Юридическая социология на французских факультетах права

Неверно было бы думать, что социология права сразу нашла свое место на этих факультетах. На самом деле это был медленный процесс, и проходил он не как развитие специализированного преподавания этого предмета, а лишь благодаря вниманию к социологии, которое проявляли от­дельные профессора. Вот почему социологические иссле­дования на факультетах велись в различных, мало связан­ных между собой направлениях.

Социологические идеи пользовались вначале наиболь-

Заказ № 1161

шей симпатией у представителей смежных, вспомогатель­ных правовых дисциплин — истории права и сравнитель­ного права. И это вполне закономерно, ибо знакомство со сравнительным методом давало профессиональную убеж­денность в изменяемости и относительности права. Кроме того, именно ученые, представлявшие эти дисциплины, бы­ли в большей мере связаны с теми зарубежными страна­ми, где юридический догматизм был слабее.

Известный компаративист Эдуард Ламбер заявил, что развиваемая им концепция сравнительного права является в высшей мере социологичной. Была ли она на самом деле таковой? Да, в той мере, в какой придавала эффективности применения норм права такое внимание, с которым в то время трудно было встретиться в преподавании. Она была социологична еще и потому, что к двум классическим ис­точникам — закону и судебной практике, — на которых строились все выводы цивилистов, она добавила еще два, трактовавшиеся как более близкие к жизни и реальности. Этими двумя новыми источниками, «матрицами права», как их называли, были: административная практика как фактор, участвующий в развитии частного права, и корпо­ративные обычаи, в особенности в области международной

торговли.

Можно, однако, сказать, что юридическая социология Ламбера была скорее социологией документов, чем социо­логией полевых исследований. Проблема реализации права рассматривалась главным образом с позиции правоприме­нителя, а не последствий в реальной жизни широких масс

населения⁵².

Историки права более свободно контактировали с со­циологией благодаря этнологии, изучению примитивных правовых систем, как, например, законов XII таблиц или варварских законов. Здесь проложил дорогу еще Иеринг. Дюркгеймовские схемы эволюции, гипотезы Люсьена Леви-Брюля о примитивной ментальности без большого труда были затем перенесены в сферу права. Назовем в этой связи имена П.-Ф. Жирара (которому Эрлих посвя­тил «Основание социологии права»), Ювелина (искавшего в магических представлениях начало юридических обяза­тельств) ⁵³, Жоббе-Дюваля⁵⁴ и, наконец, уже упоминавше­гося Анри Леви-Брюля, который не ограничился социоло­гической интерпретацией древнего римского права, а по­святил все свои труды и всю свою жизнь утверждению юридической социологии в самом широком ее значении.

Не будем забывать и экономистов, которые ощущали свою близость к социологии благодаря характеру изучае­мых явлений. Поскольку в те времена экономика препода­валась на факультетах права, экономисты нередко ощу­щали потребность перебросить мост между этими двумя дисциплинами. Нет поэтому ничего удивительного, что «Курс общей социологии» В. Парето — главы так назы­ваемой Лозаннской школы — содержал ряд важных юри-дико-социологических положений⁵⁵. Другой экономист, Р. Монье, еще более непосредственно занимался социоло­гией права. Правда, он делал это на основе колониального права, то есть через этнологию. Он одним из первых опи­сал случаи юридической аккультурации, отмеченной про­тивоборством местного права и права колонизаторов⁵⁶.

Менее всего социология ощущалась в догматических дисциплинах, особенно в гражданском праве, где счита­лось, что кодификация не нуждается в какой-либо экспе­риментальной проверке. Лишь тогда, когда ГраждансЕшй кодекс в достаточной мере постарел (осознанию этого фак­та помог его столетний юбилей), у цивилистов появилось чувство необходимости перемен, что обещало и сдвиг в социологическом плане. Некоторые из авторов пришли к этому под влиянием социалистических идей, отвергав­ших идеологические установки, с которыми идентифици­ровался Кодекс, — индивидуализм, либерализм, капита­лизм. В этой связи должен быть назван Максим Леруа^5Т. Другие авторы констатировали устарелость Кодекса с бо­лее умеренных, реформистских позиций. Они подчеркива­ли неприменимость текстов 1804 года к новым потребно­стям общества, ставшего из аграрного индустриальным, одобряли начавшийся процесс приспособления права к изменяющимся условиям с помощью новых законов и пере­ориентации судебной практики.

В гражданско-правовой доктрине появился литератур­ный жанр, который можно назвать эволюционистским. В разных стилях описывались трансформации частного права с момента появления Кодекса Наполеона. Эти ши­рокие полотна по необходимости содержали социологиче­ские подходы. Однако это была описательная социология, основанная на впечатлениях. Она рассматривала правовые явления лишь сквозь призму формальных источников пра­ва и даже не пыталась дополнить такой подход количе­ственными методами. Поскольку социология использова­лась только для анализа трансформаций права, то их объ-

8*

ем и быстрота оказались преувеличенными. Произошло это потому, что оставались неучтенными сопротивление изменениям, неэффективность ряда реформ, несовершен­ство судебной и арбитражной статистики⁵⁸.

С такого же рода однолинейным эволюционизмом, но в области публичного права мы встречаемся у Леона Дюги. Однако здесь этот эволюционизм был следствием более непосредственной и широкой социологической ориента­ции⁵⁹. Дюги многим обязан Дюркгейму. (Например, его теория социальной солидарности с очевидностью вытекает из уже упоминавшейся работы Дюркгейма «О разделении общественного труда».) Увлеченный правилом объективно­сти, Дюги сделал попытку 'распространить его на право, понимаемое, однако, по-прежнему как догматическое. Дюги стремился изгнать из права все «субъективное». Однако отказ от субъективного права не мог помочь про­никновению социологии в право. Более того, субъективное право само является объективно наблюдаемым юридиче­ским явлением. По правде говоря, Дюги был слишком властной личностью, чтобы надолго связывать себя бре­менем социологической методики.

Его соперник в области публичного права Морис Ориу также имел склонность к социологии. Однако был момент, когда Ориу отвернулся от нее, поскольку те, кто представ­лял бурно развивавшуюся в то время социологию, были враждебны к некоторым этическим и религиозным прин­ципам, которыми Ориу весьма дорожил. Если судить об Ориу по таким его работам, как «Традиционная социаль­ная наука» ⁶⁰, где подчеркивается особая роль традиции в жизни общества, его социологическая ориентация окажет­ся куда ближе к Тарду и даже Ле-Пле, чем к Дюркейму. Но если вспомнить о том, как ярко Ориу писал об инсти­тутах, то ему охотно будет представлено место среди со­циологов права. Его институционная теория содержит мно­го моментов, полезных для социологии общественных групп. Но все это — результаты высокой теории, а не эм­пирического исследования.

Чтобы завершить обзор французских юристов-социоло­гов, рассмотрим трех представителей частного права, кото­рых можно объединить в одну группу лишь по единствен­ному признаку: все они в свое время не получили доста­точного признания, во всяком случае, как социологи.

1. Социология Жана Крюе. Он был адвокатом, а не профессором; умер молодым и был вскоре забыт. Его со-

циология права сформулирована в небольшом труде под многозначительным названием «Жизнь права и бессилие-законов» (1908) ⁶¹. Его концепция не была новой в плане противопоставления формальных и реальных источников права. Об этом ранее писал Жени. Однако Крюе пошел значительно дальше в исследовании этих реальных, рож­дающих право источников. Его общая гипотеза, сформули­рованная до Эрлиха, состояла в том, что право складыва­ется спонтанно в недрах общества. Исходя из этого, он социологически выделил такое явление, как неэффектив­ность (неудача) закона, предвосхитив тем самым возмож­ности социологии законодательства. К этим выводам он пришел самостоятельным путем, хотя, разумеется, и опи­рался на социологов, причем больше на Тарда, чем на Дюркгейма.

2. Социология Эммануэля Леви. Благодаря своей кни­ге «Социалистическое видение права» (1927) он более-известен как социалист, а не как социолог⁶². Тем не ме­нее он был социологом и примыкал к школе Дюркгейма, отличаясь, впрочем, от нее субъективизмом и идеализмом. Оригинальность его юридико-социологической концепции в том, что она выдержана в плане социальной психологии и делает ударение на роль верований. Известна его фор­мула «вера создает право». Юридико-техническое обосно­вание этой формулы вдет от функции категории добросо­вестности в гражданском праве.

3. Социология Жоржа Рипера. Этот автор никогда не-выказывал склонность к социологии, но его отношение к праву было всегда настолько трезвым, что во многом оно не могло не оказаться социологичным. Есть ряд проблем, анализ которых, данный Рипером, был, возможно неожи­данно для самого автора, подлинно социологическим. Ука­жем такие проблемы, как «наследование законов»; силы, ведущие к консерватизму в праве; группы давления; ре­цепция; неприятие законов социальным корпусом⁶³.

6. НЕМЕЦКАЯ ЮРИДИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ: ВЕБЕР И ГЕЙГЕР

Оба этих автора смело могут быть названы социолога­ми права, хотя сфера их деятельности значительно шире. Макс Вебер весьма высоко котируется в науке. Теодор Гейгер — фигура меньшего масштаба, но его авторитет

.растет. Они представляют два следующих друг за другом поколения, и взгляды одного находятся в преемственной •связи со взглядами другого и подвержены их влиянию.

Макс Вебер благодаря своей широкой культуре стал заметным явлением во многих общественных дисциплинах одновременно. Как представитель экономической истории он известен своей гипотезой о происхождении капитализ­ма из протестантской этики (а точнее — посткальвиниз­ма). Эта гипотеза дискутируется и поныне. Как предста­витель общей социологии он создал так называемую «понимающую социологию» и учение об «идеальных типах».

Свой богатый междисциплинарный опыт Вебер исполь­зовал при разработке своей социологии права. Она изло­жена в его главном труде «Хозяйство и общество» (1922) и занимает в нем одну обширную главу⁶⁴. Никто не под­черкнул так отчетливо, как он, автономность новой дис­циплины. Вебер стремился выявить сущность правового, противопоставляя его нравам и морали. При этом он столк­нулся с понятием, ставшим для него главным. Это поня­тие—«правовой персонал», то есть все те представители общества — руководитель, судья, юрист и т. д., — которые выдвинуты обществом, чтобы обеспечить соблюдение опре­деленных норм и применить санкцию при их нарушении. Уже одно наличие правового персонала придает юридиче­ский характер нормам, соблюдение которых он призван обеспечить. В ходе исторического развития правовой пер-^ содал выступал в разных ипостасях. В целом (абстраги­руясь от наслоений и пережитков) развитие шло оу ирра­ционального типа правового персонала в ранних общест­вах (харизматический вождь, кади) к рациональному типу в современных обществах (управляющий-технократ, обра­зованный юрист). Капиталистическое общество, по Вебе-ру, требует рациональности права. Можно говорить о законе М. Вебера, звучащем следующим образом: про­грессивное развитие права идет в направлении его рацио­нализации,- ^которая включает все возрастающую специа­лизацию и бюрократизацию. Закон этот использовали как обоснование безудержного роста числа нормативных актов, что изображалось как требование прогресса.

По мнению некоторых авторов, майские события 1968 года во Франции нанесли удар по этому закону и свидетельствуют о том, что взял реванш тезис Эрлиха о спонтанности, a i^e тезис о рациональности правового раз-

вития. Влияние Вебера весьма значительно не только в. странах немецкого языка, но и в США и Японии. Во^ Франции его теория встретилась с препятствием двоякого рода: многим социологам в ней не хватало марксизма, а многим юристам —• ясности.

Теодор Гейгер внес важный вклад в общую социоло­гию, но в юридической социологии он еще более заметен (очевидно, потому, что здесь меньше конкуренция). Свое учение он назвал социологический правовой реализм. Из­вестна его книга «Начала социологии права». Правда, при первом ее чтении это название несколько удивляет. В кни­ге очень много философско-правового материала: о сущ­ности правовой нормы, о различии права и морали, права и власти⁶⁵. Впечатление, что данное учение относится скорее к абстрактной социологии, усугубляется еще и тем, что автор широко пользуется алгебраической символикой. Это раздражает читателя, не склонного к математике, и кажется ему ненужной игрой. Тем не менее следует при­знать, что такая формализация может представлять педа­гогическую ценность, так как позволяет путем сравнения формул выявить связи между описываемыми явлениями.

Действительный реализм Гейгера состоит в том, что, отбросив предустановленные идеи, связанные с позити­вистской или естественно-правовой трактовкой права, он-стремится опереться на факты, взятые у этнологии, исто­рии, современной юридической практики. Им глубоко про­анализированы многие частные проблемы — психологиче­ский генезис обычая, измерение эффективности, раскол морали в индустриальных обществах и т. п. Возможно, что эти частности в большей мере, чем сама система, способ­ствовали тому, что труд Гейгера в конце концов получил признание, которое он заслуживал.

С приходам к власти Гитлера Гейгер эмигрировал в Да­нию и даже получил датское гражданство. Это объясняет, почему первое издание книги «Начала социологии права» вышло в Копенгагене. Пребывание в Дании отразилось в-учении Гейгера, ибо здесь он встретился со «скандинав­ским реализмом» — Уппсальской школой права. При неко­тором совпадении позиции социологии права и «сканди­навского реализма» (в особенности в том виде, как он вы­ражен в книге К. Оливекрона «Право как факт») методы этих направлений были различны, ибо у «реалистов» пре­обладали логический и дедуктивный методы. Отсюда поле­мика Гейгера с датским «реалистом» А. Россом.

ПЗ-

7. АМЕРИКАНСКАЯ РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА: СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ЮРИСПРУДЕНЦИЯ

Это именно американская школа, то есть школа стра­ны, где, говоря о праве, имеют в виду прежде всего право, создаваемое судами. Если глава этой школы Р. Паунд пре­подавал право в Гарвардском университете, то такие ее наиболее известные приверженцы, как Холмс, Кардозо, Брандейз, были судьями Верховного суда США, прилагав­шими существенные усилия к тому, чтобы отразить в ре­шениях этого суда некоторые установки доктрины. К чему же сводилась эта доктрина? Она имела две стороны: одну, обращенную к науке, другую — к практике.

В научном плане этой доктрине, несомненно, свойстве­нен социологический подход, поскольку она стремилась связать право с тем, что находится вне его, то есть с 'дру­гими социальными явлениями. Этот общий подход нашел свое конкретное выражение в серии формул, например та­ких: законы и судебные решения приводят к последстви­ям в социальной жизни; развитие общества определяет развитие права; эффективность юридических норм зави­сит от степени их поддержки общественным мнением и т. д. Сегодня все это представляется банальным. Но в кон­це прошлого века сословие юристов и особенно судьи мыс­лили иначе. Все эти установки были систематизированы Эрлихом, и поэтому неудивительно, что с изданием его книги в США она была воспринята как манифест уже утвердившейся доктрины.

Самый оригинальный вклад школы в юридическую со­циологию — оригинальный до такой степени, что он не был воспринят за пределами Америки, — это стремление представить право в новом свете, включив его в более широкую 'Социологическую категорию социального контро­ля. Паунд находился под прямым влиянием автора этого понятия Э. Росса. У Росса, да и вообще у американской социологии, социальный контроль — это совокупность всех средств, с помощью которых общество обеспечивает свое нормальное функционирование. Этому служат не только нормы, тем более не только нормы, содержащие санкции. Социальный контроль — это смягченный вариант социаль­ного принуждения. Среди конкретных форм этого контроля.наряду с нравами и этикой называют такие разноплано­вые явления, как воспитание и искусство, личные идеалы и меры поощрения. Любое самое малейшее влияние цело-

!20

го на составляющие его части оказывается проявлением социального контроля. Разумеется, право всегда фигуриро­вало в списке форм этого контроля. Заслуга Паунда в том, что он по-новому осмыслил и определил значение права как элемента социального контроля. Оно не просто эле­мент, равнозначный с другими; в современных обществах право — главный инструмент социального контроля, и, как считал Паунд, это хорошо. Таким образом, юрист в Паун-де возобладал над социологом, и это дало кое-кому осно­вание полагать, что у социологической юриспруденции социологической была только внешность⁶⁶.

В практическом плане американская школа уделила особое внимание судебной деятельности. Исходя из извест­ной формулы Холмса о том, что жизнь права не в логике, а в опыте, представители этой школы настаивали на из­менении методов принятия судебных решений, замены дедукции индукцией, учета в каждом конкретном случае-возможного эффекта решения. Это означало наделение судьи не только свободой толкования, но и правотворче­скими полномочиями в духе учения Эрлиха. Этот метод может быть квалифицирован как социологический лишь в-том смысле, что он противопоставлен традиционному «су­дебному силлогизму». В сущности, это метод «решения по. справедливости», но такой социологический феномен существовал во все времена, и очевидно, что он еще не­свидетельство социологии в ее научном значении.

Поэтому Р. Тревес всегда настойчиво различал юриди­ческую социологию и социологическую юриспруденцию.. По его мнению, в сфере судебного применения права со­циологические установки в конечном итоге лучше приспо­сабливаются к юридическому позитивизму, чем к социоло­гической юриспруденции и методам «свободного права» ⁶⁷_

8. АМЕРИКАНСКАЯ РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА: К. ЛЛЕВЕЛЛИН

К. Ллевеллин обладал широкой культурой, имел опыг законоподготовительной работы (подготовка Единообраз­ного торгового кодекса США), занимался этнологически­ми исследованиями. В его социологической доктрине про­слеживается влияние различных источников. Прежде все­го — это социологическая юриспруденция и особенно идея-социального контроля с акцентом на интегративную функ­цию права. Далее — это влияние М. Вебера и его тезиса

•об особой роли «правового персонала». Следует также упо­мянуть Эрлиха (идея живого права, спонтанно складываю­щегося в обществе) и, возможно даже, М. Ориу и его ин-ституционализм. Для Ллевеллина право нечто большее, чем просто сумма разнообразных юридических норм, оно — создаваемая обществом институция, в которой участвуют все люди, как те, кто применяет нормы, так и те, к кому эти нормы применяются. Применение норм в свою оче­редь достаточно сложное явление. Оно не чистая проекция правовых норм, а результат взаимодействия этих норм и сложившейся правоприменительной практики. В конечном счете наиболее оригинальная черта концепции Ллевелли-ла состоит в том, что он привлек внимание социологов лрава к значимости и автономности правоприменения.

II. НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ ^: