богатыря» (1958), О. Коряков «Приключения Леньки и его друзей» (1963), В. Клепов «Тайна Золотой долины. Четверо из России», М. Ильин «Воспоминания и необыкновенные путешествия Захара Загадкина» (1965), А. Рыбаков «Кортик», «Бронзовая птица», «Приключения Кроша», «Каникулы Кроша», Е. Ильина «Четвертая высота» (1965), А. Алексин «В стране Новогодних каникул» (1966), П. Бажов «Сказы»».

Надежда: «С книгой В.Клепова «Тайна Золотой долины. Четверо из России» связана такая история. Мне она так понравилась, что, взяв однажды ее в библиотеке, я не смогла с ней расстаться. При возврате книг солгала, что ее потеряла. Вот такое темное пятно в моей биографии».

Ирина: «В детско‑юношескую библиотеку записалась в 1‑м классе, когда хорошо научилась читать, и стала постоянной читательницей. Сколько замечательных произведений было прочитано: Валентина Осеева «Динка», «Динка прощается с детством», «Васек Трубачев и его товарищи», «Отряд Трубачева сражается», Николай Носов «Приключения Незнайки и его друзей», Анатолий Рыбаков «Кортик», «Бронзовая птица», «Приключения Кроша», В. Каверин «Два капитана», А. Беляев «Старая крепость», Елена Ильина «Четвертая высота». Многие произведения перечитывала!..»

Михаил: «Одна из любимых книг детства – «Волшебник Изумрудного города» и его продолжения. Даже сейчас иногда пречитываю (и переслушиваю)…»

Гил: «Ооо! «Волшебник…» – это и моя, действительно, чуть ли не одна из первых любимых книг – из серьезных, толстеньких. Помню, что когда еще читать не умела, мне читала их мама. А потом, когда подросла – сама проглотила. Очень нравились! И какие иллюстрации!!! Я на всю жизнь запомнила! Книги и правда было не достать. В библиотеке они были всегда на руках, поэтому брали у знакомых – такие старые, зачитанные и совершенно волшебные поэтому! И одну какую‑то из книг этой серии брали в библиотеке, да и то во взрослой, благодаря маме…»

Рори: «Люблю книги Волкова. Прочитала все семь частей, и должна сказать, что, имхо, лучшие из них – это две, которые про Урфина и «Желтый туман». «Семь подземных королей» прекрасны в своей мрачности, но зацепили меньше, как и «Тайна заброшенного замка» или тот же «Волшебник Изумрудного города»…»

Андрей: «Очень интересные книжки волковской серии! Помню, неоднократно перечитывал их в детстве – очень нравились. Началось, конечно, с «Волшебника изумрудного города». Потом вышел мультик – помню, ждал его и каково было разочарование от его просмотра… Совершенно не красивый, не по картинкам Владимирского. Потом сняли фильм и тоже он как‑то совершенно не затронул, хотя актерский состав великолепный. Но такого впечатления, как фильм про Буратино, он и близко не произвел. А жаль, ведь очень популярная была книга в СССР для детей…»

Андрей Полеев: «Я не соглашусь с утверждением, что в СССР было мало хорошей литературы. Во‑первых, библиотеки были бесплатные, в каждом районе города, с большим и действительно хорошим подбором книг: начиная с классической русской и иностранной литературы и заканчивая прекрасно иллюстрированными альбомами о животном и растительном мире… Книги можно было читать в библиотеке или брать домой, продлевать можно было 3 раза.

В продаже были очень дешевые книги на самые различные темы. Так, например, у меня появились определитель насекомых Плавильщикова, книга о жизни ос с крупноформатными цветными иллюстрациями, толстый учебник по общей биологии зарубежных авторов в переводе, чудесного полиграфического исполнения книга об истории, современности и будущем космонавтики и другие книги. Речь идет о времени 1975–1983 годов, моих школьных годах».

Galinka: «Я читала очень много, как будто все хотела проглотить… Библиотека – самое любимое было место, и читала везде – и на уроках, и под одеялом… Читала все – приключения и о войне, о любви… Мне было все интересно… Тогда не было телеков, только радио, а я хотела читать и читать… Жила в своем мире книг. И с тех пор осталось такое теплое чувство, воспоминание о тех временах…»