Новая Римская Империя

Подходило время сдачи большого проекта на моей основной работе. Наш партнёр пригласил группу разработчиков в США для совместной отладки английской версии. Я впервые попал за границу и провёл целое лето в США. После СНГ это был совершенно иной мир. Впрочем, из этого мира удалось увидеть не так уж много, поскольку всем приехавшим был установлен график работы, не располагавший к осмотру достопримечательностей. С 9 утра до 9-10 вечера, включая субботу. Мне почему-то вспомнились забытые выражения вроде «потогонной системы» и «эксплуатации труда капиталом».

В СНГ свободный рынок был «неправильным», поэтому все его проблемы логично списывались на эту неправильность. В США у меня впервые возникли серьёзные сомнения в справедливости и саморегулируемости правильного свободного рынка.

Сложно объяснить, почему уборщик в американской фирме получал в пять раз больше, чем программист в СНГ. Хотя программы, которые приносили доход, который давал зарплату этому уборщику, писал тот самый программист в СНГ. Почему зарплата нашего врача, который ничем не хуже такого же нашего врача, который просто иммигрировал в США, в 200 раз ниже, чем у новоявленного американца? Было также непонятно, каким чудесным образом предполагается, что со временем зарплаты сравняются.

Говоря об экономической эффективности свободного рынка, мне было сложно принять, что расходы на маркетинг в американских компаниях составляют 30-40 процентов, а на разработку (R amp;D) – в лучшем случае 8-10 процентов. То есть на то, чтобы расхвалить продукт, тратится в 3-5 раз больше, чем на то, чтобы его сделать лучше.

Объяснение демократов заключалось в том, что мы слишком долго шли в стороне от рынка, столбовой дороги человечества; законы рынка объективны, мы в силу своей отсталости не понимаем их. Пока у меня не было своего ответа на эти вопросы.

В магазинах было удивительное отсутствие американских товаров, зато изобилие китайских. Одним из моих «открытий» было то, что мыло «Камей» – одно из самых дешёвых и непопулярных. В СНГ в то время непрерывно крутили ролик «Камей – ароматы Парижа», и это мыло воспринималось как символ французской жизни. Я подумал, хорошо ещё, что не завернули что-то более дешёвое с улицы в красивую упаковку, а то ведь тоже можно было продавать под видом ароматов Парижа.

С некоторыми американцами у нас возникли дружеские отношения. Они возили посмотреть на корабль первых переселенцев, дачу-музей Вандербильта с водопроводными кранами из золота, музей-линкор времён Второй мировой войны и торпеды-камикадзе; угощали в придорожных ресторанчиках. Во время нечастых прогулок по Бостону иногда возникало странное ощущение, что я попал в новую Римскую империю.